Боль

Горячая ладонь коснулась спины, и тело свело от обжигающей боли. Он обещал себе не кричать, поклялся именем Великого Охотника, что он, сын Наркилона, больше никогда не издаст и звука. Чтобы с ним ни делали... Но тело решило иначе. - Не сдерживай себя...- тихий голос гулким эхом разлетелся по камере. - Если держать боль в себе, то...то... то твои шестерни сорвутся с резьбы. А нам это не нужно, верно? Эльда заплакал, содрогаясь от страха и отвращения. Рука мерзким, склизким пауком опустилась на волосы и взлохматила их. Так когда-то делала в Валиноре аммэ. И погибший в Гаванях атар...А сейчас - Мучитель. - "Не прикасайся ко мне. Не прикасайся..." - Вот видишь, куда заводит упрямство. Вы, эльдар, совершенно не думаете о будущем, и не умеете идти на сделку со своей совестью. Что и выходит вам всем боком, конечно. Рвота подкатила к самому горлу, и лёгкие наполнились запахом разложения, ржавчины и вонючего, прогорклого масла, которым тут часто смазывались кандалы. И безумные механизмы, являющиеся предметом гордости Мучителя. Ладонь опустилась ниже, едва зажившие раны вновь вскрылись, пузыри от ожогов - островки боли, наполненные огнём и кислотой, - лопнули, обдав нестерпимой волной жара. Невидимые шипы сдавили грудь, а кандалы ещё сильнее стянули запястья своими стальными челюстями, врезаясь в кожу и разрывая её. Тёплая кровь заструилась по руке, неприятно щекоча. Нолдо больше не существовал - был только жалкий тлеющий уголёк, безнадёжно проигрывающий безжалостному северному ветру, который в бессильной жажде жить лишь ещё больше растрачивал остатки тепла. Смех - искренний, но больше похожий на хихиканье ребёнка, - раздался позади. - "Ни пошевелиться, ни умереть..." - мысль, - быть может, последняя в жизни, - прозвучала в сознании отстранённо, даже равнодушно. Таким тоном обычно отдают приказы или возвещают приговор, не подлежащий обжалованию. - Бедняга, - сквозь смех произнёс Мучитель, - ты так долго не протянешь...Но может, всё-таки прекратишь эту бессмысленную, тягостную муку? Только... -Убей...Тогда, - с трудом просипел эльда, откашливая остатки рвоты. - Убей. И дело с кон-цом... Послышался вздох - казалось, слова нолдо прозвучали оскорбительно для смеявшегося.Словно ребёнок, предложивший своему лучшему другу поиграть, услышал - только подумать! - жёсткое и холодное "нет". - Ну вот почему всегда так? Разве я многого прошу?! - в последнем слове прозвучала неприкрытая обида. - Только подумай: рассказываешь мне о расположении любимого творения Турукано, твоего обожаемого короля, а потом - о чудо из чудес! - шершавые губы коснулись уха эльда. Сам же нэр замер, вслушиваясь в свистящий шёпот. - ты свободен, забыл о кошмарах, которые творились с тобой из-за упрямства и глупости. Вернешься к семье... Сын Наркилона вздрогнул, ощутив, что ладонь стала ласково поглаживать спину. Как если бы отец успокаивал дитя, потерявшее любимую игрушку. Слёзы холодными бусинами потекли по щекам; руку свела судорога, и боль захлестнула нолдо с головой. Эльда тихо простонал, борясь с искушением и цепляясь за остатки гордости. Нет, нельзя! Он столько вытерпел - плен, пытки, издевательства, - и после этого нолдо предаст свой народ? Будет лебезить, ползать у ног врага, как побитая собака? Вернуться к семье. Он судорожно вздохнул, отгоняя от себя образы близких, друзей. Ладонь Мучителя опустилась на плечо, и потрясла его. Мягко, заботливо. Точно за спиной стоял тот, кто переживал за него, надеялся, что эльда выберет верный путь. - Ну, что скажешь? "...Треск костей и крики товарищей, сгорающих в горниле вечного пламени. Визгливый хохот. Обрывки песен о весне и Возрождении Арды, звеневших под потолком пыточной, и звучавших, как насмешка... - А ну-ка...Эй-эй-эй, не правильно! Обожди между ударами хоть какое-то время! Удар. Вскрик. Непонятно чей, но жуткий, пронизывающий до самой фэа, похожий на стон заживо погребаемого. - ..А вот сейчас лучше!..Вот видишь: теперь боль от одного удара не притупляет другой. Ну-ка, ещё попробуй... - Ты сдохнешь, Саурон! - Да. Но не сегодня, дружок.." - Н...НЕТ! - выкрикнул сын Наркилона, борясь со страхом, который зашевелился подобно клубку могильных червей внизу живота. - Мне очень жаль, - прорычал голос Мучителя. ...Он обещал себе не кричать, поклялся именем Великого Охотника, что он, сын Наркилона, больше никогда не издаст и звука. Чтобы с ним ни делали... Но тело решило иначе.