Яблоки Познания

Это безумие (другого слова Гермиона подобрать не смогла) началось пару месяцев назад, в начале марта. У Гриффиндора и Слизерина было сдвоенное занятие по зельям, на котором они варили амортенцию. В этот раз работали индивидуально, и Гермиона была очень воодушевлена тем, что ей не придется исправлять ошибки Рона и спорить с Гарри по поводу рекомендаций в его дурацком учебнике. К сожалению, ее ожидания не оправдались. Зелье было сложным, и, несмотря на то, что она делала все по инструкции, что-то было не так. В конечном итоге ее амортенция приобрела стойкий запах цветков златоглазки, что, кстати, было не худшим вариантом (зелье Рона свернулось и воняло жженой резиной). Слизнорт поджал губы, но великодушно поставил ей «Удовлетворительно». Сзади хихикали слизеринцы. Единственным, кому амортенция удалась идеально, был Гарри. Гермиона немного обиделась, потому что считала это жульничеством — Гарри следовал рекомендациям Принца-полукровки, а не официальному рецепту в учебнике. Тем не менее, Слизнорт был в восторге и пригласил всех понюхать спиральные завитки пара, исходившие от перламутрового зелья. И тут это случилось. Гермиона с наслаждением вдыхала яркий аромат, в котором она распознала запах нового пергамента, запах свежескошенной травы и… Острый, яркий, свежий запах яблок ударил ей в голову. Нет. Пробормотав что-то насчет зубной пасты, Гермиона смущенно отошла от котла и встала поодаль от остальных. Услышав неподалеку от себя громкий хруст, она инстинктивно обернулась, хотя уже знала, что именно увидит. В то время, как остальные сгрудились вокруг учительского стола в надежде вдохнуть заветный аромат, Драко Малфой — единственный из всего класса — остался сидеть за партой. И он ел яблоко. Он все время ел свои чертовы яблоки. Ярко-красные, блестящие, такие сочные, что сок иногда собирался каплями на его губах, и тогда он плотоядно проводил по ним влажным языком, словно хищник, слизывающий теплую кровь своей жертвы. Он ел их на переменах, на парах и в Большом Зале. Ел в Хогсмиде, в библиотеке и на трибунах во время квиддича. Гермионе иногда казалось, что она везде слышит этот яблочный запах. Казалось, что он преследует ее. Когда она, словно бы между прочим, поделилась своими наблюдениями с Гарри и Роном, они лишь удивленно переглянулись. «Никогда не видел его с яблоком», — задумчиво пробормотал Рон, силясь вспомнить хоть раз, а Гарри даже это невинное упоминание о Малфое обернул в свою любимую песню под названием «Малфой — новый Пожиратель Смерти». И тогда она стала замечать, что Малфой действительно ел их не так уж и часто, просто Гермиону это так будоражило (она предпочитала слово «бесило»), что она постоянно обращала на это внимание. Но, конечно, у нее было о чем подумать помимо Малфоя и его дурацких яблок. На носу были экзамены, и ей надо было готовиться, чем она и занималась настолько усердно, насколько только могла. И она точно сумела бы выкинуть все это из головы, если бы не эта проклятая амортенция, так предательски пахнувшая им. Малфой заметил, что Гермиона на него смотрит, и взглянул ей прямо в глаза, хищно облизнувшись. Его лицо ничего не выражало, лишь взгляд приковывал к себе против воли. Ей невольно пришла в голову мысль о том, что вот так, наверное, выглядел библейский аспид, предложивший Еве яблоко. И, видит Мерлин, в эту секунду Гермиона понимала, почему та согласилась. Наконец, она пришла в себя и отвела взгляд. Гермиона села за парту, повернувшись спиной к Малфою, достала из сумки учебник и начала читать, изо всех сил стараясь не обращать внимания на хруст яблока за ее спиной. Пару недель спустя Гермиона решила, что разум покинул ее. Она все чаще ловила себя на том, что оглядывает пространство в поисках Драко, все чаще стала замечать, что думает о нем. Стала мысленно