Through The Strings of The Puppeteer

Это дело безнадежно. Обреченность на провал читается в потухшем, загнанном взгляде доктора Бреннан, в яростном поджатии губ Беккет, в бардаке, который царит в обычно педантично чистом, правильном офисе Федеральной оперативно-следственной группы по борьбе с терроризмом. Отчаянье затапливает каждый уголок, прочно поселяется в затравленном взгляде Джеро, в яростных выпадах Моргана. В том, что чувствует сам Аарон. Тела. Маленькие тела, разобранные на части и собранные на манер марионеток - куколок с шарнирами на месте суставов и разукрашенными лицами. Красиво, тонко, искусно. И ужасно в своей безупречности. - Кто на такое способен? Вопрос Бута повисает в воздухе, отражается от стен, побуждая зажать уши. Они знают, кто способен на подобное, иначе Беккет не пригласила бы их работать вместе со своей группой. Слишком хорошо знают, видят логику в безобразнейших поступках, но не имеют сил исправить уже совершенное. Терпят поражение, ужаснейшее из всех. - Он похитил Мегги всего пять часов назад, - в голосе Джеро надежда, почти утраченная остальными, - она должна быть ещё жива. - Он хоронит их заживо, - доктор Бреннан тщательно скрывает дрожь собственных рук, - укладывает в гроб, фиксирует, ждёт, когда их сердце остановится. А потом... Они знают, что происходит потом. Со снимков на них смотрит коллекция кукол-марионеток - дети, мёртвые дети в возрасте от пяти до семи лет. Мегги повезло - куклой она уже не станет, Кукольника они поймали. Вот только найти её саму они уже не в силах. Найти её живой тем более. - Мы должны понять, где он похоронил её, - Беккет запускает пальцы в волосы, растрепывая идеальную укладку, швыряет папку, заставляя всех вздрогнуть от излишне громкого звука. - Ещё раз: что у нас есть? Бесконечный повтор деталей дела не помогает. На допросе Кукольник лишь презрительно самодовольно кривит губы, вызывая желание разбить их в кровь, вот только это все равно не поможет узнать у него место захоронения последней, пока еще живой жертвы. Время утекает сквозь пальцы. - Он должен начать говорить, - Беккет цедит слова сквозь зубы. У неё болит рука, которую сводит судорогой от излишнего напряжения, но она не замечает этого, заставляя Аарона все острее ощущать собственную беспомощность. - Мы должны расколоть его! Кейт срывается на крик, полный яростного отчаяния. В её глазах отчётливо читается желание измолотить Кукольника в фарш, сломать каждую кость в его теле, но вытащить, выскрести из его горла столь нужную информацию. Ей плевать на последствия, которые обязательно будут, но останавливает её совсем не это. Профиль. Чертов профиль Кукольника чётко говорит о том, что подобные меры не дадут результата. - Дай мне сделать это. Голос Прентисс заставляет Аарона вздрогнуть - он мертвенно холодный, лишенный малейших эмоциональных оттенков, не живой. Она обращается не к нему, смотрит прицельно на Беккет, словно говорит с ней на совершенно другом языке – понятном только им двоим. - Нет, - рычит та сквозь зубы. Хотч слышит в этом ярость, смешанную с нетипичной для Беккет обреченностью. – Я не позволю тебе… - Ты сама знаешь, что иначе он не заговорит, - резко перебивает Прентисс. Резко, намного резче и грубее, чем когда либо мог представить себе Аарон. Горло сводит предчувствием, что сейчас разговор идет совсем не о допросе. Не о том, что принято называть «допросом» в ФБР. - Я сама. Беккет резко встает со стола, на котором сидела, успевает сделать всего один шаг по направлению к выходу из зала для совещаний, прежде чем её останавливает смех. Прентисс смеется: зло, надрывно, потусторонне, и это заставляет Аарона вздрогнуть, а Беккет остановиться. - Не справишься, Кейт, - Эмили ухмыляется, прицельно игнорирует встревоженные взгляды членов обеих команд, смотря только в затылок замершей Беккет. Мурашки ползут по спине, все больше убеждая Аарона в том, что он не ошибся в своих предположениях. – Не в этом случае. - Ты сама учила меня, - Беккет шипит, жестом заставляя вскинувшегося было Бута замолчать, - ты и твой отец. Не достаточно? Прентисс молчит, заставляя лишь догадываться о том, что подразумевает отсутствие ответа. Хотча сглатывает застрявший в горле ком, не может найти слов, чтобы прервать затянувшийся спор, смысл которого не понимает большинство находящихся в комнате. Страх. Он испытывает дикий страх того, что будет, если спор решится в пользу Прентисс. Еще страшнее представить, что будет, если она в этом споре проиграет. За последние дни он видел слишком много детских тел. Хотч понимает, что Беккет сдается, еще до того, как она озвучивает