Двадцать три

* Гарри двадцать три и он живет на работе. Отчеты, рейды, пришли новые мантии, мистер Поттер, посмотрите на них, если будет минутка, рейды. Рейды. Гарри двадцать три, за плечами у него несколько побед над Волдемортом, а на рабочем столе кренящаяся стопка пустых бумаг, которые надо заполнить. Пизанская башня сосет, Эйфелевая — отсасывает. — Ты так похудел, — говорит Джинни, проводя пальцами по его ключицам, — милый, может, ты сделаешь перерыв? Ну, знаешь, отпуск и, например, Канны. Или Шри-Ланка. Я никогда не была на Шри-Ланке и не пробовала цейлонский чай. Гарри утыкается ей в плечо: — Потом. У Гарри на голове — гнездо. Словно он всю ночь провел на вечеринке, закончившейся бурным сексом. Гарри хмыкает. Ну, секс у него и правда был. Даже оргия. С отчетами и заключениями экспертов. Не то чтобы он не хотел провести немного времени с Джинни, но он — Гарри Поттер, а не какой-то там Терри Бут. И у него дело, которое нельзя бросить. Ну, как нельзя. Вообще-то можно, но Гарри знает себя и знает свою же совесть. Короче, нет, точно бросать нельзя. Похищения в Хогсмиде и на Косой аллее. Следы странного зелья на местах преступления. И больше никаких зацепок. После победы над Волдемортом чувствовать себя бесполезным довольно сложно, поэтому Гарри носит одну и ту же мятую мантию полторы недели, питается кофе и… и кофе, ночует на рабочем месте и ненавидит диван в своем кабинете. — Ты совсем себя не жалеешь, — Джинни гладит его по спине, — я оставила на столе бутерброды, поешь, пожалуйста. У Джинни тренировка, она уходит. Гарри откладывает бутерброды в сторону. «Допишу до тридцать третьей и съем один», — говорит себе, но вспоминает об этом уже на сорок восьмой. Ну не бросать же отчет за три страницы до окончания. * — Шел пятьдесят девятый день расследования, — язвит Драко, — Поттер становился все меньше похожим на человека, и все больше — на взмыленного оленя. То есть, привет, конечно же, я просто здороваюсь. Последние слова Драко добавляет, увидев хмурый взгляд Поттера. — Вообще-то, всего одиннадцатый, — отвечает тот, — а не пятьдесят девятый. Драко закатывает глаза: — Ты вообще понимаешь шутки? И, — он складывает на груди руки, — ты хоть раз из этих одиннадцати ложился спать? Они расследуют исчезновения полторы недели, и Гарри похож на оголодавшего, побитого пса, страдающего бессонницей. А Драко, который проводит в Аврорате не меньше времени, выглядит свежим и самодовольным, как и всегда. Чистая рубашка, мягкие волосы, внезапный и раздолбайский зеленый галстук. Впрочем, самодовольным Драко выглядит постоянно, это как ключ и замок или там Отдел Тайн и маховик времени. Правда, Гарри понятия не имеет, когда успел заметить, насколько мягкие у Малфоя волосы, но кого это волнует, когда у них… Точно, дело. Гарри вспоминает, зачем пришел. — Может быть, — Драко отставляет на стол полупустую чашку, — ты отлипнешь от двери и скажешь, зачем пришел? На стене его кабинета картина со звездной ночью, на столе — подставка для карандашей в форме гнома и ластик в виде русалочки. — А, — Гарри трет глаза, — ты закончил исследования? — В таком случае они бы уже лежали на твоем столе, — Драко пожимает плечами. Драко — главный зельевар Аврората с недавних пор. — Есть я со всеми архивами Снейпа и его же уроками, а есть Грейнджер с школьными азами. Кого ты выберешь? — возражает Драко, и Гарри некуда деваться. Потому что это Драко и он прав, и Гарри не может лишать Аврорат настолько ценного сотрудника, как бы это не отразилось на его собственной работоспособности. Просто работать и правда сложно, когда в соседнем кабинете Малфой метает дротики в стену, варит кофе с карамелью и вешает на дверь таблички вроде «войдешь без стука — я натравлю на тебя пикси, так что лучше не заходи вообще, давай, ты ведь не хочешь этого». — Когда закончишь? — Гарри съезжает по стене вниз, и Драко становится жаль его. — Сегодня ночью, но дома, нужное оборудование у меня