Я am russian турист

      Ну что же поделать, если не всех людей природа награждает способностью быстро осваивать языки, ориентироваться в пространстве, следить за собой и своими вещами и не засыпать в совершенно ненужных местах.       Иван Брагинский был именно из тех, кого природа уж очень невзлюбила, решив не наделять этими важными зачастую качествами. И все же Брагинский имел другие особенности, за которые его и ценили.       Молодой мужчина был вполне обычным трудоголиком и работягой на небольшой, но все же успешной фирме в Москве. Миллионы не рубили, но и работники, и верхушка были вполне довольны своим положением. Иван получал достаточно неплохую заработную плату: на жизнь в двухкомнатной холостяцкой квартире с котом в принципе хватало, плюс он еще, к тому же, помогал своим старикам.       Жесткий по-своему отец старой советской военной закалки попытался сделать из сына настоящего мужика, но, увы, природа уж очень любит экспериментировать, поэтому у главы семейства Брагинских получалось не очень, потому что мальчика слишком сильно баловала и любила женская половина семьи, что и сказалось на нем сильнее, чем мужские уроки отца.       Папа долго не наседал и быстро махнул на свои попытки и сына рукой, когда понял, что его сестры будут гораздо успешнее растяпы Ваньки. Тот на отца обиделся, но с собой поделать ничего не мог. Вот такой он и был: рассеянный мальчишка с добрым сердцем, не видящим в людях ничего плохого и верящий во всех, кроме себя; к тому же, еще и с предпочтениями в отношениях у него было все очень не просто, а мама ждала внучат.       Старшая сестра быстро выскочила замуж за какого-то чиновника, родила своим внуков, и те за нее успокоились. Младшая же была девочкой более независимой и очень сообразительной, поэтому, показав хорошие успехи в учебе, сразу стала выбиваться в лучшие ВУЗы, а когда окончила институт, то ее пригласили на работу в США, и она согласилась. За нее родители успокоились тоже, хоть отец и не очень хотел, чтоб его младшенькая уезжала с родины, но даже его уговоры не помогли, ведь ее переезд был вовсе не для собственной счастливой жизни — брата она любила больше всех на свете.       А Ванька что? Выскочить замуж за богатенького олигарха в этой стране он не мог, а гением он уж и подавно не был. Но трудолюбие и честность сыграли хорошую роль в его жизни — он неплохо закончил ВУЗ и нашел вполне приемлемую работу с приятным коллективом. Любви, конечно, не доставало, но он был вполне доволен своей спокойной, пускай и одинокой жизнью.       Однако любимая сестренка, после освоения новых горизонтов, прознавшая, кстати говоря, очень быстро, об особых любовных предпочтениях брата, все пыталась вытянуть его из России в США. Если не на ПМЖ, то хотя бы в гости на какое-то время.       Иван долго отнекивался, ссылаясь на то, что ему некогда, да и на работе якобы были некоторые проблемы. Но Брагинского вот уже который год не могли выпнуть в отпуск на недельку-другую, а одинокому мужчине, живущему с котом, вполне хватало вечера пятницы в баре недалеко от дома, субботней уборки и мелких домашних хлопот или поездки по делам, а также воскресенья, чтоб поваляться на диване и расслабиться. И все-таки под жестким напором сестры, пригрозившей ему тем, что расскажет отцу о любви Ивана к мужчинам, он сдался.       Была одна очень крупная проблема — Иван не знал английского языка. Ограничивалось все «My name is Ivan and I’m from Russia» и «London is capital of The Great Britain» — за то и за другое его вполне могли избить в США. Однако век технологий не стоял на месте, и прикупивший не так давно себе хороший смартфон Брагинский решил, что вполне сможет обойтись онлайн-переводчиком. А для того, чтобы не потеряться в одном из самых огромных городов мира, есть различные навигаторы и карты, что вполне запихивались в этот маленький компьютер.       Получить визу ему, в общем-то, труда не составило, хоть и пришлось немного побегать за бумажками. Поэтому, собрав свои вещи, вещи кота и самого кота, Иван вылетел из Москвы теплой июньской ночью — ну как теплой, благо снег не пошел.       Тяжелый двенадцатичасовой перелет и усталость после него не помешали Ивану всю дорогу пялиться в окна машины Наташи, забравшей его из аэропорта, сначала на различные жилые поселения Бруклина близ трассы, за час, примерно, сменившиеся на гигантские, практически легендарные стеклянные здания самого престижного района Нью-Йорка — Манхэттена. Если честно, Брагинский никогда не интересовался тем, как его младшая сестренка обустроилась и в какой части гигантского города она жила.       