Глава VII. Шёлковый шарф
Вот ланч закончен. Взяв подсвечники с зажжёнными свечами, все выходят и идут к себе. Первыми — Эдуард Картер и Блэр. — Знаете, что я думаю, доктор? — обращается Ланселот Блэр к доктору Картеру, когда они остались вдвоём. — Говорите, месье Блэр, — отвечает Картер. — Я внимательно слушаю. — Ей-богу, я считаю, мистер Джастис — это Фейбер. Доктор поднимает брови. — Вот как? — говорит он удивлённо. — Почему вы больше остальных подозреваете его? — Ну, — поясняет Блэр, — дело в том, что он ведь журналист. Ей-богу, доктор, ему легко узнать о нас всякие сплетни. Легче, чем кому-либо другому. —Э... видите ли, — говорит доктор Картер, — я подозреваю мадемуазель Эванс. — Её? По какому резону, доктор? — спрашивает Ланселот Блэр. — Вы видели, как она смотрит на него? — отвечает доктор Картер вопросом на вопрос. — И что же? — Готов поспорить, — заявляет Картер, — они с Андерсоном просто сговорились. Видите ли, я сомневаюсь, что они только знакомые. Скорее уж любовники. — Да, может быть, может быть… — Ланселот Джастин Блэр задумывается. — К тому же, их имена прозвучали на пластинке первыми. А обвинение для себя месье Жюстис наверняка придумал в первую очередь, — продолжает доктор Картер. Каждый из мужчин заходит в свою комнату и запирает дверь на ключ. А в гостиной в это время идёт разговор о них. — Честное слово, мне кажется, Блэру нельзя доверять, — в тоне Фейбера сквозит неприязнь. — Значит, — говорит Саймон, — вы его подозреваете? — Ни капельки не удивлюсь, если он есть этот чокнутый Джастис. — Отчего вы так считаете? — Подумайте: ведь его второе имя — Джастин! Джастин — Джастис. Вполне естественно, если, придумывая фамилию, он, осознанно или нет, выбрал созвучную со вторым именем. — Лично у меня больше всего вызывает подозрения доктор Картер, — молвит мисс Далтон. — Почему именно он, мисс Далтон? — любопытствует Эдгар Фейбер. — Как сказать, мистер Фейбер, мне трудно представить, что добропорядочный английский джентльмен затеет что-либо подобное. А доктор Картер наполовину француз. — Ваши предположения, безусловно, кажутся весьма обоснованными, — говорит детектив Гилсон. — Тем не менее не будем спешить с выводами и говорить дурно об отсутствующих. Постепенно все расходятся, и в гостиной остаются трое: Артур, Анджела и Саймон. Тот день Валентина запомнится Анджеле, видимо, навсегда. В дом Андерсонов Артур пришёл рано утром. Анджела ждала его всегда, но в тот день с особым нетерпением. С радостным волненьем предвкушала: какою будет эта встреча? Сама того не сознавая, она ожидала от Дня всех влюблённых чего-то необыкновенного, чудесного. И вот Артур наконец-то появился. В руках у него был прелестный букет алых роз. — А вот и дядя Артур! — воскликнул Генри. Артур обнял племянника: — Здравствуй, милый. — Здравствуйте, мистер Андерсон, — Анджела радостно улыбнулась. — Доброе утро, мисс Эванс, — он протянул букет Анджеле. — Это для вас. — Благодарю, мистер Андерсон, — произнесла Анджела. — Это так мило. Я сейчас поставлю цветы в вазу. Она вышла и через какое-то время вернулась. — А у меня есть для вас ещё кое-что, — проговорил Артур. Глаза Анджелы тотчас же загорелись неподдельным любопытством. — Спасибо. А что? — сказала она. Артур достал из кармана длинный узкий футляр из бордового бархата, Анджела поспешила открыть. — О, это прелесть! — вырвалось у неё восклицание восторга. В футляре была золотая цепочка. — Вы позволите надеть её на вас? — спросил Артур. Анджела с радостью согласилась. Она раскраснелась, щёки как будто пылали, глаза у неё сияли от счастья. Лицо озаряла улыбка блаженства. Прикосновения Артура обжигали подобно огню. Ричард Рассел женился, когда ему было всего двадцать лет. Да, Эмма, бесспорно, была симпатичной. Не