там, — отвечает он и взмахом палочки пододвигает к Поттеру кресло. Гарри оживает настолько, насколько вообще может: — Отлично, я к тебе. Драко думает, что слово «отлично» — последнее, которое вспоминается при виде Поттера. — Еще чего, — бурчит Драко, стаскивая с вешалки мантию, но не то чтобы он не радовался. * У Драко квартира — еще отцовская — в маггловском Лондоне, но невидимая и заколдованная. И они с Поттером близко знакомы — ближе, чем однокурсники или даже друзья — еще со времен выпускного курса, но Драко все равно неловко отпирать дверь и пропускать Поттера к себе. Квартира — это убежище, Поттер — это огонь. Драко не хотел бы жечь место, где можно спрятаться, но Поттер рядом, и по-другому не выходит. Жечь приходится либо место, либо самого себя, поэтому Драко прячется за комнатами и картинами. Поттер, уставший и разбитый, с выпирающими ключицами, выделяющимися скулами, практически падает на диван и говорит: — Почему у тебя так холодно? У Драко и правда холодно, но не объяснять же Поттеру, что это от того, что дома он был три дня назад, а все это время пропадал на работе, делая все возможное, чтобы быстрее закончить исследования и помочь. — Это отражает мой внутренний мир и отлично вписывается в интерьер. Короче, сам придумай, — Драко ставит чайник. И Гарри отстраненно замечает, что никогда не видел такого Малфоя. Уютного, в рубашке с расстегнутой пуговицей, заваривающего чай. Выглядящего теплым, даже в окружении стен, разрисованных обоями с изморозью и картин с зимними пейзажами. — Спасибо, — Гарри кивает, обхватывая дрожащими руками чашку. — В общем, сейчас я иду в лабораторию, а ты — спать. Будешь мешать — выгоню, — Драко старается выглядеть бодрым, чтобы Поттер не понял, какие усилия он для этого прилагает, потому что, ну, он же Малфой. Быть сучкой, язвить и кормить кошек. Потому что кошки мягкие, кошки — круто. — Нет, — Поттер отвечает слишком твердо для человека, не спавшего столько дней, — мне неудобно спать, когда ты будешь работать. Драко снова закатывает глаза. Гриффиндор не лечится. Поттер тоже. * Не то чтобы у них было что-то после окончания школы, кроме пары пьяных разговоров на корпоративных вечеринках, не то чтобы Драко радовался тому, что Гарри не обручился со своей рыжей, не то чтобы он все еще чувствовал что-то к Поттеру, но он почему-то вздрагивает, когда Гарри стаскивает с себя штаны и ложится рядом. У Драко в доме одна кровать и он мог бы отправить Поттера на пол или на кресло, но что такого в том, чтобы спать под одним одеялом, если ничего не было около пяти лет и у них просто работа. Всего лишь. Драко знает, что только успокаивает себя. Поттер рядом и заснуть, конечно же, не выходит. — Спишь? — спрашивает тот, когда Драко наконец-то удается закрыть глаза. — Иди в задницу, — Драко смотрит на стену так, словно это она пытается поговорить с ним. — Я могу лечь на кухне, — голос Поттера звучит вопросительно. И Драко, все еще не выпутавшись из паутины сна, раздраженно бормочет, поворачиваясь спиной: — Только попробуй встать и уйти отсюда. * Проходит еще неделя, они закрывают дело и празднуют это всей командой. И даже устраивают вечеринку по этому поводу, только вот Поттер не перестает приходить домой к Драко. Поттер — огонь, он не спрашивает, что жечь, а что оставлять целым. И Драко пропускает момент, когда все еще можно залить водой. Поттер приходит однажды и Драко кажется, что не было пяти лет перерыва, не было «не думаю, что это хорошая идея, Поттер, давай не будем торопиться и разойдемся», не было той рыжей стервы. Что ничего не было, кроме растрепанных черных волос и безумного жара, сжигающего вокруг себя все. Вот только рыжая стерва есть. Драко чистит апельсин в общем зале, когда приходит Джинни. Драко считает, что полное имя, требовательное и грубое, подходит ей ближе. Отражает суть. Приходит и говорит: — Гарри, милый, ты обещал мне Шри-Ланку, помнишь? Дальше Драко не слушает. Апельсин тоже рыжий, и он