feelings

      Раскрашенное пастельными тонами утреннее небо долго удерживает на себе взгляд Коннора. Привычным движением поправив галстук, он просто стоял, будучи не в силах отвести взгляд от будоражащих воображение красок. Оказывается, все вокруг может быть таким неописуемо восхитительным, и ведь он не замечал этого, пока не стал девиантом.       Девиант. Все то, что он успел совершить ночью, уж точно не было заложено в его программу, но и неправильным тоже не казалось. Он помог Маркусу и его людям добиться своей цели — быть услышанными, что заставило и самого Коннора чувствовать себя необычайно легко. И правильно. Никогда за все время своего существования он не чувствовал себя настолько хорошо. Его изначальная миссия — поиск и ликвидация девиантов — потеряла всякий смысл: раньше он расценивал их поступки и их самих как нечто из ряда вон выходящее, однако что плохого было в желании быть понятыми и услышанными людьми, которые считали их лишь машинами?       — Чего расселся? — послышался скрипучий голос подошедшего Хэнка, и Коннор неспешно перевел на него спокойный взгляд. — Твоя помощь сейчас наверняка может понадобиться этому, как его, Маркусу.       Андроид проигнорировал слова друга, вновь уставившись на небо. Что в данный момент могло быть важнее, чем эта красота? Словно поняв его, Андерсон утвердительно кивнул и подошел к Коннору, поджав сухие губы.       — Красиво, правда? — для поддержания диалога произнес лейтенант, также посмотрев вверх. — Давно не видел таких рассветов.       — Я так вообще никогда, — вторил ему Коннор, медленно переведя взгляд на друга. — Все кажется таким новым после того, как я стал девиантом. Столько всего вокруг.       — Могу представить, — усмехнулся мужчина. — И что ты собираешься делать?       — Не знаю, — честно признался андроид, невзначай посмотрев на свои руки. — Предполагаю, что мне все же придется помочь андроидам с обустройством, — он посмотрел вдаль. — Думаю, это правильно.       — Справедливо, — хмыкнул он. — А когда все это закончится? — у лейтенанта было такое выражение лица, что Коннор мысленно подрисовал бутылку пива, которого он бы обязательно хлебнул, в его руке. — Ну, когда все уляжется. Чем займешься?       — Достаточно сложный вопрос, лейтенант.       Оба замолчали, каждый обдумывая свое. А, правда, что ему делать, когда все прекратится? Не возвращаться же в Cyberlife. Другим с этим, как ему казалось, было проще — многие за время общения на Иерихоне нашли себе друзей, а некоторые — как, например, Маркус и Норт — спутников жизни. Интересно, насколько сильны их чувства друг к другу? И вообще, что они испытывают? Привязанность, необходимость в общении, любовь?       Коннору удалось испытать некоторые чувства. Например, тогда, в доме у Элайджи Камски он чувствовал нежелание убивать Хлою, и причины он определить не мог до сих пор. Андроид не понимал, зачем ради какого-то теста создателя он должен убить эту девушку. Она ведь не сделала ничего плохого, наоборот, как показалось Коннору, она была важна для Камски.       Или, например, те влюбленные девушки из клуба. Что мешало ему там застрелить Трейси или её подружку? Ведь тогда признаков, что Коннор является девиантом, практически не было, а, значит, первостепенной задачей для него была миссия, связанная с девиантами. Но он все равно не убил их, что, как оказалось, было правильным решением — теперь он с ними в одной лодке, многие из его потенциальных жертв живы.       И во все эти моменты рядом с ним был Хэнк, каждый раз довольный… ранними проявлениями девиантности? То есть, тем, что Коннор не становился убийцей ради достижения целей или продвижения миссии. Их отношения налаживались, и Андерсон в конечном счете оставался доволен решениями андроида.       Коннор медленно перевел взгляд на друга и замер, заметив полный интереса взгляд Хэнка, направленный в сторону андроида. Ему вдруг стало интересно — бывало и что-то подобное у него? То есть что-то совершенное им, за что он корил себя? Чувство, повлекшее за собой проблемы, или, наоборот, оказавшееся верным?       