«— Ацуши, чем быстрее ты признаешься им, тем быстрее исчезнет твоя мечтательность. — Отвали, Жак! Какое тебе дело до моей личной жизни? — Мне? Да никакого! Просто ты только что мои ботинки обул. Впрочем, тебе идёт женская обувь. Дарю».
Блондин встряхнул головой. Нет, нужно сосредоточиться, а не думать о всякой ерунде. — Всё в порядке, Ацуши-кун? — поинтересовался Осаму, положив руку на плечо парнишки. Тот немного покраснел, но отмахнулся. Мол, всё в порядке и не стоит ни о чём беспокоится. Нет, не в этот раз. Точно не в этот раз.***
— Выглядишь не очень, Ацу, — Шоё протянул ему бутылку воды. Блондин лишь искоса посмотрел на выкрашенного в розовый парня, не желая хоть что-либо принимать от него. — Пол холодный, заболеешь ведь. — Я знаю, что пол холодный, розовый. В конце концов, я на нём сижу и чувствую это собственной задницей, — проворчал гетерохром, продолжая разминать ноги. До съёмок осталось всего лишь три минуты, а он даже не приступал к разминке. — Тебя в конец сны неприличного содержания замучили, да? Полиамурный ты наш? — Накахиро придержал ноги товарища, помогая тому в разминке. При этом он открыто издевался, пошло играя чёрными бровями. Ну-ну, ему смешно, а Ацуши готов уже на стенку лезть. Он больше вообще не может в глаза Дазаю и Рюноскэ смотреть. И ведь он уже столько методов избавиться от своих чувств перепробовал, что он готов ткнуть пальцем в любимую книгу Дазай-сана и умереть именно таким образом. Нет, правда, он снимает шляпу, надоело. Уже никаких сил нет, правда. Спасибо за всё, Судьба, а можно ему влюбиться в кого-то более понимающего, м? — Шоё, катись к Чёрту и не возвращайся, — Накаджима оттолкнул руки парня от себя, вставая на ноги. Уже пора идти, а он даже чуть-чуть не растянулся. Ну что за невезение… — Может, ты найдёшь две свободные минуты в своём плотном расписании и всё же признаешься им, Накаджима-кун? — Розоволосый поправил шнурки, вновь вытягиваясь во весь свой рост рядом с Ацуши. — И даже не смей возвращаться, — повторил детектив, вставая в исходную позицию перед камерой. Он и сам знает, что пора уже хоть что-то с этим делать, но он не в состоянии. Он слишком боится сделать это, он совершенно не знает как можно это сделать. Иными словами, он просто тряпка, которой можно спокойно мыть полы.***
Акутагава подавился воздухом, а Дазая внезапно не выдержали ноги, и он плюхнулся на ближайшую скамью. Да, Ацуши предупредил, что придёт в немного неподобающей одежде, потому что у него совершенно не было времени переодеться. Но чем он занимался, будучи одет так? А Ацуши и самому жутко стыдно, ладонь стягивает полы туники вниз. Короткие чёрные шорты, однотонная чёрная туника, под которой даже шорт не видно, и высокие чёрные ботинки. Вся чернота делала его ещё более бледным, а волосы белоснежнее. Он прикусил алые губы, мысленно пытаясь успокоить пылающее лицо. На самом деле, это даже не его одежда, но кого это сейчас интересует? — Кхм… Нам нужна твоя помощь, Ацуши-кун… Сзади машут Жаклин, Шоё и Розе. «Давай, признайся уже». Накаджима лишь вздыхает, скрывая пылающее лицо в ладонях. — Да, я весь к вашим услугам, — приглушённо отвечает блондин, не отнимая рук от лица. Нет, не сегодня. Он просто-напросто не может, он не готов. — Ну и тряпка, — доносится раздражённый голос Жаклин до чуткого тигриного уха. Ацуши оборачивается, и на его лице написано такое отчаяние, что Жаклин готова его застрелить. Неужели так трудно признаться им?***
