Любой ценой

Боль, внезапно пронзившая его изнутри, была невыносимой. Казалось, что тонкие ребра покрываются сетью трещин и ломаются на мелкие осколки, впиваясь в изувеченное сердце. Он чувствовал, как охладевающая кровь вытекает из открытой раны, стекает по внутренностям, сковывая их вязкой пеленой. Дыхание перехватило почти мгновенно, не давая сорваться с губ тому единственному слову, которое он так часто повторял последние восемь лет. “..но вдруг зеркало так перекосилось и задрожало, что вырвалось у них из рук и полетело на землю, там оно разбилось вдребезги. Некоторым людям осколки попали прямо в сердце, — это было ужаснее всего — сердце превращалось в кусок льда”... Его собственное сердце разрывалось на части. Агеро уже испытывал что-то похожее в тот день, когда потерял Баама в первый раз. То же ошеломляющее чувство резануло его и тогда, когда он узнал о смерти Кисеи. Ещё одна рана - новость о том, что Мария прошла испытание Захарда. Потерять нескольких близких людей за одну жизнь? Или потерять одного близкого человека дважды, трижды, бесконечное количество раз? Первая участь уготована каждому живому существу. Вторая - только самым слабым, вынужденным вечно плестись позади всей команды, что бы там ни думали остальные. Ни черта они не понимают. В тот день, восемь лет назад, это было только начало. Первый человек, которого он назвал своим “самым драгоценным” другом. Первый, ради кого он готов был жить, ненавидя себя, только ради отчаянной надежды увидеться снова, пить чай в комнате отдыха, сражаться рядом, разговарить. Просто быть. “Взявшись за руки, дети пели, целовали розы, смотрели на ясные солнечные блики и разговаривали с ними. Как прекрасны были эти летние дни, как хорошо было сидеть рядом под кустами благоухающих роз, — казалось, они никогда не перестанут цвести”. Пропустив первый удар, Кун молча глотал все остальные. Каждый раз, когда ему не хватало сил, чтобы остановить Баама. Каждый раз, когда его самый драгоценный друг падал без чувств от усталости, а Хва-Рью говорила: “Не прикасайся к нему. Он должен пройти это испытание САМ”. Каждый раз, когда Баам уходил на высококлассные тренировки с очередным светилом Башни, а Кун изматывал себя до полуобморочного состояния, пытаясь освоить хотя бы азы новой техники. “И вдруг — как раз на башенных часах пробило пять — Кай вскрикнул: — Меня кольнуло прямо в сердце!” Да, он был хорош во многом. Очень хорош. По сравнению с КЕМ? Точно не с Баамом, Андросси, образом Захарда или Уайтом. “Я - тот, кто тормозит нашу команду. Несмотря на то, что я стараюсь больше всех, я не могу догнать ни одного из тех, кто стал для меня важен”. Ни одного. Даже тупой Кроко обошел его в простом испытании, вежливо предоставив третье место… из трёх. Возможно, эта ничтожная участь - сдохнуть с легкой подачи Рахиль, приняв её “помощь” по слабости, - это как раз то, что больше всего подходит ему, не сумевшему быть на равных с самым дорогими для него людьми. “Давайте двигаться вперед медленнее, зато вместе, господин Кун!” От этой чистой, наивной фразы Куну хочется смеяться. Над собой. Потому что Кун знает, что ему самому кишка тонка вот так протянуть руку и дать обещание, которое хочет выполнить любой ценой. “Медленнее, но вместе”. Куда уж медленнее, Баам? Мы здесь, напротив этого чертова Зеркала, полагаемся только на силу Заклятого Врага Урека Мазино, в то время, как ты сотрясаешь мир, разрывая его ошеломляющими атаками против Короля Башни. Это просто невыносимо. Агеро прикладывает немеющую ладонь к сердцу, концентрируя Шинсу на кончиках пальцев. Он чувствует, что ещё пара ударов разодранного в клочья сердца, и он снова останется позади всех. На этот раз - навсегда. “ Любой. Ценой. Да, Баам?” Вокруг ладони расплывается ажурное кружево инея. Тонкие узоры промораживают грудную клетку насквозь, оплетая осыпающиеся ребра, заполняя пустое пространство льдом вперемешку с кровью. Кажется, это сердце протянет ещё немного, если снизить температуру тела до критической точки. А наполнять кровь кислородом можно и с помощью того же Шинсу. Всё нормально. Должна же и Куну улыбнуться удача - хотя бы в таком жалком деле, как спасение своей жизни. “Эй, синяя черепашка!” - верещит Рак так громко, как будто пытается призвать сюда Баама. …”— Наверное, выскочило, — сказал он; но в том-то и дело, что не выскочило. Боль прошла, но осколок остался”... “Всё… нормально”. Едва слышно роняет Кун, отнимая ладонь от груди. Холод, пронизывающий всё тело, начинает понемногу отступать. Всё его тело ощущается неясно, как будто в полусне. Оно легкое, почти невесомое - как будто душа, скинувшая оковы, держится в этом мире за тонкие, сверкающие нити, привязанные к кристально чистому сосуду. “Всё нормально. Идём.” Повторяет Кун, поднимая взгляд наверх. Узоры инея смотрятся потрясающе красиво в его безжизненно-холодных, сапфировых глазах, пронизанных ледяными осколками до самого основания.