***
Гэвин, чертыхаясь, ускоряется, вжимая рукоять с бешеной силой. Он с ненавистью вслушивается в собственный ритм пульса, который больше похож на табун диких мустангов, чем на нормальное человеческое сердцебиение. Этот навязчивый звук с болью отдавал в самые виски, напоминая о причине нахлынувших чувств мужчины, который так отчаянно пытался от них убежать. Сердце болезненно сжималось, а ненависть к себе, которая, без всех этих обстоятельств, копилась в Риде долгие годы, только усиливалась и наталкивала на ужасающие маниакальные идеи. Из-за своего истерического состояния он даже не замечал, с какой же дикой скоростью проносятся машины вокруг него, на самом деле он был бы не прочь дернуть руль посильнее и оказаться расплющенным фаршем на злополучном шоссе. Фарш. Ну да, конечно, он всего лишь гребанный кожаный мешок "для него", не более того. От подобной мысли защипало то ли в груди, то ли в глазах. – Твою мать. Ебаный Гэвин, сука, Рид, какой же ты на самом деле жалкий кусок мяса? – прокричал во все горло сам себе мужчина, даже не думая сбавлять газ.***
Гэвин, сука, Рид. Это междометие уже стало крестным именем для детектива департамента полиции Детройта. Не сказать, что он был ненавистен абсолютно всем в участке, но все-таки пересчитать по пальцам людей, которые лояльно относились к офицеру, было бы проще. Всегда высокомерен, всегда неуважителен, всегда до мерзкого не сдержан в поведении. Рид с самого детства усвоил для себя урок жизни, осознав, что правило у этого мира только одно: убей или будешь убит. Если уж и вспоминать то, каким Гэвин был раньше, то можно полностью понять и – с тяжёлой душой – принять характер офицера, ведь у каждого говнюка за спиной прячутся самые ужасающие скелеты, которые всегда ломают в прошлом робких и хороших людей. Но детектива никто не мог понять, ведь он как броненосец, всегда прятал свои чувства, свою личную жизнь и свою историю за крепкой и непробиваемой броней из сарказма, снисхождения и отвращения ко всем и всему. Уважения к нему можно было сыскать лишь за упорную работу и ответственность к своему делу, но, конечно же, не в бумажных и скучных офисных поручениях. Гэвин ненавидел проигрывать, всегда шёл по головам, наплевательски относясь к чувствам людей, что его окружали в работе и в жизни. Из-за такого жизненного уклада у него не было друзей. Совсем. Ни одного. Как и серьёзных отношений с женщинами; настолько у Гэвина все было плохо с эмпатией и социализацией, что дело никогда не доходило до интима, его просто слали на все четыре стороны. Конечно же, у него была невообразимо большая коллекция историй о его мачо-похождениях, но и там не было капли правды. Рид, в свои уже тридцать шесть лет, был лишь незавидным девственником и маминым онанистом. Несомненно, он хотел испытать опыт хотя бы с проституткой, но подобная деятельность была запрещена законом уже довольно давно, а развлекаться с сисятыми манекенами не позволяла гордость. Да боже, что уж там, он бы и не выдержал всего того отвращения даже к живой "использованной" много раз женщине, ради какого-то там секса. Подумаешь, девственник на четвертом десятке лет, как будто что-то плохое. Ну а что насчёт друзей, всем было глубоко до лампочки на душевные терзания детектива и разбираться с причинами его поведения, пытаясь понять и проникнуться его сложным внутренним миром, не было желания ни у кого. Ведь мало кто будет терпеть, когда его просто мешают с грязью, всегда прямо выражаясь в своих мыслях. Никто не будет. Кроме него. Когда ненавистный Риду лейтенант «ёбаная сука» Хэнк Андерсон с его жестяным Буратино снова нагрянули в участок, да ещё и после всего произошедшего в городе, Гэвин был готов взвыть от досады. Его надежды на то, что после того, как тупые пластиковые куклы проявят подобие самосознания, их всех сгребут на уничтожение и дышать станет в сто раз легче, были разбиты об пластмассовую жопу реальности. Кстати, офицер и сам не мог объяснить эту непонятную животную ярость и ненависть, просыпающуюся при любом упоминании или виде какого-нибудь жестяного придурка. Как будто ему больше было ни о чем подумать и нечего делать, кроме как заниматься самокопанием и искать внутри причины своей неоднозначной реакции на тостеров с мозгами, просто ненавидит и все. А теперь у них ещё были какие-то свои права и свободы, замечательно. На этой прекрасной ноте, Рид осознал, что жизнь его не просто не любит – она его ненавидит. Подарок в виде вернувшейся к работе сладкой парочки Ватсона и его механического Шерлока не был единственным сюрпризом для Гэвина Рида. В горле пересохло от воспоминаний, а сердце пропустило удар.***
Вот бывает такое, что человек заходит в помещение и от него исходит аура позитива, хорошего настроя, солнечной энергии; бывает, что заходит другая персона, от неё веет мрачным, депрессивным состоянием – на вид он весь поникший; а вот то что было при появлении этого, офицер и вовсе не знал как описать. В душу будто бы закрался разрастающийся холод, казалось, будто лёд, с характерным треском, расползается по стенам участка все ближе и ближе продвигаясь к детективу Риду. В воздухе будто бы замёрзли абсолютно все пылинки и атомы, замораживая время и людей вокруг. Атмосфера, как по шкале градуса, начала медленно подниматься вверх к тревожной надписи напряжение. Вокруг этого не было и намёка на хаос. Холодный, оценивающий взгляд серо-голубых глаз сталью упал на фигуру офицера, сканируя будто бы каждую соринку на одежде мужчины. Гэвин при этом замер в позе очень «воспитанного» полицейского, закинув ноги на стол, полуразвернувшись ко входу в участок и расслабленно развалившись на офисном кресле, кстати, все ещё удерживая в руках свой сенсорный телефон. Он не мог даже шевельнуться под этим тяжёлым взглядом, который не выражал абсолютно никаких эмоций. Гэвин будто бы очнулся от наваждения, возвращаясь в реальный мир, ловя звуки перезвона офисных телефонов и разговоров других сотрудников. Поёжившись от нахлынувших чувств, он удивлённо похлопал глазами и слишком уж резко, до хруста в шее, развернулся к рабочему месту Коннора. На лице детектива отражалось сразу несколько эмоциональных состояний, от шока, до непонимания, с щепоткой растерянности. Он даже не заметил, как открыл рот от удивления, кидая взгляд то на Коннора, который с видом преданного пёсика, спокойно ворковал о чём-то с лейтенантом Андерсеном, то на эту непонятную махину, которая с важным видом уже направлялась в сторону Рида. Детектив хотел было растерянно произнести имя тупого тостера, но умение говорить у него будто бы украли вместе самоконтролем и вечно надменным видом, бровь предательски дернулась, а из себя он смог выдавить только протяжённое и растерянное «а, э?..». Огромное истуканище, явно выше даже самого Коннора, встало рядом с рабочим местом Рида, поправило воротник пиджака и, совсем отличным от Коннора тяжёлым голосом, холодно произнесло: – Модель RK900, серийный номер 313-248-317-87, прислан из Сайберлайф в качестве извинения за причинённые технические неудобства с рабочими моделями андроидов PM700 и PC200. Так же и в качестве вашего напарника. Андроид поднял свой взгляд с детектива куда-то в пустоту, даже и не пытаясь изобразить хоть какое-то подобие заинтересованности, как если бы это был его близнец Коннор. – Ебаный пиздец, – произнёс ошарашено Гэвин.