называть его «Драко», в конце концов. Его имя вдруг стало удивительно красивым, и ей хотелось все время произносить его и писать во всех тетрадях, обводя сердечками. Чего она, естественно, не делала. Друзья заметили, что с ней творится что-то необычное, но списали это на усиленную подготовку к экзаменам. На время пасхальных каникул Драко уехал из школы, и Гермиона дико скучала, одновременно злясь на себя за это. Она твердо решила выкинуть это из головы, но он вернулся, и чувства нахлынули на нее с новой силой. И он стал вести себя так странно. Она не раз замечала, что он смотрит на нее. Не как раньше, скривив губы, а по-другому, долго и пристально. Когда они шли навстречу друг другу в школьном коридоре, он словно случайно касался ее руки. На занятиях по истории магии, на которые Рон и Гарри давно перестали ходить, он садился сзади нее, и весь урок она чувствовала спиной его взгляд, мечтая провалиться сквозь землю от неловкости. А однажды она была готова поклясться, что он наклонился к ней и понюхал ее волосы. На прошлой неделе Гермиона, как обычно, проводила вечер в библиотеке, пытаясь закончить эссе для профессора Флитвика. Но, то ли постоянный недосып давал о себе знать, то ли ей нездоровилось, это чертово эссе никак не хотело заканчиваться. Появление в библиотеке Малфоя не прибавило ей ни сил, ни концентрации. Он молча прошел мимо и сел неподалеку от нее, а спустя пару минут она услышала скрип его пера. Гермиона начала нервничать. Библиотека закрывалась через полчаса, остальные студенты уже начали расходиться, а она даже близко не подошла к заключению. Эссе надо было сдавать завтра, и она сгорала от стыда, представляя, как будет объяснять Флитвику, что — впервые в жизни! — не успела выполнить домашнюю работу. Она встала и уныло побрела к полкам с книгами по чарам в надежде отыскать что-то, что поможет ей уложиться вовремя и состряпать приличный конец для своего эссе. Сзади вдруг послышались тихие шаги. Гермиона обернулась как раз вовремя, чтобы увидеть Малфоя, который подошел к ней вплотную и продолжал подходить, пока она, пятясь, не уперлась спиной в книжный стеллаж. Именно в этот момент она поняла, что в этом проходе они совсем одни. — Что ты… — прошептала Гермиона, но он приложил палец к ее губам, заставляя замолчать. Драко смотрел на нее так, что она почувствовала, как краснеют ее щеки. Сердце билось как бешеное, а ноги стали ватными. Малфой достал яблоко, такое же красное и гладкое, как и остальные, и вонзил в него свои белые острые зубы. Гермиона как завороженная наблюдала за тем, как белоснежная мякоть плода исчезает у него во рту, а в нос вновь ударил яблочный запах. Не отводя от нее глаз, Драко протянул яблоко ей, предлагая откусить, и Гермиона, загипнотизированная его взглядом, поддалась порыву. Яблоко было чудесным. Нежная, сочная плоть растеклась во рту, и Гермиона прикрыла глаза в блаженстве. Она мгновенно почувствовала себя так ярко, так остро живой. Кисло-сладкий вкус бодрил и освежал, и в голове у нее вдруг прояснилось, словно она наконец-то выспалась. Гермиона уже проглотила последний кусок, как вдруг почувствовала, что ее губ касается что-то, совсем непохожее на твердое яблоко. Застыв в изумлении, она все-таки открыла глаза — Драко Малфой целовал ее, склонившись над ней в темном библиотечном пролете. И она ответила. Ответила, вкладывая в свой поцелуй все свое желание, всю ту запретную страсть, которую испытывала последние месяцы, ненавидя себя за то, что чувствовала, но целовать его было так прекрасно, что она не пожалела бы и умереть в эту самую секунду. Они целовались яростно, немного отчаянно, его руки касались ее волос, плеч, талии. Она не могла сказать, сколько это продолжалось, но ей было мало, когда он отстранился от нее и шепнул: — Я вижу, как ты смотришь на