выбрасывает его, выходя из комнаты. Драко двадцать три и он ведет себя, как чокнутая истеричка. Как подросток-чокнутая истеричка. Хуже любой девчонки. Да что там, хуже Панси, когда ее бросил Тео. Драко знает, что Гарри все еще окончательно не расстался с Джинни, знает то, что приходит Поттер не к ней, к нему. Знает, что Поттер любит, потому что он не умеет врать. Ну да, Гриффиндор не лечится. Драко знает все это и даже больше, видит, как Поттер смотрит на него на собраниях, замечает, как беспокоится и все такое. Но это не мешает ему устраивать истерики, ощетиниваться в ответ и ревновать. Именно поэтому Драко отменяет обед с Поттером, не предупредив его об этом, и отправляется домой. Драко знает, что это плохо, но не то чтобы это его волновало. Совсем нет. Совсем. Угу, наверное. Вечером Драко метает дротики в картины с зимним пейзажем, когда приходит Поттер. Просто отпирает дверь, приваливается к косяку, сложив на груди руки, и сжигает к черту ледяной океан выстроенного с трудом спокойствия. Поттер, что еще скажешь. — Надо было забрать у тебя ключи, — бурчит Драко, запоздало вспоминая о том, что, вообще-то, никаких ключей Поттеру не давал. — Ну да, — Поттер фыркает, — для этого, по крайней мере, пришлось бы поговорить со мной. Драко вздрагивает. Поттер, вот он, стоит растрепанный и решительный, протяни руку — взъерошишь волосы, протяни руку — притянешь ближе. Но Драко злится. Вообще-то, он просто устал, и все накопилось, но получать приходится, как обычно, Поттеру. Драко плохо, он сжег бы мир ради бокала вина и пары часов спокойствия, но рядом только Поттер, и Драко щурится, ищет, как уколоть больнее. Больно — это не «пойди поплачь», а «найди кого-то и ударь по нему сильнее». Именно поэтому Драко говорит низким, злым и фальшиво спокойным голосом: — Мерлин, Поттер, ну почему ты вот такой вот? В гриффиндорском шарфе спустя пять лет после окончания Хогвартса, с максимализмом размером с Гринготтс, нелепый и несуразный. Зачем ты здесь? Зачем ты вообще? Что ты хочешь? Гарри подходит ближе и спокойно произносит: — Очевидно, чтобы выслушать твою истерику и заварить травяной чай. И вот этого делать не следует, но уже поздно. Драко суживает глаза и шипит, и пальцы его белеют: — Почему, если я скажу что-то вроде «Привет, я Драко Малфой. Я расист, презираю рыжих, грязнокровок, ненавижу Гриффиндор, а мои родители работали на того, кто убил твоих родителей. Будешь моим другом?», ты не пошлешь меня к черту, а только скажешь «Ты ненавидишь Гриффиндор? Вали отсюда, Малфой!» Ну почему? Драко следит за Гарри настолько пристально, насколько это вообще возможно, но не замечает вообще ничего. Вообще. Либо Поттеру все равно, либо… О втором варианте Драко не хочет думать. Это слишком больно и слишком прекрасно одновременно. Слишком. — Ну, — Гарри разводит руками и тут же спрашивает, — слушай, ты же не ненавидишь Гриффиндор, да? У Драко нет сил на то, чтобы закатить глаза. Он только съезжает по скользкой спинке дивана вниз и смеется. Истерично, всхлипывая. Поттер выглядит растерянным, родным и теплым. Гриффиндор не лечится, Драко знает. Но это ничего не значит и не решает. Драко плохо, его океаны боли никуда не деваются, все хреново. Он отворачивается. — Хорошо, — Поттер снова похож на главу Аврората, а не на растрепанного пятикурсника, — я уйду, если тебе хочется. И уходит, оставив ключи на столике. * Всю ночь Драко расклеивает по дому записки с текстом «Драко Малфой — тупой мудак» и «тебе так и нужно», и нарисованных снежинок не видно за следами от медного дротика. А все утро он снимает приклеенные записки и выбрасывает испорченную картину. Вместе с ней он пытается выбросить Поттера. Не то чтобы это удается, но ничто ничего не меняет. Драко приходит на работу и видит на рабочем столе пластиковый стаканчик с горячим кофе. О нет, меняет. Гриффиндор не лечится, но какая разница. Драко двадцать три и Поттер приглашает его на ужин. Конечно, какая разница.