Забытое графство

      Старую карету сильно встряхнуло. По инерции, Владислаус слегка подпрыгнул на месте. Внезапная тряска вывела его из состояния полудрёмы, что часто приходит во время долгих поездок. Владислаус протёр глаза пальцами, окончательно приводя себя в порядок, затем заглянул в грязное, запачканное какими-то пятнами окно. Он рассмотрел ночной хвойный лес. Хороший знак: они почти на месте.       Всего за несколько дней Владислаус соскучился по Форготн Холлоу. Он никогда не думал, что может так сильно привязаться к чему-то, ибо считал это уделом слабых. Форготн Холлоу, основанный семейством Штраудов, стал для Владислауса IV делом жизни, новым смыслом вечности. Понадобилось совсем немного времени, чтобы Владислаус осознал, сколько для него значит этот городок и его жители. Ему действительно было приятно видеть счастье и удовлетворение на лицах переселенцев. Постоянные перемены в Новом Свете вызывали дискомфорт у многих вампиров, поэтому Форготн Холлоу оказался для большинства из них самой настоящей находкой. Мрачный трансильванский стиль, верность традициям и неоспоримое господство детей ночи резко контрастировали с неумолимым развитием юной державы.       Симы, в отличие от вампиров, постоянно зачем-то суетились, безжалостно гнали время вперед. Они спешили жить, ведь им не подвластно бессмертие, хотя многие из них так хотели бы его иметь. Владислаус позволил себе усмехнуться. Смехотворные существа, стремящиеся заполучить то, чего природа им не дала. На протяжении многих веков он наблюдал за отчаянными попытками симов стать властелинами мира. Каждый раз это выглядело так, будто мелкая собачка тявкала на волка. Она прыгала вокруг него, скалила зубы, но нападать не решалась. Бедные симы! Они даже не подозревают, что истинные правители мира — дети ночи.       Однако Владислаус понимал, что без симов вампиры не выжили бы. Дело даже не в источнике пропитания, а, скорее, в возможности продолжить вампирский род. Большинство нынешних вампиров в далеком прошлом были обычными симами. К счастью для Владислауса, с течением времени они теряли человеческие черты, и потом больше ничего не напоминало об их смертном начале. Общение с симами вызывало у него сильное напряжение и отвращение. В их кругу ему приходилось скрывать настоящие чувства, а сдерживаться он очень не любил. Владислаус лелеял мечту вернуться в Форготн Холлоу, окутанный туманом городок, к вампирам, снять маску вежливого аристократа и снова стать собой, бесспорным владыкой ночи.       Лес редел. Теперь вдоль грунтовой дороги поодиночке стояли деревья и высокие округлые скалы. Увидев изменившийся пейзаж, Владислаус вынырнул из бездонного озера мыслей и расправил плечи, готовясь с достоинством появиться в Форготн Холлоу. Карета замедлила ход.       За последним клёном у дороги, сразу после озера, шёл первый дом, а точнее — то, что от него осталось. Уцелевшими были лишь стены, всё остальное будто сгорело в большом пожаре. Там, где ранее цвела живописная клумба, нещадно перерыта земля; каменная дорожка, ведущая к дому, и трава покрыты слоем копоти. Чем дальше заезжала карета, тем страшнее был вид, что открывался перед Владислаусом. В похожем состоянии находился и второй, и третий, и четвертый дом. Владислаус бросился к противоположному окну кареты. С другой стороны городка ситуация ничем не отличалась.       