До рассвета

Это всё в нём. В его худом, бледном, как полотно, теле. В каплях пота, стекающих с ключиц вниз, оставляющих мокрые дорожки на груди. В рваных полувздохах-полустонах. В ритмичных движениях. Он откидывается назад, задыхаясь, на секунду приоткрывает затуманенные синие глаза, а потом снова уходит в забвение, кусая губы и царапая ногтями простынь. Что-то потустороннее, что-то сумасшедшее – в нём. Мысли Артура блуждают, и он не может сосредоточится ни на одной конкретной. Он проводит ногтями по бедрам Мерлина, оставляя красные полосы. Не дает себе закрыть глаза, чтобы не пропустить ни секунды этого странного, завораживающего зрелища. Мерлин насаживается глубже, заставляя Артура закидывать голову и ловить ртом воздух. Король видит его полностью, видит, как он закрывает глаза и слегка покачивает головой, словно в такт какой-то ему одному слышимой музыке. Луна освещает его тело голубоватым светом. В комнате холодно, и оно все покрыто мурашками. Король ощущает их под пальцами. Артуру стыдно, стыдно за каждую, хоть малейшую боль, которую он причинил Мерлину. За каждую непосильную ношу, которую он заставлял его тащить. За каждую тренировку, где Мерлин выступал живой мишенью. «Боже, какой он хрупкий, - думает Артур. – Какой тонкий. Почти хрустальный». Его накрывает, он движется в такт Мерлину, приподнимая бедра, толкается ему навстречу. Мерлин впивается зубами в тыльную сторону ладони, чтобы не заорать на все покои. Артур легко, но властно отводит его руку от лица и слышит его хриплый, протяжный стон. И ему окончательно сносит крышу. Он приподнимается, обхватывает Мерлина, прижимает к себе. Кусает шею, нежно, тут же зализывая языком. Мерлина трясет. Он кончает, изливаясь Артуру на живот, и Артур почти без промедления следует за ним. Они лежат на широкой кровати, Мерлин прижимается затылком к деревянной спинке. Артур следует взглядом за узорами на балдахине. Они и не могут толком понять сейчас, с чего все началось. У Мерлина совершенно стеклянный взгляд. Артуру страшно даже предположить, что сейчас в его голове. С какими предрассудками он борется. Король внимательно следит за тем, как меняется лицо слуги. От отражения полного отсутствия оно переходит в отражение негодования, рассерженности, даже злобы. Мерлин злится на себя. Ему стыдно. Он порывается встать, но Артур хватает его за запястье. - Пусти. Гаюс будет волноваться. - Теперь ты будешь спать тут. - Это приказ, мой король? – язвит Мерлин. - Мерлин, я... Артур медленно укладывает его обратно, нависает над ним, целует в губы до невозможности медленно и сладко. Мерлин приоткрывает губы, давая запустить язык в рот, и несколько минут они не могут оторваться друг от друга. Артур скользит рукой вверх по его телу, проводит по груди, зарывается пальцами в волосы. Ему хорошо, до безбожности хорошо – и странно. Потому что он никогда не думал, что ему придется когда-нибудь целовать эти губы, которые так часто складывались в дружескую поддерживающую улыбку для него. Исследовать это тело, над которым он насмехался совсем недавно, считая тощим и угловатым по сравнению со своим. - Я чувствую себя Гвен. - Не надо про Гвен. Только не сейчас. - Как это все случилось? - Неожиданно, - Артур кладет скрещенные локти на кровать рядом с плечом Мерлина, вглядываясь ему в глаза. - Эксперимент? – нарочито небрежно бросает Мерлин, но сведенные брови и сложенные на груди руки выдают его с головой. - Скорее, совершенно неожиданный опыт, - выдает Артур и добавляет. – Приятный. - Ты и так относишься ко мне не лучше, чем к грязи на подошве, а теперь я ещё и твоя личная подстилка, - Мерлин, наверное, никогда не научится думать, прежде чем сказать. Он сжимает губы, понимая, что самоуничижение в этой ситуации не лучший выход. Подумаешь, король и слуга перебрали на пире лишнего. Подумаешь, Мерлин стянул с него рубашку, ещё как личный слуга, а штаны уже снимал, как любовник. Подумаешь, все Мерлиновские убеждения полетели черту под хвост. Артуру вспоминаются его ощущения десять минут назад. Хрустальный Мерлин, картинки боев перед глазами, когда его били, швыряли, ранили. Моменты, когда он сам причинял ему боль. Толкнул на землю – смешно, забавно, рыцари погоготали. А потом фиолетовый, совершенно неуместный синяк на тонкой белой коже. Он никогда не признавался самому себе в том, что он чувствует боль Мерлина, как свою. Был наигранно небрежен, как и полагается обращаться со слугами – будто они не совсем люди. А внутри все переворачивалось, когда он видел Мерлина, перевязывающего собственные раны. Мерлина, который терпел все толчки и ссадины. «Господи, Мерлин, я тебя вовсе не шпыняю, это всего лишь дружеская возня» - говорил он раньше. Теперь хочется шептать ему на ухо, целовать хрупкие плечи, закрывать собой от всего внешнего мира. Артур выпадает из транса, когда Мерлин снова порывается уйти – на этот раз хватая с собой одежду. Король едва успевает остановить его, свешиваясь с края кровати, и усаживает рядом с собой, надавливая на плечи. - Прости меня. Прости меня, Мерлин, я идиот, - шепчет Артур. Он прокладывает дорожку губами от затылка до лопаток. Целует каждый позвонок, очерчивает торчащие лопатки, покрывает поцелуями плечи. Мерлин тихо дышит, с замиранием сердца прислушиваясь к каждому поцелую, к каждому еле слышному слову. Мерлин не знает, простит ли он все Артуру и поверит ли его словам. Но одно он знает точно – нет смысла уходить, хотя бы до рассвета. Поэтому плотнее сжимает его ладонь, лежащую на кровати, гладит подушечкой среднего кольцо на большом пальце Артура. Дает уложить себя на кровать и смотрит, как становится светлее небо где-то далеко на востоке.