И прошу, придумай, хоть что-нибудь, чтобы это наконец закончилось. Я не могу дышать.*
— Эдди! — Ричи окликнул друга, быстрым шагом удаляющегося в сторону Пустоши. Не получив никакой ответной реакции, он бегом догнал его, отпустив дверь в клубного дома. Дверь с грохотом упала. — Эдс, — Ричи поднял руку, намереваясь шутливо толкнуть Эдди в плечо. — Не называй меня так! — Эдди резко обернулся. Тозиер улыбался, в его глазах плясали ехидные огоньки, и Эдди Каспбрак знал, конечно, знал, что это означает. Ричи собирался озвучить очередную дурацкую шутку. — Чего ты в последнее время ведёшь себя, как юная леди в критические дни? — Эдди не пошевелился, ничего не ответил. — Милети, милети, фы так фспыльчефы нынча. Неушели фас тронул тот конюх? — Кончил? — Что-о-о? — Ричи, забыв об актёрствовании, залился смехом. — Я спрашиваю, — спокойно повторил Эдди. — Ты кончил этот цирк? Того гляди поднимешь старину Пеннивайза, и клубу Неудачников снова придётся перетрахаться там, внизу. Он руками указал на землю под ногами, но Ричи, разумеется, понял, что речь о вонючей канализации. Что Тозиер находил странным, так это то, что воспоминания об этом лете уже начали выцветать, хотя дожди ещё не начались. Он никак не мог вспомнить, что же семеро маленьких детей забыли в сточных водах под городом, где всегда пахнет гнилыми листьями, дерьмом, и… сладкой ватой? Единственный, чей чёткий образ плотно засел в его голове, был некий танцующий клоун Пеннивайз. Ричи не помнил, как, но был уверен, что последний с этим всем связан. — Прости, Эдди, — улыбка сошла с его губ, он опустил глаза. — Надо же, ты умеешь извиняться, — саркастично бросил Эдди и продолжил путь, зная, что Ричи пойдёт следом. Ричи действительно пошёл за ним. — Эдс, — тихо и без какой-либо иронии позвал он. — Что, Ричи? — вздохнул Каспбрак. — Как думаешь, где сейчас Стог? — Думаю, очень далеко от всего этого дерьма, — ответил Эдди. — Рич, ты разве не заметил, как засуетились наши предки? Я имею в виду, всех неудачников. Бен сейчас чёрт-те знает где. Беверли умотала к своей тётке — увидим мы её только при худшем раскладе. Билл практически не гуляет с нами после школы, сразу домой. Их машина набита коробками, того и гляди приедет фура и увезёт их мебель в неизвестном направлении, а около их дома появится красивая табличка «Продаётся». Стэн какой-то дёрганый ходит, они, вероятно, тоже переезжают. Ты, хоть и делаешь вид, что всё в порядке, как прежде, отлично знаешь, что твои родители подыскивают жильё в… а хер его знает — может, в другом штате, может, и в Бангоре — лишь бы не здесь. Моя мама тоже… Походу, от прежнего клуба Неудачников здесь только Майк и останется. А я… Эдди не договорил. То ли осёкся, то ли не смог подобрать слова. Он явно хотел сказать что-то важное, но так и не сказал. Тишину Пустоши разорвал приступ сильного кашля. Ричи подбежал к Эдди и придержал его за грудь, похлопав по спине, в надежде, что это поможет. Но кашель только усиливался, а Эдди всё сильнее зажимал рот руками. Его глаза слезились, лицо раскраснелось. В конце концов он осел на землю. Когда кашель сошёл на нет, Эдди расслабился, но рук ото рта не отнял. — Почему ты не воспользовался ингалятором? — удивлённо спросил Ричи. — Я в курсе, что это всего-лишь плацебо, но если это тебе помогает… Эдди горько усмехнулся. — Почему, Эдди?.. — Это не астма, — он поднял голову и, посмотрев на Ричи, опустил руки. — Лекарства здесь не помогут. Из ладоней на землю упало несколько лепестков. Ричи ахнул, но ничего не сказал. — Боже, когда это уже закончится? — вздохнул Эдди, поднявшись с земли. Ответа он не получил.***