Не дождавшись полной остановки кареты, охваченный чувствами Владислаус открыл дверь и выпрыгнул. Скорость была совсем небольшой, поэтому Владислаус приземлился безо всяких проблем. Его лишь немного склонило в сторону движения кареты, но он удержал равновесие. Резко выпрямившись, Владислаус, подобно перепуганному до смерти животному, взволновано осмотрелся. Кажется, ни одно жилище не обошла незавидная судьба. Все они учавстовали в дебоше, свидетелем которого Владислаус не стал. Пострадала в том числе и площадь. В глаза первым делом бросился изувеченный памятник основателю городка. Каменному подобию Владислауса IV каким-то образом снесли голову по самые плечи. Владислаус не мог отвести потрясенного взора от обезглавленного себя. Спектр всех эмоций собрался в груди сдавливающей тяжестью, готовой в любой момент внезапно вырваться наружу.       Краем уха Владислаус услышал взволнованный оклик кучера. Колёса перестали скрипеть, а лошадиные копыта — стучать: карета остановилась. Кучер спрыгнул с козел и торопливым шагом направился к заказчику, не переставая звать его. Когда он подошел совсем близко, Владислаус, словно выйдя из транса, повернулся к нему. Пара хищных, жестоких глаз уставилась на кучера, который, встретившись с Владислаусом взглядом, остановился.       — Прошу прощения, милорд, — кучер в ответ недружелюбной встрече невозмутимо спрятал руки за спину. — Что-то случилось?       — А вы сами посмотрите, — подобно разъяренной змее прошипел Владислаус. Он бросил рукой на жилища за его спиной. — Я вложил душу в сие поселение. Я относился к нему как к своему дитя: оберегал его, желал лишь самого лучшего, словно любящий отец. Не для того я потел, дабы в моё отсутствие произошло невесть что. Меня гнетёт незнание. Поведать о произошедшем некому, ибо неведомая сила разогнала всех. Она лишила меня всего, что мне было действительно дорого!       Владислаус не заметил, как во время монолога угрожающе навис над притихшим кучером. Тот заметно побелел, но пытался выглядеть как можно спокойней. Он уже был не настолько уверенным как раньше. Владислаус снова привёл в тихий ужас смертного, даже не ставя перед собой подобной цели.       — Впрочем, кому я собрался поведать о своём горе? — Владислаус выровнялся и немного отступил от перепуганного кучера. Он с легкостью принял надменное выражение и, проведя рукой по серому жабо, продолжил: — Вам неведомо моё состояние. Вы никогда его не поймёте, ибо сами ничего великого ни руками, ни разумом не создавали.       — Вы правы, милорд, — довольно обыденно, без каких-либо возмущений согласился кучер. Любой другой начал бы спорить, всячески отрицать слова Владислауса, но только не этот сим. Видимо, он не хотел себе проблем, потому предпочел проглотить обиду. Как же симы порой покорны! Владислаус мог бы упиться этой мыслью, но не тогда, когда старался сохранить достоинство в присутствии смертного.       Владислаус снова повернулся к площади. Он глядел куда-то вдаль, полностью игнорируя кучера, будто его здесь нет. Тот, в свою очередь, рассматривал собственные ноги, не решаясь своевольно уйти. Между Владислаусом и кучером повисла пауза.       — Вы свободны, — наконец небрежно кинул Владислаус. Кучер вежливо поклонился и поспешил удалиться. Повернувшись к заказчику спиной, он не сдержал протяжный облегченный выдох. Владислаус это хорошо расслышал.       В следующий же миг, выбросив из головы бесполезный, по его мнению, разговор, Владислаус прикрыл глаза, опустил голову и скрестил руки на животе. Со стороны он напоминал скорбящего. Так оно почти и было: Владислаус поминал совсем новый городок, жизнь, кипевшую в нём, жителей. Эмоции здесь лишние. Разобраться в случившемся поможет только холодный рассудок. Владислаус обойдет весь Форготн Холлоу в поисках ответа на волнующий вопрос, заглянет во все щели, исследует каждый дюйм земли, но лишь после отъезда кучера.       