Оказалось, что Наташа быстро пошла вверх по карьерной лестнице и вскоре переехала из Квинса в Манхэттен, который являлся не только одним из основных исторических центров Нью-Йорка, но и важным бизнес-центром как США, так и мира в целом, а также местом, где жили различные знаменитости и сливки общества; полный достопримечательностей, музеев и колледжей район. И все же в Манхэттене были места для жительства попроще, и даже без бедных частей, выдвинутых на периферию, не обошлось.       Иван мысленно сравнивал Нью-Йорк с Москвой. Вроде бы, казалось, гигантские и очень важные города для мира, торговли и своих собственных стран, но с совершенно разными характерами. Гордая Москва, соединяющая в себе эпохи: от империи и советов до настоящего времени, и бойкий Нью-Йорк, живущий будущим, спешащий впереди всей планеты.       Наташа жила в прехорошенькой, хоть и не очень большой квартире на краю Манхэттена. По американским стандартам, может, и небольшой, а по российским… С добротную такую дачку по квадратным метрам. Накормив Ивана вкусным обедом, она уложила его спать, несмотря на то, что время в Нью-Йорке еле перевалило за час дня. Однако Брагинский не отказался, а потому от усталости проспал весь день и лишь полночи.       Наутро они с сестрой хотели отправиться на экскурсию по важным достопримечательностям города, но Наталью срочно вызвали по работе. Хоть она была в отпуске и поэтому начала посылать всех к чертям собачьим, но слезные мольбы шефа не могли не оставить девушку равнодушной — как-никак от своей работы она действительно получала колоссальное удовольствие (а быть может, ей просто нравился страх окружающих и их зависимость от нее).       Получившему кучу извинений Ивану вручили вместе с ними нужный адрес, куда тот должен был подъехать на метро ближе к обеду, и Брагинский засунул свернутую бумажку в портмоне. Наташа весьма доходчиво, специально для своего чересчур рассеянного брата, страдающего топографическим идиотизмом, объяснила, на какой поезд надо было сесть, где и когда затем стоило выйти. Недалеко от ее дома проходила линия номер семь (Иван взглянул на предоставленную интернетом карту нью-йоркского метро, заметив длинную красную линию, пересекающую практически весь Манхэттен), и Брагинский должен был зайти на станции «181 Стрит», а доехать до «66 Стрит», и уже там позвонить сестре, дождавшись ее в случае необходимости.       Иван старался выполнять наказания сестры в точности и не паниковать в незнакомом окружении. Дабы отвлечься, он с любопытством, как и любой турист, стал вертеть головой, входя в метро Нью-Йорка. Как бы то ни было, но московское метро все же было произведением искусства в сравнении с серыми, унылыми стенами станции и тусклыми поездами, но колоритность пассажиров самых разных цветов и народов слегка позабавила Брагинского.       Судя по карте, находившейся в вагоне, ехать Ивану нужно было достаточно долго, поэтому он поудобнее уселся в одно из самых неприметных мест и уставился в окошко. Не меняющийся пейзаж из стен тоннеля как-то наскучил, и Брагинский даже не заметил, как прикрыл глаза и уснул — сказался полуночный недосып.       Его разбудил вежливый женский голос диктора, объявляющий станции, и стойкое и неприятное ощущение, что его кто-то трогал. Когда же он открыл глаза, то сразу же перевел взгляд на табло, где писались яркими буквами станции. Следующая станция «Франклин-стрит». Затем Иван взглянул на карту и…       — Черт возьми! — завопил он, привлекая к себе внимание других пассажиров метро.       Он уехал практически на другой конец Манхэттена.       Брагинский засунул руку в карман в поисках мобильного, и его словно окатили ледяной водой с ног до головы. Он пошарил по другим карманам и с испугом обнаружил, что нет не только смартфона, но и кошелька. Поезд остановился, а Иван начал вертеться по вагону, как юла. Он наткнулся взглядом на странного типа в кепке, поверх которой был накинут капюшон от черной толстовки, тот сверкнул смольными глазами и выбежал в открывающуюся дверь. За ним подорвался и Брагинский, стараясь не упускать того из виду. Однако толпа людей, сновавшая во все стороны туда-сюда, практически поглотила и парня, и, словно специально, тормозила Ивана, а Брагинский даже не заметил, как оказался на улице. Он взволнованно вертел головой, попытавшись выцепить взглядом черный капюшон, но…       И тут до Ивана дошло, что, погнавшись за карманником, он совершил даже большую глупость, чем то, что уснул и не уследил за своими вещами, — выбежал из метро. Если бы он не погнался за своими вещами, то мог бы просто пересесть на поезд в обратную сторону и доехать до нужной станции к Наташе, а сейчас он оказался практически на другом побережье Манхэттена в еще более незнакомой обстановке без денег, телефона и банального запаса наипростейших слов английского.       Паника и страх нарастали, как столбик термометра с движением испепеляющего солнца по куполу неба над Нью-Йорком.