Они снова сидели в клубном доме. На этот раз с ними был и Большой Билл, и Майк, и даже Стэн. Полностью откинутая дверь лежала на земле, Ричи, Билл и Майк курили. — Так значит, — сказал Майк. — Уезжаете? Билл и Стэн медленно кивнули. — Я у-у-уезжаю зав-в-втра утром, — ответил Билл как-то слишком отстранённо. — Я тоже, — повторно кивнул Стэн. Билл глянул на Ричи и Эдди. — У-ув-верен, Э-э-эд-ди и Рич у-уедут тож-же. К ок-к-ктябрю здесь оста-анешься то-олько т-ты, Ма-айк. Майк ничего не ответил. Эдди закашлял, но, хотя наружу и вылетело несколько лепестков, приступ был намного короче предыдущего. — Большой Билл, ты куда переезжаешь? — не допуская неловкого молчания, спросил Эдди. — Эдс, — тихо проговорил Ричи. — Э-э-эд-д-д… — начал было Билл. — Никак в Бангор? — продолжил Каспбрак, не обращая внимания на взгляды ребят, обращённые на него. — Э-э-эд-ди, — наконец выговорил Билл, заставив его замолчать. Эдди нахмурился и посмотрел Биллу в глаза. — Ну, чего? — Т-ты каш-шляешь ле-ле-епестками, — серьёзно сказал тот. — Билл… — Бип-бип, Ричи, — прервал друга Большой Билл. — Кашляю, — грубо подтвердил Эдди. — И что с того? Всегда кашлял. — Большой Билл, ты, наверное, забыл, что у астматиков лепестки частенько отрываются без причины, — быстро затараторил Ричи. — Это учёные лет двадцать назад подтвердили. Билл явно хотел сказать ещё что-то, но молча продолжал смотреть на Эдди. — Как много вы помните из произошедшего этим летом? — вдруг спросил Майк. — Наглую морду какого-то клоуна, дерьмо и воду под ногами и… паутину, — Ричи не меньше других удивился последнему. — Я помню Ричиного оборотня, — сказал до сих пор молчавший Стэн. — И какую-то маленькую дверцу. — Я помню фотографию Дж-дж-джорд-дж-дж… Вы по-оняли. Ещё как м-мы с Ри-ичи на Сильвере мча-ались от ко-ого-то. А-а е-ещё я помню ч-ч-ч-че-ерноту. Они все помнили ещё кое-что, но никто вслух об этом не сказал. — Когда вы все уедете, я думаю, вообще ничего не вспомните, — сказал Майк. — Может оно и к лучшему. В этот момент Эдди показалось, что здесь с ними сидит не мальчишка, а взрослый мужчина. Майк говорил убедительно. Эдди упёр взгляд в пол, потом понял, что все ждут, пока он тоже что-нибудь скажет. Он выпалил, подняв голову: — А я помню всё, — и снова уставился в пол.***
У клубного дома они сидели втроём: Билл, Ричи и он, Эдди. Стояла тишина, нарушаемая лишь шумом Кендускига и трелью птиц. Стэн сказал бы, каких именно. День шёл к концу, на тихую и безлюдную Пустошь начинала опускаться тьма — безвредная и совсем не страшная. Никаких монстров. Никаких Викторов и Генри Бауэрсов. Лето всех унесло. — Э-эдди, — Билл практически не заикнулся, произнося его имя. — Как давно? Ричи, залезавший в этот момент на дерево, чтобы снять свой приёмник, грозно посмотрел на него, но Билл этого, кажется, совсем не заметил. — Какая разница, Большой Билл? — спросил Эдди и, почему-то глядя на Ричи, добавил: — Мой ответ всё равно ничего не изменит. — М-мож-жет… М-мы мо-огл-л-ли бы ч-ч-что-ниб-будь… — Билл, — спокойно прервал его Эдди, вздохнув. — Это длится уже больше месяца. Если что-то и надо было делать, так раньше. А сейчас… Сейчас подумай лучше о том, какой рассказ в твоём первом сборнике будет заключительным и напиши его. Билл больше не пытался заводить разговор об Эддиных цветах. Однако, в