dream.

Его всегда тянуло к музыке. Хоть андроид и не умел играть сам, он любил музыкальные инструменты. Он считал, что у них тоже есть душа, тоже есть чувства — иначе как они могут ворваться в твоё сердце, подчиняя разум и заставляя внимать мелодичным звукам? Он любил их. Любил нежно щекотать струны гитары, еле дыша, чтобы не вызвать лишних звуков. Заботливо касаться подушечками пальцев флейты, не решаясь поднести её к губам. С восхищением и, немного, уважением смотреть на медно-духовые, вслушиваясь в решительные позывы трубы, жмурясь от гулкого громыхания валторны и умиляясь крикливой, но не менее воинственной песне маленького горна. Но больше всех его привлекало фортепиано. На крыше стояло старое фортепиано. Потёрто покрытие, сломана левая педаль, не все клавиши целы. Старый инструмент никому не был нужен. Андроид видел в нём одинокую добрую старушку. Вроде тех, что знают множество историй, что хранят в себе ценнейший жизненный опыт, что можно слушать бесконечно долго. Он любил навещать её по вечерам. Садился на искалеченный временем стул с шероховатой, местами подраной обивкой, прикладывал пальцы к клавишам и долго молчал, закрыв глаза. Это его успокаивало. Так он чувствовал себя менее одиноким. Старое фортепиано молчало вместе с ним, но андроиду это не мешало. «Жаль, что я не могу услышать твоих историй.» — мечтательно, но с плохо скрываемой горечью в голосе шептал он и уходил, напоследок проведя пальцами по деревянному пюпитру, смахивая вековую пыль. Близился очередной вечер. Он спешил на крышу, к своему старому знакомому. На этот раз он взял небольшую ёмкость с лаком, кисть и несколько полотенец, чтобы привести его в порядок. «Оно так обрадуется!» — словно сиял андроид изнутри. Вдруг он насторожился. До него донеслись тихие звенящие звуки, сливающиеся в протяжную, немного печальную мелодию. Он приподнялся на локтях и, осторожно поднявшись на крышу, прислонился к стене, вслушиваясь в слаженные аккорды и тихо позвякивающую нежным тембром основную тему. Неужели это тот самый инструмент, его старое и доброе фортепиано? Затаив дыхание, андроид сполз по стене, обнял колени, положив на них голову, и слушал, невольно закрывая глаза, печальную мелодию, постепенно переходя в спящий режим. Пробудился он только ночью. В панике вскочив со своего места, он ринулся к инструменту. Фортепиано молчало. Тот, кто смог разговорить старушку, давно ушёл. Андроид, осторожно проведя пальцами по клавишам, вздохнул и немного расстроенно взял полотенце и стал стирать пыль и грязь с корпуса. Делая это почти машинально, не задумываясь, он вспоминал, как буквально несколько часов назад этот молчаливый инструмент словно ожил, как кто-то смог извлечь звук из глубины доброй старой души. Интересно, придёт ли этот кто-то ещё? Увидится ли он с ним? Поблагодарит? Или, может, попросит научить его играть? Андроид взял в руку кисть и заботливо начал покрывать инструмент лаком, отрешённо наблюдая за движениями руки. А что бы сыграл он? Наверняка что-то светлое и приятное. Он слышал однажды одно красивое произведение. На улице, возле раскрытого окна чьего-то особняка. Он долго стоял там, вслушиваясь в нежный ноктюрн. О, как бы он хотел показать его своему другу! И он непременно это сделает. Диод еле заметно сверкнул жёлтым. Лакированная поверхность инструмента заинтересованно отразила его, словно спрашивая, в порядке ли он? Андроид тепло улыбнулся и приложил руку к клавишам, деактивируя кожу. «Всё будет хорошо, правда!» Незнакомец не появлялся. Или появлялся, но слишком рано. Андроид приходил вечером и дежурил до поздней ночи. Все его мысли были заняты им. Кто он? Человек? Андроид? Знакомы ли они? Согласится ли он учить беглого андроида? Будет ли он ему другом? Диод менял цвет всё чаще. Фортепиано не то