***

      Это был еще один скучный и унылый день в Нью-Йорке.       От несусветной жары июньского солнца, действие которого только усиливалось из-за обилия стеклянных зданий, Альфред просто помирал.       Как же его задолбала работа, как же его задолбали люди, как же его задолбал этот город.       Америка — страна возможностей, говорили его родители, при этом ненавидя ее всей душой и преспокойно проживая то в Англии, то во Франции. Хорошо, Джонс полетел в США, поступил в Гарвард и с отличием закончил его.       Бизнес — это так интересно и прибыльно, говорили они. Нет проблем, Альфред открыл свой бизнес, и тот через пару лет вырос в компанию не хуже, чем у Трампа. А еще через годик другой Форбс вовсю трубил о Джонсе как об одном из самых молодых миллиардеров в США и в мире. И что дальше? Все деньги мира ему, в общем-то и целом, были не нужны. Суммы для существования не были такими гигантскими, и основная часть уходила только на глупое баловство для успокоения игравшего в джинсовых шортах от Томми Хилфигера не пережитого подросткового периода.       Что же все-таки получается? Он просто шел по «шедевральному и гениальному» плану, составленному его родителями. А когда весь маленький списочек дополнился галочками сбоку, то был ли смысл дописывать в него новые пункты и выполнять их, если Альфред уже просто не знал, чем себя занять? Гордость родителей была неописуема, и теперь они пытались впихнуть в жизнь уже взрослого и полностью обеспеченного сына раскрашенную пигалицу для полного стандартного набора «Миллиардер», чего Джонс допустить уже не мог, полностью игнорируя подобные копошения в свою сторону: во-первых, потому что был геем, и ничто на свете его не изменило бы, а во-вторых, список Альфред уже давно выкинул.       Компания же прекрасно работала без него, и в офисе он появлялся редко, как и на тамошней публике — так, чисто для прикола посмеяться и поболтать с новичками до тех пор, пока те не узнают, кто он такой. Но орлиный контроль Джонса никто не отменял, естественно.       И вот, когда в кармане у тебя были миллионы — живи и радуйся, идиот, — но все равно в душе оставалось стойкое ощущение того, что жизнь со скоростью света пролетела мимо, а ты, отдав всю душу учебе и работе, забыл побыть ребенком, подростком, просто молодым парнем по имени Альфред и очень быстро стал пресловутым «мистером Джонсом».       Сейчас же мистер Джонс просиживал свои шорты в небольшом угловом кафе за столиком на улице прямо напротив здания своей компании и, словно назло всем, жарился от отражающихся лучей раскаленного летнего солнца. Он подумывал укатить в свой домик в Лос-Анджелес. Но… Но какой в этом смысл, если кроме очередного хастлера и бутылки чего-нибудь покрепче ему никто не составит компанию, и мистер Джонс снова начнет копошиться в ноутбуке, окунувшись и забывшись в работе?       Последний глоток американо (да-да, он был из тех поклонников кофе, что могли пить его везде и всегда) остался на языке противной горечью осознания, и Джонс, оставив на столе банкноту, двинулся вдоль Франклин-стрит, нацепив темные очки (это конспирация, да!) и засунув руки в карманы. Он со смехом вспомнил, что выбрал именно эту улицу для своего бизнес-центра только из-за того, что его второе имя было Франклин.       Из мыслей его буквально вышибли напуганные глаза самого невероятного цвета, который только доводилось Альфреду видеть за всю свою жизнь. Парень дергал его за плечи и что-то бормотал на незнакомом языке, а Джонс подумал, что это либо попрошайка, либо, что еще хуже, очередной фанат, начитавшийся про него статей в журнальчиках, и, скинув его руки с плеч, двинулся дальше.       