его голове вертелись предположения. Чисто теоретически, это могла быть любая девчонка из школы, но Билл хорошо знал, что недостаточно несколько раз увидеть человека, чтобы влюбиться настолько, что цветы внутри отреагировали бы. В последнее время Эдди в основном общался с клубом Неудачников. Месяц назад они как раз стали одним целым, а до того упорно шли к этому. Выходит, это был кто-то из них. Билл сразу же вычеркнул Беверли, потому как та любила всех их, «неудачников», без исключения. И осталось только одно предположение. Когда Ричи сдался, сказав, что уже поздно, крепко попрощался с Биллом и ушёл домой, они с Эдди остались вдвоём. Эдди заговорил сам: — Билл, не подумай обо мне ничего дурного, — голос его звучал твёрдо и серьёзно. — Не п-поду-умаю, Э-э-эд-ди, — отозвался Билл. — Тебе действительно интересно? Он кивнул. — Ладно, наверное, ты всё равно уже сам догадался, из-за кого это всё, — Билл согласно прикрыл глаза, тихонько качнув головой. — Так вот, подтверждаю твои догадки. Эдди наклонился к Биллу и шепнул на ухо: «Ричи Тозиер». Он знал, что Билл поймёт, не засмеётся и не начнёт издеваться. Он никогда бы так не поступил. Билл не засмеялся и ничего не сказал, только в последний раз этим летом глянул на Эдди своим особым, взрослым взглядом. Он всё понял.***
— Ну, Эдди-спагетти, — с печальной улыбкой вздохнул Ричи. — В последний раз вот так… Они стояли на том самом месте, где некогда Генри Бауэрс вырезал на животе вырывавшегося из крепкой хватки Виктора и Рыгало Хаггинса Бэна Хэнскома букву «Н». На мосту было пусто и сыро. После первого октябрьского дождя на улицах даже такого города, как Дерри, пахло свежестью и прохладой, и только слабая вонь, тянувшаяся из канала напоминала о той грязи, дерьме и серости, что вечно окутывали Дерри. — Остались только мы, да? — усмехнулся Ричи, но в этой усмешке не было ни ехидности, ни веселья. Ни капли. — Да, Рич… — проговорил Эдди. — Только ты и я… Тозиер достал сигарету из той пачки, которую отдала ему на прощанье, как последний подарок, Беверли. Закурил. Поймав на себе недовольный взгляд Эдди, он извинился: — Прости, дурная привычка. Внезапно Эдди выхватил у него сигарету и затянулся сам. Ричи тут же отвесил ему подзатыльник. — Дурак, у тебя же астма! — И что? — небрежно бросил Каспбрак. — Может быть, эти гнусные цветы наконец завяну… Последнее слово переросло в очередной приступ кашля. Эдди не прикрывал рот, из которого летели лепестки, руками. Он опёрся рукой о плечо Ричи, тот забрал свою сигарету назад, а свободной рукой провёл по Эддиной спине. Хлопки никогда не помогали, а так ему хоть морально становилось легче. Кашель прошёл через пару минут. Ричи серьёзно сказал, выдыхая дым: — Надеюсь твоя мамаша будет хорошенько следить за тобой без меня. — Бип-бип, Ричи. — Я буту писать каштую неделью и пгосить ёгр мама пгисылать мне отчёт. Эдди рассмеялся. — Французы у тебя всегда отвратительно получались, а этот-таки превзошёл предыдущих своей отвратительностью. — Мерси, му шер, — уже не пытаясь делать французский акцент, Тозиер обиженно задрал подбородок. — Чем собираешься заниматься в этом году? — Кросс побегу, — отшутился Эдс, не сумев сдержать улыбки. — Не знаю, с моей мамой… ну, ты знаешь. Я её, конечно, люблю, но она иногда перебарщивает со своей опекой. А ты, Рич? — А я, ну… Я ж давно в актёры мечу, — Эдди понимающе закивал. — Так что запишусь куда-нибудь там… Посмотрим, короче. Они немного помолчали. Затем Ричи кивком указал на пачку сигарет, торчавшую из кармана, и сказал: — Вот, последнюю пачку докуриваю, — он посмотрел Эдди прямо в глаза и честно пообещал: — Больше не буду. Эдди ухмыльнулся — не поверил — и опять в этой ухмылке нельзя было разглядеть веселья. Ему не хотелось уезжать. Но они всё-таки обнялись на прощание.***