меня, Грейнджер. Она лишь уставилась на него в ответ, не зная, что сказать. Но он продолжил: — Не надо. С этими словами он отошел от нее и вышел из пролета. Когда она, справившись с собой, подошла к своему месту, его в библиотеке уже не было. И хотя Гермионе казалось, что сердце ее разбито на мельчайшие осколки, обострившаяся после чудесного яблока ясность мышления не покинула ее, эссе она дописала быстро и с легкостью, удивившись сама себе. Позже, размышляя о том, что произошло, Гермиона пришла к однозначным выводам: Малфой заметил, что нравится ей, решил это проверить, поцеловав ее, а когда она (Мерлин, как самая распоследняя идиотка) ответила на поцелуй и подтвердила тем самым его догадки, он (конечно же) попросил ее прекратить кидать на него эти свои влюбленные взгляды. Ему не нужна ни она сама, ни ее дурацкие чувства. Что ж, по крайней мере, теперь Гермиона поняла, о чем поют во всех этих песнях, которые Лаванда и Парвати слушали днями напролет. Не то чтобы у нее не было никого раньше. Она почти целый семестр встречалась с Крамом и немного позволила себе с Маклаггеном этой зимой, но ни с кем она не испытывала ничего подобного. И цена этому чудесному, окрыляющему чувству — всепоглощающая боль. И его шепот, до сих пор звеневший в ушах: «Не надо». Сегодня утром она проснулась в особенно плохом настроении: ей снова снилось, как Драко целует ее, и она была счастлива, но пробуждение обрушило на нее всю горечь реальности. Еле сдержавшись, чтобы не наорать на Живоглота, который словно нарочно путался у нее под ногами, она спустилась в гостиную, где ее уже ждали Гарри и Рон, чтобы вместе пойти на завтрак. И вот на завтраке Рон, этот невыносимый дурак, который вдруг решил, что сейчас самое время приударить, наконец, за Гермионой, отрезал кусок от своего яблока (обычного, блёклого желто-зеленого цвета) и протянул ей с таким видом, будто предлагает по меньшей мере золотое колье. — Нет, — ответила она чуть резче, чем собиралась, но не так резко, как хотелось. — Что? — Рон явно не ожидал отказа, и его лицо приобрело глуповатый вид, который она так часто наблюдала на уроках. — Я сказала, нет, — повторила Гермиона, пытаясь снова сосредоточиться на учебнике, который читала, и надеясь, что Рон отстанет. — Да ладно тебе, возьми кусочек, — кусок яблока снова оказался около ее рта, а капля сока упала прямо на страницу учебника. — Не хочу! Что именно в слове «нет» тебе не ясно? — она отпихнула его руку и заметила, что на них начали поглядывать другие ученики. Гарри и вовсе смотрел на нее, открыв рот. — Но почему? — жалобно протянул Рон. — Потому что, Рональд, я ненавижу яблоки! — Гермиона раздраженно запихнула учебники в сумку. — И если бы ты обращал внимание хоть на что-то, кроме квиддича, ты бы это заметил! Разъяренная, она вскочила со своего места за гриффиндорским столом и быстро вышла из Большого Зала, стараясь не думать о том, услышал ее Малфой или нет. Слезы застилали ей глаза, когда она шла по школьному двору, а присев в самом дальнем уголке, скрытом от чужих глаз пышными кустами жасмина, она и вовсе дала им волю. — Разве ты ненавидишь яблоки, Грейнджер? Драко стоял перед ней, засунув руки в карманы. Его лицо, как всегда, ничего не выражало. — Ненавижу, — выдохнула Гермиона. — И тебя ненавижу. — Хорошо, — безэмоционально ответил Драко. Он постоял еще секунду, словно не решаясь уйти, но затем все-таки повернулся и медленно пошел в сторону замка. — Ненавижу, — повторила Гермиона и, уронив лицо в ладони, разрыдалась в голос. Вдруг она почувствовала прикосновения его рук к своим плечам. Драко сел рядом с ней, и она уткнулась лицом ему в грудь, еще продолжая плакать, но уже замирая от того, как ласково он касался ее. — Тише, — нежно шептал он, целуя ее волосы. — Тише. Они провели вместе весь остаток дня, гуляя по