Но что-то в том человеке настораживало. Остановившись в паре метров, Альфред обернулся: парень отошел чуть в сторонку от потока людей. Теперь при столь внимательном рассмотрении Джонс почувствовал, что тот так и сквозит самым искренним отчаянием: его поникшие широкие плечи, его глаза, полные слез, что собрались на пышных ресницах, безостановочно хлопающих в попытке сморгнуть большие капли, дрожащие от вырывающейся наружу истерики губы, покрывшиеся сильным румянцем чуть пухловатые щеки, длинные пальцы, со всей силы впившиеся в собственные плечи. И одежда… Может быть и не от лучших модельеров мира, но целая, чистая и опрятно выглаженная. Нет, на попрошайку парень не тянул. Скорее, на потерянного домашнего котенка или ребенка.       Сердце Джонса просто кровью обливалось при взгляде на него, поэтому он все же решил подойти.       — Эй, друг, ты в порядке? — спросил тихо Альфред, притронувшись к плечу парня.       Нет, все же Альфред видел такой оттенок фиолетового… Лишь однажды.       Из лилово-синих глаз мигом хлынули Ниагарским водопадом по истине крокодильи слезы. Парень начал что-то снова тараторить, постоянно заикаясь, вытирая рукавом тонкой рубашки (в такую жару, в рубашке!) льющиеся нескончаемым потоком слезы и размазывая их по раскрасневшемуся лицу.       Джонс подождал пару минут, но это действо не прекращалось, и люди, проходившие мимо, уже странно косились на них. Поэтому, взяв рыдающее нечто за запястье, Альфред потянул его к стоявшему в том кафе, где он ранее просиживал свой зад, аппарату с напитками, а затем купил свой любимый сок и протянул его парню.       Тот, по-прежнему вытирая уже хотя бы остановившиеся слезы, скромно принял бутылку, сделал пару глотков и протянул ее назад.       — Так, о’кей, начнем сначала. Как тебя зовут? — Джонс решил идти по порядку, чтобы хоть как-то направить поток мыслей этого человека в нужном направлении.       — Что?       — What?       Парень закусил губу и пристыженно посмотрел на пол кафе. Альфред удивился такой реакции и уже подумывал сдать парня полиции или белым феям — ну мало ли, вдруг какой-нибудь псих у них сбежал и пошел путешествовать по Манхэттену в поисках веселья. Но потом до Джонса дошло. Парень его просто не понимал. Туристы…       — Хэй! — он снова поднял печальные глаза на Джонса. — Альфред, — показал он на себя рукой, а затем перевел ее на парня.       У того аж лицо засияло, а взгляд наполнился надеждой и благодарностью.       — Иван! — улыбнулся он.       — Русский? — усмехнулся Джонс активно закивавшему парню.       Ну что ж, не обойтись без переводчика. Век технологий и великого Гугла спасают эту планету (а может, и наоборот). Но… Альфред похлопал по карманам, а затем со всей силы влепил себе по лбу, испугав и так нервного до белой горячки Ивана. Конечно. Именно в этот день он решил оставить трезвонивший без остановки телефон, от которого решил отдохнуть, дома, находившегося на другом конце Манхэттена. Альфред из последних сил сдерживался, чтоб не начать крушить кафе, свой бизнес-центр, Франклин-стрит — денег восстановить все это у него хватит; его останавливало только нахождение рядом и так пребывающего на грани очередного истерического срыва Ивана.       Придется на пальцах. Однако, у этого потерянного русского котенка — интересно, что у Джонса русские всегда ассоциировались с медведями, но хоть парень и был крупным, но совершенно не пугающим, а напротив — слишком милым, — мог быть телефон тоже.       — У тебя есть телефон? — Альфред приложил к уху большой палец, а ко рту — мизинец.       Сияющие от счастья несколькими минутами ранее огромные глазища Ивана стали еще огромнее от вновь наполнивших их слез.       — Я ехал на метро, — Иван показал пальцем вниз несколько раз и покрутил пальцами в воздухе, изображая колесо.       — Ах, ты приехал на метро? — понял Джонс — игра в шарады, оказывается, может спасать жизни.       — Потом уснул, — парень сложил обе руки под щеку. — А когда проснулся, — Иван потянулся и зевнул. — То у меня не было ни телефона, ни кошелька, — он повторил рукой жест, незадолго показанный Джонсом, и потер подушечки большего и указательного пальца между собой — «деньги», а затем замотал головой, вытерев капающие слезы. — Я увидел парня возле дверей, — продолжил Иван, убедившись, что Альфред его слушает очень внимательно и наблюдает за его действиями.       