Он слышал легкую поступь кучера, скрип козел, когда на них сели. Владислаус всё ждал ровный цокот копыт, оповещающий о том, что карета уезжает. Но вместо того, чтобы покинуть разрушенный городок, кучер будто бы задумался. Кажется, он целую вечность размышлял, пока наконец не решил, как поступить дальше. Владислаус услышал прыжок с козел и негромкое ржание лошадей. Видимо, кучер подошёл проверить животных. И с тех пор наступила абсолютная тишина. Даже сверчки не исполняли ночную песнь, волки не протягивали жуткие ноты, а летучие мыши с тонким писком не рассекали крыльями воздух. В идеальном безмолвии слух Владислауса уловил неровное дыхание и бешено бьющееся сердце в груди кучера. Несколько раз тот делал глубокие вдохи, дабы обратиться к Владислаусу, но каждый раз умолкал, не начиная говорить. Возможно, он сомневался, или же тщательно обдумывал свои будущие слова.       — Я оплатил поездку в самом её начале. Что вам ещё от меня нужно? — Владислаус недовольно покосился на кучера. Его затянувшееся присутствие потихоньку раздражало.       — Понимаете… — кучер запнулся. Он пугливо осмотрелся, обострив внимание на руинах домов. От того, кто минутами ранее мог преподнести достойный пример слугам, не осталось ничего. Владислаус, хоть и терял терпение, понимал, что нужно держать себя в руках до самого конца. Кучер судьбу не испытывал: успокаивающе погладив шею гнедой кобылы, он продолжил: — … мои лошади очень устали. Не думаю, что они смогут выдержать обратную дорогу без отдыха. Позвольте остаться у вас.       Сказать, что Владислаус был ошеломлен — не сказать ничего. Просьба повергла его в глубокий шок. Где видано, чтобы прислуга, низшая каста низшей расы, настолько прямо обращалась с похабностью к графу, повелителю вампиров?       — Неслыханная наглость! — громоподобно воскликнул Владислаус. — Естественно, я отказываю вам.       — Вся знать одинакова, — если бы не великолепный слух, Владислаус не расслышал бы, что промямлил под нос отвернувшийся от него кучер. Ещё одно дерзкое заявление ударило по его самолюбию и терпению.       — Мистер, вы меня оскорбили. — Владислаус снова коснулся бледными костлявыми пальцами жабо на груди. Он мог поклясться, что в его глазах заиграли бесы.       — Правда? — резко повернувшись к Владислаусу, кучер склонил голову к правому плечу. Его рот криво сложился в черствую усмешку. Он нашел трещину в щите высокомерия и пытался протиснуться туда, дабы наконец увидеть настоящую душу собеседника. — Вы все так говорите. На деле жестокость, тщеславие, алчность — ваши самые обычные черты, не так ли?       — Слабоумная аристократия таковой и является. Меня же к ним попрошу не приравнивать, — с каждой необдуманно брошенной фразой кучера Владислаус злился всё сильнее.       — И чем вы отличаетесь от них? — кучер с видом победителя скрестил руки на груди. Исходя из его настроя, он ожидал, что вопрос смутит собеседника. Однако реакция была другой: с утробным рычанием Владислаус сквозь зубы проговорил:       — Сие, мистер, разума вашего не касается. Сдается мне, вы задержались здесь дольше позволенного. Прошу покинуть Форготн Холлоу.       — Нет-нет, — кучер усмехнулся больше прежнего, — я в любом случае здесь останусь. Советую дать мне ночлег. Так вы действительно докажете, что не такие, как остальная знать.       — Извольте не указывать мне, — Владислаус повысил голос. Чрезмерно высокий для властного аристократа тон за долю секунды разнесся по мертвому воздуху. Владислаус приподнял губу там, где в тёмном облике находились длинные клыки. Кучер продолжал держать ухмылку, хотя его глаза расширились. — Ещё раз прошу вас покинуть Форготн Холлоу самостоятельно. В противном случае я с бесконечным удовольствием помогу вам.       — Вы не станете этого делать. Зачем вам тратить свои драгоценные силы, чтобы выпроводить меня отсюда? Приберегите лучше ваши белые ручки для подсчитывания денег, заработанных кровью других, и написания бессмысленных писем таким же снобам, как вы.       Последняя малая капля стремительно сорвалась с края чаши самообладания. Владислаус в один неуловимый миг оказался у лошадей. Ощущая его присутствие так близко, они с негромким храпом поочередно задирали головы с прижатыми ушами. Их ноздри беспокойно расширялись до немыслимых размеров, а глаза распахнулись настолько, что стали видны белки. Владислаус бесцеремонно схватил одну из кобыл за удила. Та запаниковала и с куда более громким храпом начала вырываться из цепких пальцев графа. Соседняя лошадь вела себя точно так же: страх перед незнакомцем передался и ей.       — Уберите от них свои руки! — возмущенно воскликнул кучер в попытке оттолкнуть Владислауса. Грубое прикосновение послужило Владислаусу знаком, что барьер внешней вежливости разрушен окончательно. Кучер напал первым.       Владислаус отпустил кобылу и широко замахнулся. Издав жуткое неестественное шипение, он изо всей немалой силой полоснул кучера по щеке когтями. Тот с коротким звонким стоном упал на землю, не удержавшись на ногах. Лошади в панике заржали во всю глотку и встали на дыбы, безобразно размахивая передними ногами. Кучер неосознанно прижал запачканную ладонь к раненой щеке. Тем не менее преграда в виде руки не помешала носу Владисалуса уловить стальной аромат крови. Настоящее вампирическое блаженство, вскружившее хищнику голову. Удерживаемая много дней жажда дала о себе знать. Две обезумевшие лошади отошли на второй план. Нынче для Владислауса существуют лишь лежащая под ногами жертва и её соблазнительный запах. Он упал на колени рядом с кучером. Раненая жертва, увидав озлобленного хищника столь близко, начала суетливо отползать. Как бы кучер ни старался, далее чем на пару футов отдалиться ему не удалось. Неслаженность действий сыграла с ним недобрую шутку.       — Прошу прощения, милорд, — проскулил он, — это моя вина, я всё понял, я сейчас же уеду, ничего не делайте со мной, прошу вас…       Владислаус оказался глух к раскаянию и мольбам. Он с легкостью захватил челюсть кучера и задрал его голову, открыв себе этим удобный обзор на шею. От неё исходило манящее тепло. Обостренный до предела слух расслышал учащенный артериальный пульс. Владислаус наклонился и страстно обхватил зубами шею. Без клыков прокусить кожу проблематично, но всё же возможно. Зажав челюсти сильнее, Владислаус принялся ожидать принадлежащую ему долю крови. Всё произошло в один момент. Кучер не сумел вовремя отреагировать, но как только осознал происходящее, то дьявольски закричал. Он брыкался, словно необузданный жеребец, вслепую пихал вампира, стараясь если не вырваться, то хотя бы облегчить страдания. Владислаус лишь закрыл ладонью орущий рот и, приобняв плечо жертвы, прижал смертное тело к себе, не размыкая мёртвую хватку. Сопротивление случалось, когда вампир забывает о гипнозе.       Наконец Владислаус ощутил, как в рот прыснула кровь. Челюсть свело сладостной судорогой. Кучер под руками обмяк, тихо принимая незавидную участь. Он умиротворенно прикрыл глаза, ещё больше откинул голову. Казалось, кучер ожидал час, когда придет Жрец и положит конец страданиям. Но чуда не происходило: Владислаус всё так же сжимал зубы совсем рядом с артерией. Небольшие капли крови, которые он не успевал засосать, стекали из раны вниз, повторяя очертания шеи. Её он быстро слизывал, не оставляя ничего, кроме влажной дорожки после языка. С каждым биением сердца жертвы рана кровоточила всё сильнее. Когда кровь наконец потекла беспрепятственно, Владислаус утонул в собственных чувствах. Она стала центром вселенной. Наслаждение резко ударило в голову, отозвавшись приятной дрожью по всему телу. Он протяжно выдохнул и вцепился в шею ещё сильнее. Владислаус, великий представитель высшей расы, даже не подумал вступить в бой с инстинктами.       