то чтобы она не нравилась ему. Вот только любви к ней Рассел, увы, не чувствовал. К тому же он знал: невеста беременна. От другого, конечно. Поэтому будущий тесть и спешил выдать замуж свою непутёвую дочь. Он был другом родителя Ричарда Рассела. Женитьба без любви, чтобы покрыть позор развратной девки, конечно, Ричарда нисколько не прельщала. Чужой ребёнок ему тоже был совсем не нужен. Однако же угрозы жёсткого отца и слёзы матери оказались действенны. Ричард Рассел всё-таки женился. «Да что нашло на неё утром?» — мыслит он. — Это всё ты! — кричала Эмма Рассел. — Ты, ты во всём виноват! — Эмма... — голос мужа зазвучал угрожающе. — Что? — она смотрела с вызовом. — Ну что? — Заткнись! — А иначе — что? — усмехнулась Эмма Рассел. — Изобьёшь меня? Я уже ничего не боюсь. Ричард Рассел же в недоумении молчал. — Бедная Рози! — не унималась жена. — Я не должна была тебя слушать! Как… как ты мог так поступить с нашей дочерью! Муж сжал руки в кулаки. — Нашей?! — зарычал он. — Розалия всегда была только твоей дочерью, ты посадила её мне на шею. Отец её тот, от кого ты её нагуляла! — Да, но… — Что, правда глаза колет? Нечем крыть? Твой-то папаша в своё время подсуетился, чтобы прикрыть твой срам. Да только вот девчонка уродилась такой же грязной потаскухой, как и её мать. Какое дерево, такой и плод. Я делать для Розалии то же самое, что твой отец сделал для тебя, не собирался. «Сохраняй хладнокровие, — снова и снова твердит себе Анджела, сидя у себя в спальне. — Ты не поможешь ни Артуру, ни остальным, если будешь себя изводить». Невольно предавшись воспоминаниям, она будто бы вновь слышит звонкий мальчишечий голосок Генри: — Мисс Эванс, ну можно я прыгну через забор? — Нет, Генри, это высоко. Хорошо ли будет, если ты сломаешь руку или ногу? — Ну, мисс Эванс, позвольте, пожалуйста! Я удержусь, вот увидите! Артур тогда оказался беспомощен. Она ведь спросила: что он собирается делать, чтобы они были вместе, а он промолчал. Раздавленная, уничтоженная, Анджела зашла в дом и заперлась в своей комнате. Бросилась на кровать. Бурным потоком горючие слёзы текли по щекам, не принося облегчения. Артур не может жениться на ней. Надежды не сбудутся. Чаяния ведь иногда будто крылья, которые некогда сделал Дедал для Икара. Юноша позабыл наставленья отца. Слишком увлёкся полётом. Подлетел близко к солнцу, воск, скрепляющий перья для крыльев, растаял, и несчастный Икар с высоты рухнул в море. Так вот и упования не выдерживают прикосновения жизни. Анджела помнила прошлые встречи, комплименты, которые Артур шептал ей, его страстные взгляды. Записки в учебниках, наполненные любовью. И вот он сказал ей, что любит, но из-за племянника беден. И самое ужасное, Артур ничего не может с этим сделать! А может быть, не хочет? Может быть, их свадьба не так уж ему и нужна? «Боже, лучше б Генри вовсе не рождался!» — подумала Анджела и тут же ужаснулась этой мысли. Любой шторм, как известно, неизменно сменяется штилем, буйное горе сменилось оцепененьем уныния. Анджела не сознавала, сколько пролежала, с безразличием смотря на потолок. Заснуть ей удалось под утро. Бледная, с глазами красными от слёз вышла Анджела из комнаты. Миссис Андерсон заметила состояние девушки. — Мисс Эванс, у вас всё в порядке? — спросила она с ласковым участием. Анджела нашла в себе силы улыбнуться. — Да, миссис Андерсон, — заверила она. — Всё хорошо. А сама подумала: «Нет, миссис Андерсон, нет, ничего подобного! Всё вовсе не в порядке!» Она решила, что сегодня же уволится. Напишет Артуру прощальное письмо, примерно вот такое: «Мой ненаглядный Артур, ты и сам прекрасно знаешь, насколько ты мне дорог, как много места занимаешь в моём сердце. Поверь мне, это было тяжёлое решенье, но так для нас обоих будет