Парень отошел к дверям кафе. Он показал на Джонса, положил ладонь на голову, изображая шляпу, затем отвернулся, нахохлился и косо взглянул на Альфреда. Распахнув двери, он изобразил, будто бежит куда-то.       — Как только он заметил, что я проснулся, он рванул из вагона.       Затем Иван показал на себя и снова на дверь, повторив бег.       — Я рванул за ним, но… — парень пожал плечами, указав кучу людей, проходящих мимо кафе.       В общем, Джонс понял абсолютно все. Это, конечно, надо быть полным ушлепком, чтоб обокрасть спящего (и столь прелестного) человека. Но с другой стороны, Иван был виноват сам в том, что не уследил за собой и своими вещами в подобном многолюдном месте, и он, скорее всего, это прекрасно понимал, и все же сейчас был виден только результат: Иван, не понимающий даже самых простых слов и вопросов на английском, без денег, без телефона, потерянный и совершенно одинокий в одном из самых огромных городов мира русский турист. Не завидовал Альфред несчастному парню, но бросать самое наимилейшее и самое рассеянное существо во вселенной Джонс не собирался точно.       — О’кей, я все понял, — Альфред кивнул головой, а затем, положив одну руку тому на плечо, он ободряюще засверкал белоснежными зубами. — Я помогу!       Еще Джонс считал, что русские — угрюмые и безэмоциональные — ох уж эти стереотипы! — но ему ничего не помешало счастливо улыбаться в осторожных объятиях, подаренных этим прелестным русским туристом.       — Где твой отель? Как называется? Ho-otel… — протянул Джонс, и Иван сразу его понял, помотав головой.       — Я живу у сестры. Сестра…       — Se-estra… Sister! Ты живешь у сестры… Ну хорошо, — догадался Альфред. — Какой адрес? Adress?       Иван только приоткрыл рот, чтоб сообщить столь важную информацию, но… Он сначала уставился на стену, расширив от страха глаза, а затем зарылся лицом в ладони. Кажется, он все напрочь забыл от разыгравшихся нервишек.       — Ты серьезно, дружок? — нервно засмеялся Джонс, успокаивающе похлопав по дёргающимся плечам. — Хей-хей, ну хватит, все будет хорошо, ладно? — парень поднял на него неуверенный, совершенно затравленный взгляд. — Пойдем. Будем искать дом твоей сестры.       Альфред вновь взял Ивана за запястье и вывел из кафе. Он поставил руки над головой, изображая крышу дома:       — Дом. Sestra.       — Спасибо, — прошептал ему Иван и покорно пошел за ним.       Джонс еще раз взглянул на парня перед собой. Выглядел тот вполне неплохо, но приехал на метро, а это значило, что он не располагал большими суммами и не мог жить на южном берегу или в центре Манхэттена. Оставались только жилые и более менее приличные районы на севере, откуда, судя по всему, шла линия метро до Франклин-стрит. Альфред настолько долго смотрел на Ивана, что не сразу заметил, как тот залился ярким румянцем и слегка стушевался. Когда Джонс понял, что превысил лимит приличия, то сам немного раздосадовано засмеялся и кинул быстрое «sorry».       Чуть пройдя до стоянки такси, они сели в него и отправились на север Манхэттена.       Вновь превышавший лимит дозволенного Альфред не мог оторвать снисходительного взгляда от по-детски восторженного Ивана, когда тот с придыханием глядел на огромные здания, различные витрины магазинов, шикарные рестораны, которые сменялись крошечными бургерными с кипевшей в них жизнью куда сильнее, чем в предыдущих.       Брагинский старался не обращать внимания на долгие, задумчивые взгляды Альфреда. По сути, он вновь мог попасть впросак, последовав за совершенно не знакомым человеком, но этот Альфред не был похож на проходимца, и отчего-то Иван доверился ему, ведь, казалось, что он действительно хочет помочь. Несмотря на события в метро, Брагинский по-прежнему хотел верить в людей и добро. И, может быть, теперь поверит и в судьбу.       Нью-Йорк был полон красок, и Иван, скосив на спутника взгляд, подумал, что тот очень вписывался в этот город. Такой яркий, сияющий, с бурлящей в нем жизнью, Альфред казался теплым, как летнее солнце, и хотелось верить в то, что и сердце у него такое же.       