Помимо удовольствия, питье потихоньку приносило сытость. Чем больше желудок наполнялся кровью, тем слабее реагировали голодавшие душа и тело. Сделав последний глоток, Владислаус разомкнул челюсть, поднял голову. Побелевший кучер на его руках тяжело дышал. Широко распахнутые, словно неживые, глаза устремились на верхушки деревьев. Одним из немногих признаков жизни кучера оказалась истекающая рана. Владислаус осторожно положил его на землю. Безвольный, будто кусок тряпки, кучер при прикосновении с землёй совсем не шелохнулся. Владислаус медленно поднялся на ноги, не отрывая от него безразличного взора. Всё ещё не свернувшаяся кровь повторяла ранее проделанный путь. «Они настолько жалки, когда теряют самоуверенность», — презрительно подумал Владислаус, тыльной стороной кисти вытирая кровь с губ. Он вернулся в настоящее, коль обрел способность здраво мыслить.       Вместе с этим Владислаус наконец обратил внимание на происходящее вокруг. Лошадей и карету словно метлой смели. Разрушенный Форготн Холлоу, к несчастью, не оказался игрой утомленного воображения. Владислаус вспомнил, что хотел обойти городок, да кучер помешал ему. Прежде чем начать, он спрятал лицо в изгибе локтя и легко, словно осенний листок, сделал в воздухе оборот вокруг своей оси. Коснулся земли будто бы совершенно другой вампир. В темной форме он снова стал собой. Владислаус поднял обострившиеся, с устрашающими когтями руки на уровень глаз, потом взглянул на небо. Полупрозрачные облака впервые за долгое время расступились, представляя миру молодой месяц. Прилив сверхъестественной силы помог Владислаусу ощутить себя властелином, пред которым вся вселенная упала на колени. Он подставил лицо под свет луны, раскинул руки. Сделал несколько глубоких вдохов, сжимал и разжимал кулаки. Мощь ночи равномерно растеклась по каждой клеточке его тела. Теперь Владислаус готов. Он развернулся, и в следующую долю секунды его на прежнем месте уже не было. О том, что здесь кто-то стоял, напоминала лишь темно-серая полоса, что растворилась через пару мгновений.       Первым делом Владислаус направился туда, куда не достигал его взор — в самый дальний конец ряда домов, к месту, которое жители прозвали между собой Логовом рукокрылых. Нанесенный жилищам вред был однотипным. Дома либо сожгли, либо неведомой силой разрушили под самое основание, или же и то, и другое одновременно. Логово рукокрылых спалили почти полностью. Стены покрыты копотью; о том, что тут когда-то была крыша, напоминали почерневшие насквозь балки. Одно небрежное движение — и всё, что было от некогда благородного жилища, развалится окончательно.       Владислаус осторожно подошел к руинам. Тут, по соседству с пещерой, полной летучих мышей, жила баронесса Элли ДеВампиро. Хоть она являлась чистокровной дворянкой, имущества у неё не было. Элли присмотрела себе небольшой, но обставленный со вкусом дом, и он достался ей почти задаром. Что любопытно, там она фактически не жила. Элли проводила очень много времени в пещере в облике летучей мыши. Местные рукокрылые спокойно приняли её в свои ряды. Порой, чтобы обратиться к ней, приходилось входить в самое сердце обители летучих мышей. Владислаус также помнил, как его отпрыск заигрывал с Элли, привлекал её внимание как мог. Тот, подражая предмету воздыханий, начал обращаться в летучую мышь куда чаще. Ему было всё равно, что его кожа черная, а её — белая. У вампиров другие приоритеты, что значительно облегчало жизнь.       