окрестностям замка. То тут, то там он останавливал ее в местечке поукромней и целовал. Так ласково, так страстно, так сладко. Гермиона таяла от его прикосновений, от яблочного вкуса его губ, от нежности, переполнявшей их обоих. Они встречались тайком еще несколько раз. И каждый раз он не давал ей заговорить о том, что происходило между ними — они только гуляли, касались друг друга и очень много целовались. Лишь изредка они обсуждали всякую ерунду, вроде учебы и экзаменов — хотя Гермиона замечала, что говорит об этом в основном она, а Драко лишь отвечает ей. Казалось, учеба не сильно волновала его. Но его волновала сама Гермиона, и ей этого было более, чем достаточно. Июнь близился к концу, а вместе с ним — и учебный год. Однажды днем Драко отвел Гермиону к озеру, где она обнаружила небольшую полянку, накрытую для пикника: плед, корзинка и большая миска налитых красных яблок. Драко заботливо помог Гермионе сесть и сам лег рядом на живот. — Эти яблоки присылает мне мать, — ответил Драко на вопросительный взгляд Гермионы. — Они с зачарованной яблони, которая растет у нас уже сотни лет. Ее плоды тонизируют, обостряют чувства и помогают обрести ясность ума. — Никогда не слышала про такую яблоню, — слегка нахмурилась Гермиона, недовольная таким пробелом в собственном образовании. — Неудивительно, — усмехнулся Драко. — Почему? — Потому что я не знаю больше ни одного места, где росла бы такая яблоня. Честно сказать, я и о нашей знаю немного. Знаю лишь, что она уже очень старая. Но тем лучше действуют ее яблоки. Попробуй, — Драко подтянул миску с яблоками ближе к ним. — Мне теперь безумно захотелось увидеть эту яблоню, вот бы исследовать ее и… — Гермиона закусила губу, взглянув на Драко. Она почти коснулась одной из тем, которые были для него табу. Его глаза потемнели, а между бровей появилась знакомая морщинка, свидетельствующая о портящемся настроении, и она поспешила перевести тему. — Так вот почему ты их все время ешь! Это из-за учебы, да? В этом году действительно так сложно. — Не совсем. Я работаю над одним… проектом. — Над каким? — Неважно. Потом узнаешь, — сказал Драко и взял еще одно яблоко. Оно было таким ярким и гладким, что казалось ненастоящим. — Ты все время так, — вздохнула Гермиона и легла рядом с ним, оперевшись на локти. — Как? — спросил Малфой, улыбнувшись и откусив от сладкого фрукта. Слегка загоревший на тренировках по квиддичу, он выглядел безумно соблазнительно. — О! — воскликнула Гермиона. — Ты поэтому поделился им со мной? Ну тогда, в библиотеке? — Мне показалось, что тебе нужна была помощь, — ухмыльнулся он. — Ты выглядела такой несчастной, и твои волосы торчали в разные стороны. — Прекрати, — Гермиона игриво пихнула его плечом. — Хотя это действительно помогло, я тогда закончила эссе довольно быстро. А еще я безумно на тебя злилась. Скажешь, это тоже эффект яблока? — От них лишь начинаешь чувствовать острее то, что чувствуешь и без них, — пожал плечами Драко. — Они не добавляют тебе ощущений, лишь обнажают то, что в тебе уже и так есть. — Тогда все правильно, — рассмеялась Гермиона. — Я точно злилась на тебя гораздо дольше, чем мог длиться эффект от маленького кусочка. — Зато не злишься сейчас. Хочешь? — и он протянул ей надкушенный плод. — Я не люблю яблоки, помнишь? — игриво ответила Гермиона, но все равно откусила, и сладкий сок потек по ее губам и подбородку. — Уверен, что любишь, — шепнул Малфой, приближаясь к ней и сцеловывая сок с нежной девичьей кожи. Гермиона захихикала. Драко оторвался от нее. — Что? — удивленно спросил он. — Щекотно, — призналась Гермиона, все еще хихикая. — Да? А так? — Драко ухмыльнулся и поцеловал ее в шею. — И так, — подтвердила она, но он услышал знакомые тягучие нотки в ее голосе, которые появлялись, когда она возбуждалась. — А так? — Драко повалил