лучше. Прости, что не прощаюсь лично, но боюсь, я не смогла бы. Мне не хватило б сил сказать такое, смотря в твои глаза. Сказать же надо. Милый, хоть расстаться нам мучительно, но всё же это меньшее из зол. Было бы невыносимо продолжать любить друг друга, видеться и не иметь возможности стать мужем и женой. Пойми же: если без наследства жениться ты не можешь, то нам лучше навсегда забыть о том, что было. Я не хочу возненавидеть Генри. Не желаю, глядя на него, всё время думать, что мои мечты не сбудутся. Что если бы не он, то всё бы у нас было хорошо. Не хочу надеяться, что Генри вдруг не станет, это омерзительно! Да, я знаю: он ни в чём не виноват. И всё-таки мне больно его видеть. Прощай, Артур, лучше нам не встречаться. Хотя бы пока. Любящая тебя Анджела». Казалось, в гостиной у Андерсонов осталось всё так, как и было. Те же воздушные шёлковые занавески в цветочек. Те же кресла, обитые бархатом. Тот же самый диван и всё тот же камин. И всё те же картины на стенах. Только вот на ковре уж не будут валяться игрушки: машинки, солдатики да и другие. А на полке средь книг нет учебников. Да и сказок нет тоже. — Я любил тебя, Анджела, —холодно заявил Артур, — действительно любил. Вот только я бы предпочёл увидеть тебя мёртвой, чем предположить, что ты способна совершить такое. — Что случилось? — она вмиг стала мертвенно бледной, внутренне съёжилась от услышанных слов, как от порыва холодного ветра. — Прошу тебя, не надо не делать вид, что ничего не понимаешь, — нахмурился он. — Но я на самом деле ничего не понимаю. — А я думаю, ты всё поняла прекрасно, — возразил Артур. — Артур, умоляю: перестань говорить загадками. Объясни же, что произошло — Ты хочешь, чтобы я сказал прямо? — проговорил он. — Да. — Ты уверена, что действительно этого хочешь? — повторил Артур. Пол под ногами Анджелы как будто превратился в зыбучие пески. К горлу подступил горький ком. — Да, хочу, — решительно ответила она. — Хорошо, я скажу, — Артур избегал взгляда Анджелы. — Вчера я сказал, что из-за бедности не могу жениться на тебе. Что если бы не Генри, я получил бы наследство. А сегодня Генри погиб. — Я знаю, ты зол на меня из-за Генри, — Анджела смотрела на любимого с искренним недоумением. — Но клянусь, мне можно доверять. И я не понимаю: при чём здесь наш вчерашний разговор? — Анджела, ты снова притворяешься, что не понимаешь? — Я правда не могу этого понять, — заверила Анджела. — Значит, ты считаешь, что здесь нет никакой связи? —произнёс он, горько усмехаясь. — Да, никакой, — рассердилась она. — А я боюсь, — промолвил Артур, — что связь есть. — Да? И какая же? — резко спросила Анджела. — А самая прямая, — изрёк Артур. Догадка, возникшая в голове Анджелы, пронзила её будто бы лезвие шпаги. — Ты намекаешь, что я… — Именно, — вымолвил Артур. — Я подозреваю, будто ты намеренно позволила Генри прыгнуть через забор, зная, что ребёнок сломает себе шею. Хотела, чтобы я стал наследником и смог жениться на тебе. Вот только я любил этого мальчика. Она ушам своим поверить не могла. Так вот в чём дело? Он на самом деле мог подумать, что она способна совершить такое? — И я тоже! — порывисто воскликнула Анджела. — Ты… ты мог подумать, что я способна поступить вот так? — Я больше не могу и не хочу быть с тобой, — впервые Артур говорил с ней так холодно и строго. Анджела до боли сжала пальцы рук: да как он смеет! — Ты правда думаешь, что я готова на такую подлость, низость? — Боюсь, Анджела, что да, — сказал он. — Боже мой, я не представляю, как ты мог вообразить такое! — её глаза предательски защипало. — Извини, Анджела, — произнёс Артур, — но только доверять тебе я больше не могу. — Мой воспитанник погиб, — сказала Анджела холодным, будто айсберг, тоном. — Я всю оставшуюся жизнь