Он прекрасно знает, что бесконечно так продолжаться не может. Рано или поздно он и сам не выдержит и выкрикнет: «Дазай-сан, Акутагава-кун, я люблю вас!» Но это будет явно не сегодня и не завтра. Когда-нибудь придёт тот день, а пока… А пока он будет тренироваться перед зеркалом. Слава Богу, что в собственной квартире никто не сможет смутить его или запретить крутиться перед зеркалом в одной лишь рубашке, которая на четыре размера больше и держится только лишь благодаря поясу. Накаджима берёт в грудь больше воздуха, наблюдая как лицо неумолимо краснеет даже перед зеркалом: — Чёрт, ну почему я не могу сказать это даже перед зеркалом? — хнычет юноша, поправляя рукава. Это ведь должно быть так просто. Перед самим собой, перед зеркалом. На него даже никто не смотрит, кроме него самого, так в чём проблема? А что если закрыть глаза? На лицо ложатся ладони, закрывая весь обзор. Теперь-то ему абсолютно ничего не должно помешать сказать эти заветные пять слов. — Дазай-сан, Акутагава-кун, я… — он запинается, закусывая губы. — Я не могу, — выдыхает парень, расслабляя руки. Падает на колени, запуская ладонь в спутанные с утра волосы. В чём проблема, Чёрт возьми? Он даже перед зеркалом не может сказать это. Почему? Ну, что он за тряпка-то такая?***
Розе насильно толкает его в спину, на них все посетители этого огромного кафе смотрят как на последних идиотов. Но им как-то плевать на это, пусть смотрят на здоровье. Ацуши упирается ногами из последних сил, отталкивается от девушки в обратном направлении как только может, хватается за столы и диванчики, но пальцы соскальзывают с кожи. Дазай и Акутагава тоже смотрят на них как на умалишённых, но так и есть, если посмотреть поглубже. — Да ты уже задрал, Накаджима! — кряхтит от усердия Хон, упираясь боком в спину детектива и подталкивая его дальше. — Представь, что это твой последний шанс в жизни! Последний шанс? Ну и пусть, у него ещё вся жизнь впереди, ещё успеет настрадаться, что упустил его. Не смертельно, в конце концов. Он ведь не собирается кончать самоубийством из-за неразделённой любви. Он не настолько отчаялся! — К Чёрту, и без этого как-нибудь проживу! Отвалите от меня уже! — упирается в обратную сторону парень, но всё равно сдаёт вперёд под таким напором. У него подошва скользит, что за нафиг?.. — Хватит! — Ну что за упёртая девчонка? — Вы что все корейцы такие упёртые? — Не увиливай! — в итоге они оба падают прямо перед столиком коллег Накаджимы друг на друга. — Тц, тряпка… — Да-да, ты мной даже пол вытерла, — подтверждает юноша, пытаясь подняться. Но ничего не выходит, и он валится назад. Расёмон аккуратно снимает с него кореянку, давая простор. — Розе, я сам как-нибудь разберусь. Но не сегодня. Девушка лишь качает головой, принимая руку помощи Накаджимы. «Если не сегодня, то когда?» И по аметриновым глазам легко прочитать: «Видимо, никогда».***
Это идеальная возможность, другой такой не будет, и если он её прошляпит, то он просто трус и никто более. Они трое стоят на мосту, впереди прекрасный закат. Позади успешно выполненная миссия под прикрытием. Всё прошло прекрасно, и Ацуши даже пригодилось его новое хобби. В конце концов, ему удалось уговорить команду кавер-группы, участником которой он недавно стал, выступить на этой площади с этим чёртовым «Airplane pt. 2». Если бы не он с этим микрофоном и своими отменными танцевальными способностями (он даже не стыдится этих слов), то эти двое бы ни за что не поймали того вертлявого и быстро бегающего ублюдка. — Ты хорошо двигаешься, Джинко, — спокойно признал мафиози, оборачиваясь к напарнику. — О, спасибо, — Накаджима нежно покраснел, немного обратив голову к брюнету.Давай же. Скажи: «Я люблю тебя», чёртова тряпка.
