Красками

Он её рисует. Движения резкие, размашистые. Краски масляные, из соседней лавки. Он её рисует так, как может. Без формы и цвета — оболочка. Красный, зелёный — наугад. Он её рисует, хотя глаза его давно ничего не видят. Рисует, потому что душа так хочет. Она смеётся. Смеётся, глядя на эти смешения, в которых можно найти что угодно, но не человека. Ей радостно, потому что этот мир — их. Это время только для них. Потому что эти руки, выводящие яркие линии, эти пальцы, заляпанные краской — её. Он вздрагивает, когда чувствует на плечах её ладони. Её губы — на шее. Дразнят. Манят. Обещают. Её дыхание — у уха. Горячее. Желанное. Она улыбается, когда кисть летит на пол. Брызги красок на паркете — пускай. Ей плевать на паркет. Плевать на платье, на котором теперь отпечатки разноцветных ладоней. Она такая горячая. Такая отзывчивая. Её руки — нежные. Губы — страстные. Она такая жадная — опьяняет. Берёт. Отдаёт. Обещает. Ему это нравится. Пальцы шершавые от краски, но он помнит, что кожа её — гладкая. Ладонями вверх — к лицу. К тонкой шее, к подбородку. Сладкая мука! Его пальцы в её волосах. Грязных от краски — пускай. Это не важно. Ничто не важно, когда он рядом. Так близко. Весь её. Его дыхание сбитое, взгляд слепых глаз — затуманен. Он возбуждает. Одним видом. Одним присутствием. Так прекрасно! Шаг назад, перевернув мольберт. К черту! Смешение красок. На одежде. На полу. На них. Кожа к коже — в агонии. Словно в поисках оазиса — жадные. Утоляют голод и жажду. Танцуют. Сражаются. Вздох. Касание. Счастье. Опускаются на пол, на краски. На мольберт, на холст. Вместе. Рука в руке, душа к душе. Он такой властный, такой нежный. Кожа горит поцелуями. Губы рисуют узоры. Правда рисуют — краской покрытые. Игнорируя вкус — друг к другу. Не важно. Ничто не важно. Только он. Только она. Только краски. Лишняя ткань — долой. Кожа к коже, языком и пальцами. Опалить. Раздразнить. Стон. Удовлетворенная улыбка на губах, ладони — на бёдрах. Чуть сдвинуть. Ниже и ближе. Вот так. Так. Близко. Рядом. Друг в друге. Проникновение мягкое. Бережно, как с фарфоровой куклой. Тихо. Медленно. С поцелуями. Со вздохами. Отклониться, отдавая себя его губам. Так правильно. Так необходимо. Стон не сдержать — пускай. Всё в краске — шея, грудь, бедра. Зелёный. Жёлтый. Красный. Он ведь рисует. Он продолжает рисовать. Не её — на ней, в ней. Он рисует тот мир, что теперь у них есть. Мир, который она так любит. Он рисует их, две половинки, ставшие одним целым. Целостным. Прекрасным. Ярким и цветастым. Он осыпает её любовью, раскрашивая её собой, как кистью. Придавая цвéта, смысла. Она отдаётся в руки художника. Всей собой, до остатка. До последней крупицы. До кончиков волос и ногтей она — его. Это волнует, будоражит. Заставляет завидовать самому себе. Она такая чувственная, чувствительная. Она — его холст. Она доверяет ему себя, позволяя творить. И он творит. Рисует Любовь. Рисует счастье, которое без неё уже невозможно. Он слеп, но он видит. Он представляет. Синий. Фиолетовый. Оранжевый. Он чувствует эти цвета на её теле. Она — холст, который покрыт узорами их будущего. Их «Мы». Рядом с ней — наивысшее счастье. Её ласки, её движения — плавные и тягучие — любимая мука. Он погружается вновь и вновь в водоворот стонов, вздохов, объятий. Он живёт ими. Живёт ею и этими моментами. Его холст испорчен — пускай, он всего лишь бумага. Лучшая картина — здесь, сейчас. Жар. Агония. Краски. Красный, жёлтый, оранжевый — как живой огонь. Переливается на теле, как свидетель их страсти. Свидетель их чувств. Явный. Яркий. Точный. Тело к телу. Сильней. Мощнее. Острее. По краю и дальше, в пропасть. В бездну. Друг в друга. До изнеможения. Цветные пятна перед незрячими глазами. Вспышки. Салюты. Словно День Независимости. Только это — их день. Хочется что-то сказать, но он молчит. Она прекрасна — она и так это знает. Он её любит — это очевидно. Он молчит, потому как краска всё сказала за них. Смешала все чувства в одну общую гамму. В радугу из ощущений и желаний. Нет, холст не испорчен — на нём написана картина куда более правдивая и прекрасная. На нём написана Любовь. Не размыкая тел, среди раскрытых тюбиков, хаотичных мазков, обрывков и щепок. Мольберт нужно менять. И часть мебели тоже. И пусть. Пускай всё горит — этот момент того стоит. Вместо слов — поцелуй. Он скажет больше. Нежный, со вкусом краски, такой особенный. Их. Только их. Слова не нужны. Всё сказано.