буду винить себя, что не смогла его уберечь. Да, вчера я была в отчаянии, злилась на него, но я не хотела, чтобы так получилось. Оскорблённая и негодующая, она не понимала: как он мог произнести подобное! Господи, да он ведь только что втоптал в грязь всё то, что между ними было! — Извини, только вот я в этом сомневаюсь, — промолвил Артур. Анджела чувствовала себя как бабочка, которой оторвали крылья. Слёзы пеленою застилали ей глаза. — Я ненавижу тебя. Артур сделал вид, что удивлён. — За что же, хотелось бы знать? Я ничем этого не заслужил. — Неужели, ты действительно уверен, что я могла так подло обмануть ребёнка? Обмануть его маму? — благозвучный голос Анджелы звенел от гнева. — Я не совсем уверен, но подозреваю. — Да будет тебе известно, чтобы так жестоко обвинять, надо знать, а не подозревать. Артур промолчал. Анджела же продолжала: — И ты что же, думаешь, что я смогла бы обманывать тебя всю оставшуюся жизнь? Хорошая основа для семьи — ложь и убийство, ничего не скажешь! Да я б, наверное, возненавидела тебя! Ты был бы для меня живым укором. Напоминанием о том, на что я решилась из-за любви к тебе. Артур вышел из комнаты. Анджела разразилась рыданиями, прислонилась к стене, невольно ища в ней опоры. Лишённая всех сил, медленно осела на ковёр. Фейбер помнит тот вечер, как будто бы это случилось вчера. Дом Эльвиры. В гостиной царил полумрак. Шторы из тёмно-зелёного бархата были задёрнуты, стол с зелёною шёлковой скатертью был накрыт на двоих. Горели зажжённые свечи. Ужин был восхитителен, кровь горячило вино. — Милый, — проговорила Эльвира с безграничною нежностью. В чудесном красном платье с открытыми плечами и спиной она была очаровательна. — Да, любовь моя, — отозвался он. — Ведь ты понимаешь, что так продолжаться не может? — Эльвира не сводила с Эдгара серьёзного, внимательного взгляда. — О чём ты, мой котёнок? Котёнок. Ведь так же когда-то он называл Каролину. — Тебе нужно определиться. Ты ведь любишь меня? — продолжала Эльвира. Он поцеловал ей руку, а затем налил себе и любимой ещё вина. — Милая, — произнёс он, — конечно, люблю. — Тогда нужно всё рассказать Каролине, — заявила Эльвира. — Ты ведь хочешь всегда быть со мной? — Ладно, котёнок. Я всё ей скажу, — пообещал Эдгар Фейбер. Эльвира смотрела на Фейбера строго. — Когда же? — настойчиво спросила она. — Ну, скоро, — неуверенно пробормотал Фейбер. Он был в замешательстве. Хоть Фейбер и любил Эльвиру, всё же ему было нелегко решиться на подобный шаг. — Сегодня же. Эльвира говорила твёрдо и решительно. Она явно не собиралась ждать бесконечно. Считала, что здесь всё просто. Либо он любит её и тогда разведётся, либо Каролину, и в этом случае нечего изменять своей жене и морочить ей, Эльвире, голову. Эдгар Фейбер решил, что Эльвира права. Он должен наконец сделать выбор. — Я люблю тебя, Элви. — И я тебя. А дома его ждала Каролина. Она встретила Фейбера в белом платье в зелёный горошек. Поверх платья надет был передник. По плечам её рассыпались каштановые вьющиеся волосы. — Здравствуй, милый, — сказала она с озарившей лицо ласковой лучезарной улыбкой. О ноги Каролины тёрлась рыжая кошка. — Привет, Лина, — ответил Фейбер. — Там на кухне пирожки, — проговорила Каролина. — Твои любимые, с картошкой. — Спасибо. Я, наверное, потом. — Ну ладно, как знаешь, — сказала она. «Это будет для неё ударом, — подумал Фейбер. — И всё-таки сказать надо». Не переодевшись, он прошёл в уютную гостиную, сел на диван, покрытый светлым пледом. — Лина, послушай, — произнёс Эдгар Фейбер, — нужно поговорить. — Да, милый. В чём дело? — глаза Каролины пристально посмотрели на мужа. — Видишь ли, Каролина, я подумал и решил, что нам с тобой лучше развестись. — У тебя есть другая? — тихо спросила она, в тот же