— На самом деле, можно с лёгкостью повторить любые движения, если ты их видишь. Иными словами, просто нагло копировать их. Я могу скопировать тебя или вас, Дазай-сан. Для этого мне нужно всего лишь видеть вас, — блондин ещё сильнее наклонился вперёд, едва ли не повиснув на перилах. Он опустил голову вниз, не смотря больше ни на кого. Нет, он не может. Он просто трус, который не может произнести даже три простых слова. Это всего лишь каких-то три важных слова. Но… Это слишком трудно. — И из Нью-Йорка сразу в Кали, Париж и Лондон. Везде, где мы бывали петь не уставали. Эль мариачи. Эль мариачи.. Эль мариачи… — тихо и тоскливо пропел юноша, скрывая лицо в ладонях.Я, правда, безнадёжен. При всём этом я безнадёжно влюблён.
Ацуши тяжко вздохнул и собирался уже уйти, навсегда похоронив в себе надежду хоть когда-либо признаться напарнику и семпаю, но его остановили. — Лететь всё дальше через страны — Вот наши планы. Гонконг, Бразилия, Италия — неважно. Эль мариачи. Эль мариачи. Эль мариачи. Эль мариачи… — подхватил внезапно Дазай, робко обняв кохая за талию. Акутагава взял холодную ладонь в свои тёплые, пытаясь согреть. Ацуши удивлённо посмотрел сначала на одного, потом на второго. Он сейчас совершенно ничего не понимает. Зачем всё это? Почему они это делают? — Ацуши, и долго ты собираешься бегать от нас? — внезапно спрашивает брюнет, оставив на тыльной стороне чужой ладони лёгкий поцелуй. Практически невесомый, воздушный. У него галлюцинации? Всё, пора обращаться к психиатру? Или это сон? Нет, это была суровая реальность. — Постоянно смотришь на нас двоих, даже если мы находимся в разных углах комнаты, — начинает перечислять Осаму, целуя другую ладонь. — Постоянно о чём-то думаешь, решаешься, а потом пасуешь. Сначала мы решили, что ты заболел. Потом, что просто устал, — вторая рука Рюноскэ легка чуть выше руки шатена. — А позже поняли, что ты просто влюбился и не можешь признаться, — перехватил разговор мафиози. На обеих щеках оставили лёгкие поцелуи. — Ацу-чан, мы ждём, — ухо обдали горячим дыханием. Оно, как и лицо Накаджимы, начало неумолимо краснеть. Даже шея покрылась пятнами смущения. — У нас предостаточно времени, — шепнули с другой стороны, мягко проходясь носом от шеи до мочки, оставляя за ушком очередной поцелуй. — Я… — у Ацуши спутались мысли, разбредаясь по разным уголкам сознания. Он пытался собрать их в одну общую кучку, но понял что это совершенно бессмысленно. Нужно всего лишь сказать. Произнести. Раскрыть свой рот и отлепить язык от нёба. — Я люблю вас, — едва слышно прошептал юноша, прикрывая слезящиеся из-за ветра глаза, — двоих, — зачем-то добавил блондин, зажмурив глаза вообще. — Умница, — прошептал Осаму, поворачивая алое лицо к себе и целуя. Целует легко и осторожно, чтобы не вызвать уже назревающую истерику. А Рюноскэ успокаивающе поглаживает напарника по талии, покрывая поцелуями каждый миллиметр кисти. И Ацуши окончательно расслабляется, отдаваясь течению. Он пытается ответить на поцелуй, неумело, но как только может. Это его первый поцелуй, он не может лучше. А Дазай абсолютно не против. Он даже рад, что Накаджима, наконец, расслабился и начал отвечать. Этот неопытный поцелуй был гораздо лучше, чем тысячи умелых до этого. Когда шатен отстранился, то парнишка уже улыбался. Счастливой и влюблённой улыбкой, посвящённой им обоим. А мягкие сладкие губы оставили на щеке Рюноскэ детский поцелуй. Детский поцелуй, в котором гораздо больше чувств, чем в любом французском. Ацуши доверчиво кладёт голову на плечо напарника. Они до сих пор обнимают его, греют холодные руки, которые уже давно стали тёплыми. Им очень повезло, что на мосту не было ни единой души. Иначе всё могло бы пойти по другому, не очень хорошему пути.В итоге первыми признались они. А я всё равно трус.