Когда такси словно пересекло какую-то невидимую границу, то они оказались будто в другом мире, ведь в спальных районах было гораздо тише, чем в городе, людей на улице гуляло не так много и закончились просторы для шоппинга.       Альфред попросил таксиста остановиться и протянул ему деньги. Иван поджал губы и вылез из машины, вежливо сказав:       — Деньги, money, у сестры…       На это Альфред махнул рукой и начал осматриваться по сторонам. Они вышли на пересечении Бродвея и 145-й, и Джонс, снова показав все на пальцах, сказал Ивану, что они будут ходить зигзагами, пока не найдут приблизительно знакомый русскому парню район. Но Иван сразу же объяснил Альфреду, что ехали они с сестрой из аэропорта в конце пути по трассе вдоль воды, а тот очень обрадовался, ведь путей вдоль воды было всего два. Оба решили рискнуть и пошли к ближайшему побережью реки Хадсон.       Уже вечерело, и солнце постепенно уходило на запад. Иван и Альфред явно шли уже не первый час, но оба этого даже не замечали. Они продолжали разговаривать обо всем на свете, по-прежнему играя в шарады и объясняя все друг другу пальцами или с помощью окружающих предметов. Несмотря на жесткий языковой барьер, и Альфред, и Иван чувствовали себя комфортно рядом с хоть и не всегда понимающим, но пытающимся слушать очень внимательно спутником.       Им было весело, им было спокойно, они словно знали друг друга очень давно.       Украдкой каждый бросал на другого заинтересованный взгляд раз в несколько минут и тут же отводил. У обоих проскальзывала крохотная мысль спросить об отношениях, но она слишком быстро исчезала туда, откуда и выползала.       Внезапно Альфред остановился, и Иван обернулся к нему, вопросительно наклонив голову вбок.       Джонс глядел на садящееся солнце за другим берегом реки. Вот он. Этот цвет. Цвет глаз Ивана. Эти невероятные живые краски, размазанные и смешанные словно на палитре художника. Такими же живыми были и глаза его нового русского знакомого. Быть может, оттенки заката был немного теплее, чем синеватые вкрапления в радужках Ивана, но этого потрясающего сияния, идущего изнутри души Брагинского, они никак не холодили.       — Потрясающе… — прошептал Иван.       Альфред повернул голову к нему, и его сердце будто стало биться где-то в другом измерении, а в этом оно просто остановилось: волшебные краски заходящего солнца, зажигающиеся огни соседнего берега и живые всполохи в радужках Ивана смешались в потрясающую гамму, в бесконечный космос.       — Ты невероятный… — Джонс и сам не понял, что произнес это вслух. Только когда начал тонуть в этой бездонной вселенной, до него и дошло.       — Что? — внимательно посмотрел на него Иван.       — What?       Смущенный смех обоих прокатился по набережной, и они снова развернулись к заходящему солнцу.       Странно, еще в обед, сидя за столиком кафе, Альфред чувствовал себя чужим в этом городе, одиноким, невероятно старым в свои двадцать с хвостом и разочаровавшимся в жизни человеком. Но, встретив Ивана, он прочувствовал по полной, что эта самая жизнь может подкинуть самые невероятные водовороты и не щадить в них совсем. Альфред впервые чувствовал себя не мистером Джонсом, а обычным парнем, просто Альфредом, у которого впервые в жизни появился друг, не пытающийся отхватить у него куш побольше и, пускай, совершенно не понимающий его слов.       В глазах вдруг зарябило от красно-синих маячков от полицейской машины, остановившейся рядом с парочкой.       Иван внимательно наблюдал за тем, как Альфред общался с офицером полиции, протянувшим ему какую-то бумагу, и как его лицо изменилось, когда полицейский ему что-то сообщил. Радостный Джонс подбежал к Ивану:       — Sestra! Sestra! Пойдем!— возбужденно кричал ему Альфред, махая по сторонам руками и попутно тыкая в полицейскую машину.       До Брагинского дошло, что, видимо, Наташа обратилась в полицию, когда брат не появился в назначенный час в нужном месте, а также не обнаружив того и дома. И почему Иван сам не подумал о том, что надо было пойти в полицейский участок сразу? Наверное, слишком сильно переволновался, растерялся и расстроился из-за кражи.       