миг став белее луны. — Уже несколько месяцев, — проговорил Эдгар Фейбер. — Я люблю её, Лина. — Ты… А как же я? Ведь мы же любили друг друга! — Да, — изрёк Фейбер, — любили. Только любви больше нет. — Я понимаю, Эдгар, — сказала она с горечью. — Но я не представляю своей жизни без тебя. «Что делать, — подумал Фейбер, — иногда приходится быть жестоким». Он с досадой поморщился: — Ой, будет тебе делать из мухи слона. Ты сильная, переживёшь. Это лучше, чем если бы я продолжал обманывать тебя. Всё. Я собираю вещи. Прошу, не устраивай сцен. Он ушёл, Каролина в тот же вечер повесилась. С Эльвирой отношения тоже не сложились. Вскоре он понял, что и её тоже больше не любит. Но кто там за спиной? Горло внезапно сдавливает. Он пытается освободиться, но только напрасно… Давит всё сильней, в глазах темнеет, мозг, лишённый кислорода, отключается. Ну вот и всё. На столе лист с так и не дописанной статьёй… Вскоре все узнают, что ещё один из них мёртв. Рядом с телом находят белый шёлковый шарф, которым и был задушен несчастный. Шарф Амелии Миллер. Доказательств, подтверждающих, что Джастис — мистер Гилсон, у Анджелы, конечно, нет. А если бы она сумела их добыть? Что ей с ними делать? Да, Чарльз Саймон мог бы ей помочь. Она бы как-нибудь спровоцировала Гилсона, он бы попытался убить, а Саймон помешал бы ему. Ей хватило бы смелости исполнить такой план. Вот только Анджела хочет остановить мистера Джастиса, а не убить его. «Даже Чарльз Саймон вряд ли принял бы мои доводы всерьёз. Чего же ждать от остальных? Конечно, — мыслит она, — мистера Джастиса, будь он Лоуренс Гилсон или кто-то другой, нужно остановить. Нельзя позволить, чтобы он и дальше убивал людей, пусть даже и преступников. Бедная Амелия! Она была такая молодая и красивая, и вот её уже нет в живых. А Мередит Макадам? Он, конечно, был неправ; не надо было давить на дочь. Никого нельзя сделать счастливым против его воли. Но ведь всё-таки Мередит Макадам хотел как лучше, желал ей добра. Джордж Стивен мне само́й противен. Надо же: соблазнить девушку и, когда она забеременела, бросить. А ведь наверняка обещал жениться. И Эдгар Фейбер наверняка был жесток с женой. Но убивать их за это… И всё же я понимаю мистера Джастиса и не могу желать ему зла. Понимаю, почему он решил нас убить. Я чувствую: это Лоуренс Гилсон. Только у меня нет доказательств, одни лишь догадки и ощущения. А если бы я и сумела добыть доказательства, что тогда? Рассказала бы всем? Да Чарльз Саймон ведь сразу застрелит его. Я в этом полностью уверена. Почему? Во-первых, из-за истории с туземцами. Если он так поступил с людьми, которые не хотели ему ничего плохого, то представляю, что он способен сделать человеку, который собирался убить его. Во-вторых, Чарльз Саймон сам сказал: “Опасен буду я, когда доберусь до него”. Да и остальные, если верить пластинке, добротой не отличаются. Разоблачить его — значит обречь на верную смерть. И устроить ему ловушку, спровоцировав его, заявив, к примеру: “Готова поспорить, мистер Гилсон, что эта тайна вам не по зубам. Хоть вы и детектив, а я разгадаю, кто из нас мистер Джастис, скорее. Я разоблачу убийцу”, вообще-то, подло. Но ведь он-то нам ловушку устроил; он не стесняется действовать обманом. Нет, всё равно такие методы мне совсем не по душе. Конечно, спасать оставшихся нужно, тем более что насчёт меня и Артура он ошибается, и всё-таки… Всё-таки я не могу решить, что ради восьми жизней одной можно пожертвовать. Разве жестокий поступок Эванджелины Далтон, которая выгнала беременную горничную, не вызывает во мне гнева? И разве мне вчера не захотелось швырнуть в голову этого Чарльза Саймона чем-то тяжёлым? Разве он не противен мне? Я не знаю, как поступить».Шёлковый шарф
2 сентября 2021 г. в 09:09