Ричи, как и обещал, писал, может, и не каждую неделю, но часто, жили они недалеко друг от друга, так что письма доходили быстро. В своих письмах он постоянно рассказывал о том, что с ним произошло, и просил Эдди отвечать тем же, и каждое новое письмо начиналось с этого дурацкого «Привет, Эдс». Новая школа, в которую пошёл Эдди, была той ещё дырой. За целый год друзей он так себе и не нашёл, нагрузка была, казалось, раза в два больше, чем в прошлом году, и единственной радостью во всей этой унылой колее были письма от Ричи Тозиера. А кашель, тем временем, усиливался. К лету он стал таким невыносимым, что мама начала интересоваться здоровьем Эдди пуще прежнего, а самому Эдди казалось, что лёгкие вот-вот выпрыгнут вместе с цветами. Кашлять он уходил на пустырь, чем-то напоминавший Пустошь, туда люди свозили и сжигали мусор. В последний учебный день, когда закончились уроки, Эдди по привычке отправился на пустырь. Когда он свернул на дорогу, ведущую к свалке, почувствовал, что приступ близок. Это хорошо, ведь значит, что ему не придётся полдня торчать там. Подъехав к лавочке, которую он соорудил из подручных материалов, чтобы переводить дух после кашля, Эдди бросил велик и согнулся пополам, откашливаясь и отплёвываясь от лезущих наружу лепестков. Вдруг вместе с лепестками вылетел целый цветок. Каспрбрак вытаращил мокрые от слёз глаза. — Это плохой знак, парень, — послышался за спиной хриплый голос. — Недолго, видимо, тебе осталось. Эдди обернулся, вытирая тыльной стороной ладони рот. Рядом стоял обросший мужчина в лохмотьях. На вид сложно было определить его возраст — может двадцать семь, а может и сорок — но глаза кричали о том, что он повидал знатного дерьма на своём веку. — Будто бы я не знаю, — Эдди сплюнул оставшиеся во рту лепестки. — Плохо в твои-то годы страдать из-за этой дряни внутри, — мужик указал на свою грудь, где примерно находились лёгкие, и подошёл ближе, Эдди сразу отшатнулся от доносившейся до его носа смеси запаха пота и мочи. — Ты бы признался в своих чувствах, а? Хуже всё равно уже свою жизнь не сделаешь. Эдди неохотно пробормотал: — Это не совсем нормально, — он сдержал рвотный позыв. — Моя влюблённость. — Э, не, приятель, от простой влюблённости даже лепестками не кашляют, какие там цветы? Ты, верно, уже не первый месяц мучаешься? — Ага, была мысль руки на себя наложить, — признался Каспбрак и подивился тому, что его потянуло на откровенности. — Да не решился. — Неужто всё настолько плохо? — удивился бродяга. Эдди молча кивнул головой. — Парень это, да? — грустно улыбнулся мужик. — Понимаю… Тяжело тебе пришлось, не завидую. — И что, даже педиком не назовёте? — Эдди усмехнулся, глядя исподлобья на собеседника. Бродяга по-доброму рассмеялся, задрав голову, и громко втянул воздух носом. — Перерос я такое ребячество, — ответил он. — Многие люди, даже уже взрослые и состоявшиеся, не переросли и, может, никогда не перерастут. Им ведь есть дело до жизни других людей. А у меня у самого жизнь не сахар, не мёд… Я ведь тоже от этой гадости страдал. Правда, это было не в твоём возрасте. Я тогда мячик во дворе гонял и по деревьям