обиженно, не то обеспокоенно смотрело на него и чуть ли не кричало во всё своё несуществующее горло: «Милый, с тобой точно всё хорошо?» «Милый» будто не замечал этого и просто сидел рядом, смотря, как догорает закат. Одиночество ощущалось всё ярче. Андроиду чаще казалось, что он один в этом огромном мире, что никому он не нужен, и что единственным, кому он был дорог, было старенькое грустное фортепиано. Пока внезапно его волос не коснулась пара чьих-то рук. Андроид смутно помнит, как он тогда отреагировал. В памяти лишь отчётливо закрепился мягкий мужской голос, осторожные прикосновения и немного лукавые разноцветные глаза. — Так это ты за ним ухаживаешь? Рад встретиться. Назови своё имя? — ..Саймон? Нельзя было передать словами то, что ощущал андроид, слыша чужой голос, видя чужую приветливую улыбку и чувствуя свою руку в чужой руке. Он отчаянно пытался взять себя в руки и не кричать от переполняющих механическую голову мыслей. А новый знакомый просто сидел и изучал его взглядом. — Как давно ты ходишь сюда? Маркус сидел на краю крыши, болтая ногой в воздухе. Саймон пристроился рядом, задумчиво смотря вдаль, где среди серых высоток прятался затухающий закат, окрашивающий дома в яркие жизнерадостные краски. — Уже около года. — Ого. Неужели твой хозяин отпускает тебя? — У меня его нет. Я. Я сбежал. — Но почему? — Он умер. Нет, нет, это не я его убил. У него была передозировка, а я.. Мне было страшно, я убежал, я не мог ему помочь. — О. Ясно. Маркус задумался. Беглый андроид не давал ему покоя. Он был весел, будто излучал тепло, даже пытался шутить, но в его глазах иногда блестело что-то. Что-то печальное, непозволительно печальное. И ему очень хотелось узнать, что именно. — Послушай, а что ты вообще здесь делаешь? — Оу, ну. Сижу. Слежу за состоянием инструмента. Смотрю на солнце. Люди говорят, что солнце тёплое и приятное, но мне не понять этого, остаётся только ве- — Понятно-понятно, но зачем ты сидишь с инструментом? Ты играешь, да? Саймон молча развёл руками. — О. А что ты тогда делаешь? — Я навещаю его. Сижу с ним, рассказываю, как прошёл мой день, делюсь своими мечтами и идеями. Я не хочу, чтобы он тоже чувствовал себя одиноким, как я. Маркус обеспокоенно накрыл его руку своей и прижал к своей груди. — Ты не одинок, Саймон! Ты не будешь, я обещаю тебе. С сегодняшнего дня я твой. — андроид чуть не поперхнулся, поймав на себе грустный взгляд, и тут же исправился — Ваш друг. Чего ты хочешь? Светловолосый немного растерянно смотрел в разные глаза, внимательно слушая нового знакомого, после чего тихо прошептал: — Н.научишь меня играть на фортепиано? Маркус с секунду смотрел на него, опасаясь, не слишком ли он его испугал, после чего мягко улыбнулся. — Конечно же. Конечно, я научу! Саймон широко улыбнулся и бросился в объятия андроида. В его глазах заблестели слёзы. Маркус осторожно гладил блондина по волосам, успокаивая. Шмыгнув носом, он вздрогнул и лишь сильнее стиснул руки на спине Маркуса. — Спасибо тебе большое! Конечно, Маркус мог передать Саймону основные знания в сфере музыки через одно прикосновение, но ему хотелось научиться самому. Было в этом беглом андроиде что-то тёплое, человеческое. Рядом с ним Маркус словно чувствовал себя живым. Уже через неделю Саймон мог сыграть простенькую сонатину. Она очень понравилась ему, и он был несказанно рад, прямо как ребёнок, радующийся своему достижению. Он был рад и тому, что старенькое фортепиано больше не молчало. Его жизнь словно обновилась, заиграла новыми красками. Фортепиано, кажется, тоже радовалось за своего друга. Теперь он не чувствует себя одиноким, это же главное? Иногда он даже думал, что он, фортепиано и Маркус — одна счастливая семья. Но думать о таком было стыдно, поэтому Саймон отгонял подобные мысли, чуть ли не