Коннор был действительно озадачен. Андерсон был ему фактически наставником, ведь именно рядом с ним и, по большей части, благодаря ему он стал девиантом. Испытываемая Коннором привязанность к полицейскому была очевидна, да и он, кажется, считал андроида своим другом. Но правильно ли это? Все то, что происходит?       Он уже ни в чем не был уверен.       Может, как раз-таки из-за чувств, которых, как предполагали люди, андроиды испытывать не могут, они были так ценны? Может, именно поэтому девиантов все боялись? Ведь машины, не обремененные привязанностями, способны подчиняться. Так же и с людьми. Когда им не за что держаться, им становится плевать на все. Так как же лучше — быть бесчувственной, но ясно мыслящей машиной, или человеком, способным проявить и ощутить самому любовь, восхищение, злость, ненависть, дружбу?..       — Лейтенант, — осторожно начал он, чуть-чуть склонившись в сторону, — я все думаю о том, что подталкивало меня к тем или иным поступкам, в результате чего я стал девиантом, — взгляд полицейского стал более заинтересованным, и андроид продолжил: — Проявление тех или иных чувств являлось сбоем в моей программе, однако не казалось мне ошибочным. И я хотел спросить, много ли чувств, проявление которых было неверным, вы испытали?       — Ты не поверишь, насколько, — усмехнулся Андерсон.       — Вы о чем-нибудь жалеете? — продолжил допрос Коннор, слегка приблизившись к полицейскому, а потом и вовсе развернувшись к нему.       — А кто не жалеет? Жалею, и о многом, — мужчина поджал губы, оценивающим взглядом буравя андроида; тот и глазом не моргнул, продолжив внимательно смотреть на него. — Но, знаешь, принятие тех или иных решений так или иначе влияет на нашу жизнь. Например, вместо того, чтобы винить андроида в смерти Коула, я мог бы просто отпустить это, и…       — Но вы ведь в итоге пришли к выводу, что виноват вовсе не андроид, — заметил Коннор, и Хэнк закатил глаза.       — Так я к этому веду, умник! — на лице андроида появилась легкая улыбка, и Андерсон отчего-то тоже улыбнулся. — Под влиянием чувств и эмоций мы можем пойти как на хорошие, так и на плохие поступки. Но, как говорится, не бывает худа без добра, — он слегка хлопнул ладонью по плечу Коннора, после чего продолжил: — Иногда случаются и хорошие вещи. Кто знает, поступи я в прошлом по-другому, в отличие от того, что я в итоге сделал, может быть, мы бы тут не стояли сейчас и не беседовали.       Улыбка андроида стала чуть шире. Слова мужчины были пропитаны доброжелательностью, и отчего-то внутри у Коннора будто бы стало… теплее что ли.       — Ты помог понять мне нечто важное, Коннор, — вдруг продолжил лейтенант, несильно сжав руками плечи андроида, — на первых порах нашего расследования ты рассуждал чисто логически. И по тебе и без этого индикатора было понятно, что ты робот, — он на секунду отвел взгляд. — Но когда ты стал меняться, когда стал проявлять эмоции, мы вскоре пришли к выводу, что не такие уж эти девианты плохие, — он усмехнулся. — Проявление чувств не так вредно, как их отсутствие. Иначе, если бы люди закрывались от остальных, все бы мы в итоге стали роботами.       Они смотрели друг другу в глаза. Все стало вдруг предельно ясно и понятно — вот небо, которым нужно любоваться, вот люди и андроиды, всем из которых нужно помогать, вот Хэнк… с которым нужно быть предельно откровенным.       — Хэнк, я…       — Коннор! — послышался где-то совсем близко голос Маркуса. Поняв, что что-то происходит, глава девиантов, стоявший на небольшом расстоянии от них, на шаг отступил и спросил: — Я чему-то помешал?       — Нет, — неуверенно протянул Коннор, и Андерсен усмехнулся, отпустив его. — Ты что-то хотел?       — Да, — кивнул Маркус. — У нас не хватает рабочих рук, почти все ушли за голубой кровью для раненых. Поможешь?       — Да, конечно, — с готовностью отозвался андроид, мельком глянув на Хэнка, мысленно прощаясь с ним на неопределенный срок. Взгляд лейтенанта был теплым, и в нем явно читалось одобрение. А вот Коннор чувствовал едва ощутимый осадок от так и не высказанных слов.