принятое решение. В её фигуре на несколько неуловимых мгновений сквозит пораженческий надлом, который она старается не показывать изо всех сил. Голос, когда она произносит: «Я буду страховать», надламливается. Аарон уже знает, почему. - Что происходит? – Морган загораживает выход, понимая, что итог спора не может понравиться никому из них. - Попробуем допросить его еще раз, - голос Прентисс не дрожит, в нем вообще нет эмоций – ни страха, ни волнения, ни предвкушения. Она абсолютно спокойна, и от этой спокойности намного страшнее, чем от ярости Беккет. - Беккет страхует тебя внутри, - Хотч знает, что Эмили будет против его решения, знает, что за зрелище ждет его в той комнате, но даже не думает поступить иначе, - я буду за стеклом. - Я тоже, - голос Росси подобен его – не располагает к спору и подразумевает полное понимание ситуации. – Остальные продолжают работать здесь. Прентисс вздрагивает, на секунду прикрывает глаза, пряча от всех смятение. Беккет искривляет губы в ухмылке, ждет, что Эмили передумает, отступит, но Прентисс открывает глаза, пугая безмятежностью взгляда, и идет к двери. Беккет следует за ней, не разубеждая Хотча и Росси в том, что страховать они будут свою коллегу. На самом деле она боится, что их помощь понадобится Кукольнику. Хотч наблюдает за происходящим в допросной с дикой смесью ужаса, отвращения и восхищения, откровенно боясь собственных ощущений. Росси не выдерживает, оставляет его одного, буквально сбегая из комнаты, за зеркальной стеной которой идет… допрос. Хотч вздрагивает от звука захлопнувшейся двери, но не отводит от происходящего взгляда. На самом деле ему просто жизненно необходимо видеть, знать, оставаться по эту сторону стекла, не допуская и мысли о том, чтобы оставить Прентисс наедине с тем, что она делает. Кукольник сопротивляется. Действительно сопротивляется, но с каждой минутой в его взгляде надменности становится все меньше. Её место занимает страх, а затем и первобытный ужас, который стирает его личность, перемалывает её в прах, уничтожая не тело – то, что в нем располагается – разум или душу, Хотч не берется определить точно. Беккет вылетает из допросной спустя полчаса, собирает группу, отдавая команды резкими вскриками. Эмили еще некоторое время стоит рядом с Кукольником, смотрит на него оценивающе, словно любуясь своей работой, и выходит только когда обе команды ФБР покидают здание. Она идет по коридору, но не останавливается, хотя Аарон точно знает, что она слышит его приближающиеся шаги. Попытку Прентисс скрыться в женском туалете он игнорирует, врываясь туда сразу же вслед за ней. - Выйди, - Эмили озвучивает просьбу надтреснутым голосом, глухим, не согласующимся с дрожью, что уже охватила её тело. – Уйди, Хотч! Вместо того, чтобы послушаться её, Аарон щелкает замком, точно зная, что здесь кроме них никого нет. - Хочешь спросить, откуда такие знания? Эмили криво улыбается, продолжает стоять с закрытыми глазами, облокачивается о раковину, слегка раскачиваясь. На кромке белого кафеля остаются кровавые отпечатки. - Хочу обнять тебя, но боюсь в этом случае остаться с парой сломанных ребер, а это чертовски больно, - Аарон пожимает плечами, - к тому же я обещал поиграть с мальчиками в футбол на выходных. - Что? – Эмили, наконец, открывает глаза и разворачивается, вперивая в Хотча возмущенный взгляд, в котором уже через мгновение прорезается облегчение. – Ты не… - Был. Все время, - Аарон преодолевает разделяющее их расстояние в пару широких шагов, прижимает Эмили к себе, пользуясь ее замешательством. Ему кажется, что их сердца соревнуются в бешенстве ритмов, вызывая острое желание спросить, а нет ли в штате отдела Беккет кардиолога. - И ты не…, - голос Прентисс опять срывается, руки обхватывают его плечи, пальцы с каким-то неверящим остервенением сжимают пиджак, безнадежно его портя. - Никогда, - обещание произносится легко, срывается с губ еще до того, как сам Аарон понимает его значимость. – По ту сторону или по эту. Всегда, когда буду нужен. Поняла? Эмили понимает, расслабляется в его руках, заходясь беззвучным плачем, в котором нет даже слез. - Она жива, - голос Беккет в телефонной трубке такой же сорванный и надрывный, опустошенный чем-то большим, чем очередное пересечение установленных законом границ. – Скажи ей, что девочка жива. Когда по возвращению в Квантико Рид спрашивает о том, как Прентисс удалось добиться информации от Кукольника, никто ему не отвечает. Отчет о произошедшем в комнате для допросов никогда не появляется в папке по делу того, на чьей совести оказалась смерть десяти детей. До суда Кукольник не доживает.