руками размахивая. Конечно, было бы так здорово иметь такого брата. Так это у людей называется? В любом случае, он так сильно привязался к нему, что уже не представлял своё существование без него. Свою жизнь. — Саймон, знакомься, это Норт. Я так надеюсь, что вы подружитесь. Маркус, опустив голову, стоял на тротуаре. Рядом с ним, скрестив руки, гордо смотрела прямо миловидная рыжеволосая машина. — Приятно познакомиться, Норт. Внутри словно что-то оборвалось. Саймон натянуто улыбнулся, прикрыв глаза, и поспешил прочь, постепенно ускоряясь и переходя на бег. «Мне не нравится это ощущение.» В глазах неприятно защипало. Вытирая слёзы рукавом, андроид вихрем метнулся на крышу, споткнувшись и прокатившись пару метров по бетону, подполз к стене и разрыдался, подбирая колени к груди. Он не понимал, почему в один миг стало так обидно и больно. Почему тряслись конечности, а пальцы норовили сжаться в кулак. Как бы назвали это состояние люди? — Одиночество. Саймон повторил это слово. Ещё раз. Ещё один. Тихо, еле шевеля губами, но отчётливо слыша это в мыслях. Встав, медленно подошёл к инструменту и положил руку на клавиши. Робкое усталое «ля» рассекло вечерние сумерки и тут же слилось с ними. Следом ещё одно. Несмелое тоническое трезвучие. Тихий голос, больше похожий на шёпот, хриплый от слёз. — Mr. Sandman. Саймон ни о чём не думал. Не хотел. Он просто играл и пел, долго и печально, а фортепиано грустило вместе с ним, подстраиваясь под друга. Он закончил, устало опустив голову и закрыв глаза. Ему казалась глупой эта ситуация. Маркус просто представил ему свою девушку, а он вместо того, чтобы порадоваться за друга, ушёл. Убежал. Расплакался. Что с ним, чёрт возьми, творится? Тысячи программных сбоев он просто игнорировал, хотя от них голова просто раскалывалась. — Почему ты убежал, Саймон? Андроид вздрогнул, но не решился поднять голову. На глазах снова появились слёзы. — Саймон, с тобой всё в порядке? Ты играл довольно. Эмоционально. Это присуще только человеку. Саймон, я очень беспокоюсь за тебя. Взгляни на меня. Руки непроизвольно сжались в кулаки, сминая чёрные перчатки. Саймон стиснул зубы и, закрыв глаза, бросил: «Со мной всё в порядке, извини, я-.» Договорить ему не дали. Маркус схватил его за руку, пытаясь установить соединение. Саймон дёрнулся и поднял на него испуганный взгляд. — Маркус, я не понимаю, что со мной происходит. И мне страшно, невероятно страшно, это похоже на ошибку в программе, только.. Извини меня. Маркус растерянно смотрел на андроида. Тот зажмурился, позволяя слезам свободно стекать по щекам. Плечи его дрожали, а губы то растягивались в нервной улыбке, то сжимались и шептали извинения. Что-то из его слов эхом отзывалось прямо в механическом сердце. Маркус понимал, насколько на самом деле был одинок его друг, и насколько сильно он не хочет, чтобы этот самый друг таковым себя чувствовал. Насколько он привязан к нему. Насколько он.. – Я люблю тебя. – Что?.. – Это состояние люди называют любовью. Она свойственна только им. Но ты особенный, иногда мне кажется, что ты вовсе не машина. Ты человечнее любого человека, Саймон, и рядом с тобой я.. Чёрт. Прости меня. Стиснув зубы, Маркус замолчал. Он слишком боялся отпугнуть его. Боялся, что потеряет его. Робкое прикосновение заставило его вздрогнуть. Саймон нерешительно, но заинтересованно проводил большим пальцем по его щеке. – Ты.. Плачешь? Маркус шокированно уставился на него, чувствуя солоноватую влагу на щеках. Не успев возразить, он накрыл его руку своей и, осторожно притянув к себе, поцеловал. Саймон, не глядя, поймал вторую руку и деактивировал кожу на ней. Диод плавно перешёл в спокойное состояние и теперь обволакивал тьму голубоватым свечением, растворяясь в ней. Интересно, как это называется у людей? "Счастье.."