Счастливый Иван вместе с возбужденным от радости Альфредом вприпрыжку погрузились в полицейскую машину.       Как только Иван переступил порог участка, его чуть не снесла с ног Наталья, которая, кажется, плакала так сильно то ли от стресса, то ли от счастья впервые в жизни, расцеловывая брата в раскрасневшиеся от палящего солнца щеки. Она все тараторила о том, как виновата, что не вызвала Брагинскому такси, посчитав, что тому нужно немного освоиться в городе, проехавшись на метро.       Рядом стоящий и наблюдающий за столь сентиментальной идиллией Джонс сильно нахмурился от тяжелых дум, хлынувших в голову, как цунами. У него было столько возможностей помочь Ивану найтись, но он воспользовался самой наитупейшей. Альфред мог спокойно зайти в свой офис и добраться до компьютера, чтоб посмотреть на карты; можно было, в конце концов, просто взглянуть на карту возле станции метро, а Иван бы вспомнил, откуда приехал; да и вообще, они могли спокойно обратиться в полицейский участок, тогда и хлопот стало бы меньше. Почему Джонс не воспользовался одним из этих трех самых логичных вариантов, сам не понимал: либо он сам разволновался, впервые оказавшись в такой ситуации, либо — Альфред бросил на Брагинского еще один очень внимательный взгляд — захотел показаться героем для понравившегося человека, покрасоваться павлином, а вместо этого растерял свой чертов гарвардский ум.       Брагинский подошел к Альфреду вместе с сестрой, которая начала переводить его слова:       — Спасибо вам от нас, мистер... — начала девушка, но тот ее перебил.       — Просто Альфред, прошу, — улыбнулся он сначала Наталье, а потом взглянул на Ивана, словно бы говорил с ним.       — Он хочет вас отблагодарить за помощь, — Брагинский поджал губы и смущенно взглянул из-под челки.       — Да не стоит. Я, кажется, сделал только хуже, — Альфред как-то невесело хмыкнул, но Брагинский быстро помотал головой из стороны в сторону, когда услышал перевод от сестры.       — Ему было важно то, что вы решились ему помочь, что не оставили тогда на Франклин-стрит одного, потерянного и бьющегося в истерике. Вы, возможно, сглупили оба, но ваша компания ему стала очень сильной моральной поддержкой, иначе неизвестно, что бы могло с ним случиться. Самую важную роль сыграло желание помочь.       Кажется, сердце Джонса заклокотало в груди так сильно, что чуть не остановилось, и он не сдержал счастливой улыбки, так и выползающей на губы из глубин души.       — Спасибо, — Иван подошел чуть ближе к нему и, решив разрушить все нормы приличия и преодолеть свою скованность, мазнул Альфреда губами по щеке, а тот, забыв, что ему стоило в обществе держать себя в руках, притянул Брагинского за ворот рубашки и оставил у того на губах быстрый, но такой важный для обоих, кричащий о еще только расцветающих, как первые весенние бутоны цветов, но все же обоюдных чувствах поцелуй.       Сгоревшее до спелой помидорины лицо Брагинского, оказывается, не было еще на пределе красноты.       — Скажите ему, Наталья, что я жду его на месте нашей встречи завтра в двенадцать — поведу его на пляж, — не отрывая взгляда от этих искрящихся звездами глаз, попросил он девушку и, дождавшись положительного кивка Брагинского, развернулся, но взгляда по-прежнему не отвел. — И отправьте его на такси, пожалуйста, — улыбнулся Джонс, но потом врезался в закрытую дверь выхода и, радостно захохотав, удалился, махнув на прощание.       — Наташенька, ты же не против, если я останусь у тебя чуть подольше? — такому сияющему от нахлынувшей влюбленности Ивану, смотрящему вслед объекту своих чувств, невозможно было отказать.       — Конечно, братик, конечно, — хотела бы Наташа видеть лицо Брагинского, когда тот узнает, кто Альфред такой, и, наверное, еще успеет.       Кажется, Наташа не прогадала с выбором города. Ивану действительно понравилось в Нью-Йорке. В особенности, один местный житель.