ее на спину и впился в ее губы своими. Гермиона с готовностью обвила его шею руками, отвечая на поцелуй. — Послушай меня, Грейнджер, — хрипло прошептал он спустя пару минут. — Эти яблоки — для тебя и тех, кто тебе дорог. Съешь одно сегодня вечером, обещай мне. — Зачем? — улыбнувшись спросила она, но он оставался серьезен. — Это важно. Ты веришь мне? В его серых глазах было желание, надежда и какое-то странное волнение, которое заставило Гермиону занервничать. — Верю. Драко, в чем дело? — Мы, возможно, больше никогда не увидимся, — тихо сказал он. — Но ты должна быть в порядке. Береги себя, прошу. А если выйдет так, что мне придется спасти тебя — я спасу, пусть даже ценой собственной жизни. Я хочу, чтобы ты знала это. — Драко, что происходит? — встревоженно спросила Гермиона, приподнимаясь. — Ты пугаешь меня. — Ты скоро все поймешь. Просто пообещай мне, Грейнджер, — он взял ее за руки и крепко сжал. — Пообещай. — Я… Я обещаю, Драко, не волнуйся. Но прошу тебя, объясни, что… — Я должен идти, — Драко поцеловал ее руки и встал на ноги. Прежде, чем уйти, он еще раз посмотрел на нее. На этот раз в его взгляде была лишь отчаянная тоска. — Прости меня. И Драко Малфой ушел, оставив ее одну, напуганную и растерянную. Она выполнила обещание — скормила его яблоки половине гриффиндорской башни и нескольким ребятам из ОД, а одно съела сама. Немногим позже она поняла, почему он заставил ее сделать это — в школу проникли Пожиратели, и говорили, что Драко впустил их. Узнав об этом, Гермиона сначала не поверила, а потом, выслушав рассказ Гарри, впала в апатию. Горечь предательства отравой расползлась по ее венам. Вновь и вновь Гермиона прокручивала их с Драко последний разговор, и все наконец сложилось в одну картинку — вот он, его «проект», над которым он работал; вот почему мать коробками посылала ему эти проклятые яблоки: она знала, что если он не справится с заданием — его убьют; вот почему он так рассеянно отвечал на попытки Гермионы обсудить учебу и экзамены — он понимал, что для него все это — уже лишь декорации. Но больнее всего было от осознания того, что он своими руками уничтожил все, что когда-либо могло бы быть между ними. И, несмотря, на все это, заставив ее съесть яблоко в тот вечер и поделиться с остальными, он сделал ей самый драгоценный подарок. Когда началась битва, все, кто съел хоть кусочек волшебного яблока, бились так, словно провели на дуэлях всю жизнь. Заклинания были четкими и били точно в цель, а многим удавались такие чары, которые раньше они никак не могли сотворить, как ни старались. Они все остались живы. Но, кроме Битвы за Хогвартс, Гермиона больше ни разу не видела Драко, ни чтобы сказать ему «спасибо», ни чтобы сказать ему «прощай».

***

Гермиона стояла перед большим зеркалом в полный рост, оглядывая себя. Молли была права — она действительно была красивой невестой. Белоснежное платье, украшенное жемчугом и кружевами, темные волосы собраны в высокую прическу. Еще несколько минут, и она станет еще одной «Миссис Уизли». Но Гермиона не чувствовала ни волнения, ни радости. Она ничего не чувствовала вот уже несколько лет. Вдруг она услышала глухой звук, заставивший ее обернуться, — черная сова, которую она никогда раньше не видела, царапалась в окно. Гермиона подобрала пышную юбку, подошла к окну и впустила птицу. Та уронила в ее ладони небольшой сверток и тут же улетела. Ни письма, ни записки к свертку не прилагалось. Но, развернув тонкую бумагу, Гермиона поняла то, что нельзя было сказать и тысячей слов: в ее руках, тех самых, которыми она так легко ерошила светлые волосы, которыми касалась любимых крепких плеч, которые так часто Драко грел в своих ладонях, — призывая ее надкусить, впитать сладкий сок, осмыслить, почувствовать, ожить, — лежало гладкое, красное, блестящее яблоко.