лазил, не до любви мне было… А потом влюбился. Как сейчас помню, последний год в университете, лето… Все девчонки в платьях и юбчонках… И Она. Та, что разбила мне сердце и едва не разорвала лёгкие. Он усмехнулся, покачав головой, и продолжил: — Я тогда уже года два кашлял лепестками, все удивлялись, как я жив ещё. И тогда пошли цветы. У Неё был такой чистый взгляд… Она поднимала мне настроение, если просто улыбалась, а потом я заходил за угол, и из меня вырывалось всё это чёртово дерьмо. Потом мы сидели в компании, и там деревенский парень был. Хороший парень, свой в доску. Он предложил мне выдернуть цветы. Я говорю, мол, умру же. И ведь мог умереть, может оно и к лучшему было бы, но он сказал, что учёные уже несколько лет работают над безопасным извлечением цветков, а у них в селе издавна выдёргивали — там надо только нужный стебель нащупать, и делать это лучше на последней стадии, когда цветки при кашле уже вырываются. Ну, он и дёрнул… Мужик замолчал, уставив взгляд в одну точку. — Как же тебя угораздило полюбить так рано, а? — с сожалением спросил он Эдди. Эдди пожал плечами. Он правда не знал, как так вышло, просто в один момент с кашлем полетели лепестки. — А чёрт его… — махнул Эдди. — В один прекрасный день во время, как я думал, приступа астмы я выплюнул лепестки. Это было неприятно. Но я уже привык. — Я вижу, — кивнул бродяга, многозначительно глянув на самодельную скамейку. — Я тут часто хожу, постоянно здесь ошиваешься в послеобеденное время. Ладно, пацан, ты же сюда только прокашляться ездишь, так что, бывай. Может свидимся ещё когда-нибудь. Эдди поднял велик, перекинул ногу через раму и, поставив её на педаль, обернулся и сказал: — До свидания.***
Эдди снова и снова перечитывал письмо. Ричи прислал его накануне — предлагал встретиться. Существовало некое шоссе, которым соединялись их города. Каспбраки проезжали там как-то раз, так что Эдди знал, о какой отворотке писал Ричи. Был там подъём в гору напротив огромного поля. Ричи говорил в письме, что поедет туда поутру третьего числа и будет рад встретить Эдди. Эдди подсчитал вечером, что до того поворота на велике ехать час-полтора, а, учитывая, что Ричи всегда вставал рано, утром он называл часов восемь. Наврал маме, что что ставит с одноклассником опыт, для которого надо рано встать. С вечера собрал рюкзак, сунув туда упаковку печенья и полуторалитровую бутылку воды. И сейчас он стоял в гараже, собираясь выкатить велосипед. Он никак не мог поверить, что сегодня снова увидит Ричи Тозиера. Его любимого Ричи Тозиера. Эдди сунул исписанный лист в карман и, выкатив велосипед из гаража, запрыгнул на него и выехал на дорогу. Он быстро крутил педали и через семь минут уже выехал из города. Ветер дул в лицо. Мимо изредка проезжали машины, мелькая сонными или уставшими лицами водителей. В голове не было ничего, кроме «Скорее, к Ричи!». Это продлилось сорок минут. Когда Эдди доехал до поворота, Ричи уже стоял там. Первое, что бросилось в глаза — то, как он вытянулся. Сам Эдди тоже подрос, но Ричи всё равно на голову с лишним был выше. Спрыгнув с велика, Эдди, не церемонясь, бросил его и с разбегу обнял друга. — Привет, Ричи, — выдохнул он ему в шею. — Привет, Эдс. — Я же тысячу раз просил! — Прости-прости, — рассмеялся Ричи. Они смотрели друг на друга. В голове обоих роилось невообразимо много мыслей, слов, того, что нужно обязательно сказать. — Ты так… вырос, — сказал Эдди. — А ты так и остался таким же мелким пездю… — Эдди ткнул Ричи в бок. — Ладно-ладно, я скучал, аллигатор. — А я-то как соскучился, — улыбнулся Каспбрак и добавил: — Крокодил.** Тут Эдди закашлял, но это быстро прекратилось. — До сих пор? — обеспокоенно спросил Ричи. — До сих пор, — подтвердил Эдди. На какое-то время они замолчали. Стало отчётливо слышно, как ветер шевелит листву и верхушки деревьев. — Здесь недалеко речка, — сказал Тозиер. — Поехали? Эдди согласился. Они оседлали велики, правда, позже больше шли, чем ехали. — Так и гуляешь один? — спросил Ричи, швыряя очередной камешек в воду. — Почему же? Я три дня назад по душам разговаривал на свалке с каким-то бродягой, — Эдди рассмеялся в унисон с Ричи. — Опережая твой вопрос — нет, он не предлагал мне отсосать. Едва сошедший на нет смех вновь разнёсся по лесу, шугнув немногочисленных птиц поблизости. Когда они оба успокоились, Эдди вздохнул и проговорил: — Смешного мало, конечно. Никак не могу забыть наш клуб Неудачников, чёрт бы нас побрал. То лето практически не помню, забыл, как и говорил тогда Майк… — Майк Хэнлон? — удивлённо вскинул брови Ричи. — Я уж и забыл о нём. Что он там говорил? А лето… мы вроде все вместе играли, да? Всемером? — Да, — Эдди как-то слишком тяжко вздохнул. — Играли… К несчастью, он помнил несколько больше, чем хотелось бы. Пусть детали и стёрлись, но он точно помнил, что год назад они пережили что-то, что обыкновенные дети не пережили бы. Они встретились лицом к лицу со злом. Друзья говорили достаточно долго, больше не поднимая тему прошлого лета, и, что странно, Эдди ни разу за это время не закашлял. Вдвоём они скатились с той горки, как некогда с Подъёма-в-милю, и остановились неподалёку от трассы. — Что ж, нам пора разъезжаться, но я был рад повидаться, Эдди-спагетти. — Взаимно, Балабол. — Передавай своей мамаше привет от её самого большого поклонника, — Ричи хохотнул, увернувшись от руки Эдди. — Бип-бип, Ричи, — тот тоже хохотнул, и смех тут же перерос в приступ кашля, на этот раз — сильного. Изо рта летели и лепестки, и цветки. Ричи уронил велик и сделал шаг, обеспокоенно глядя на задыхающегося цветами друга, не зная, как помочь. — Р-рич, — прохрипел сквозь кашель Эдди. — Прошу, сделай… сделай хоть что-нибудь… чтобы это прекратилось! Я… я не могу. П-по-пожалуйста… Эдди согнулся пополам, отплёвываясь от растения, лезущего наружу, и крови. По его красным щекам катились слёзы. Он скорчился от боли, зажмурив глаза. — По-ожалуйста, Ри-ич! — выкрикнул Эдди, глядя на силуэт парня, который бездействовал и расплывался перед глазами, и слабеющим голосом проговорил: — Ты… ты же всё прекрасно понял… Ричи Тозиер наклонился, за плечи поднял Эдди и накрыл его губы своими, не обращая внимания на лепестки и вкус крови. Эдди неровно дышал, но кашель прекратился. Ричи медленно отстранился, не отрывая взгляда от заплаканных глаз Эдди. Затем аккуратно вытер их большими пальцами. — Эдс… — прошептал он и снова припал к нему, прикрыв глаза, после чего прошептал прямо в губы: — Всё хорошо. Так они стояли ещё очень долго. Потом, разумеется, разъехались по домам, но это потом. А сейчас они стояли: два неудачника, на какое-то мгновение поверившие в настоящее счастье, которого не смогут сыскать, будучи взрослыми. Два неудачника, вопреки всему, что им говорили за глаза и в глаза, ставшие на этот миг самыми удачливыми и счастливыми людьми. Два неудачника, которые в следующий раз встретятся ещё очень нескоро. Но обязательно встретятся.