Вот о чем думал Владислаус, пока подходил к дому Элли поближе. Он протянул руку навстречу стене. Указательный палец прислонился к почерневшим камням. Каждый из них призван хранить в себе тысячелетние тайны, узреть кончину и возрождение мира, не проронив ни единого слова. И дар, и проклятие одновременно. Имели бы камни голос, Владислаус, несомненно, расспросил бы их о несчастье, настигнувшее Форготн Холлоу. Бесшумно вздохнув, он провел ладонью по стене. Было в этом жесте нечто символическое. Сажу, то бишь настоящее, сознательно стирали, дабы обратить взор к тому, что за ней спрятано, или же к прошлому. Былые времена всегда казались Владислаусу лучше. Тогда и вампиры больше уважали себя, и симы были менее воинствующими; цветы пахли ароматней, и дышалось легче. Пройдут года, и то время, которое он ненавидел, станет любимым. Однако день, когда был разрушен Форготн Холлоу, он никогда не сможет полюбить. В душе осталась пустота, словно потерян навсегда дорогой человек. Подавленные ярость, отчаяние и горечь превратились в осознание беспомощности. Раньше городком помогали заниматься родственники. Раньше привлеченные красивыми рассказами переселенцы сами приезжали сюда. Раньше здесь кипела жизнь. «Раньше… Раньше было лучше», — тоскливо подытожил Владислаус, рассматривая на стене относительно чистые камни.       Раздумья не помешали его взгляду зацепиться за три неровные линии. Владислаус присмотрелся к ним. Он знал внешний вид каждого дома в городке, каждую их особенность или же изъян, но подобного на Логове рукокрылых не помнил. Линии с двух сторон обрывались — их продолжения спрятаны за сажей. Владислаус быстро стер черный слой вдоль них. Окончания линий оказались на пару дюймов выше и ниже. Теперь граф понял, что это были царапины. Он неторопливо провел по ним пальцем. Не очень глубокие, на оружие не похоже, зато их могло оставить некое сверхъестественное существо. Владислаус сразу же вспомнил вампиров, но их пришлось отбросить. Царапины были широкими, и ни одно дитя ночи не могло похвастаться столь габаритными когтями. Зато такими размерами могли гордиться…       «Сие немыслимо!» — тревожно подумал Владислаус. Он не мог поверить в это, потому в очередной раз загорелся идеей проверить всё, теперь уже дабы переубедить себя. С новыми, невесть откуда появившимися силами Владислаус начал исследовать, будто охотничья собака, участок вокруг руин Логова рукокрылых. Он осмотрел остатки дома быстро, но внимательно. На тех же стенах нашёл ещё две похожие царапины, одна из которых, судя по размерам, принадлежала руке вампира. Возможно, была бойня, ведь никто в здравом уме не станет портить собственное жилище. Владислаус стиснул губы и продолжил поиски, однако ничего не нашёл. «Полагаю, другие руины поведают мне больше», — с этой мыслью он перебрался к дому, прозванному Вдовушкиным.       От остальных он отличался тем, что на его обломках покоилось огромное дерево с кровавыми плодами. Оно густо цвело почти круглый год, в своё время спасло от жажды едва ли не весь Форготн Холлоу. И вот, кормилица пала, а вместе с ней — городок. «Воистину символично», — горько подумал Владислаус, приблизившись к толстому стволу. Он наклонился, чтобы тщательно рассмотреть черную кору с тусклыми лиловыми линиями, обвивавшими дерево, словно длинные женские локоны обвивали тело, в поисках царапин или каких-либо ещё странностей. К огромнейшему сожалению, он ничего не нашел, зато, увлекшись игрой в сыщика, не заметил, как вступил в нечто мягкое. Владислаус посмотрел вниз и увидел, что перезревший кровавый плод запачкал ему весь сапог.       — Проклятье, — раздраженно рыкнул Владислаус. Он бегло осмотрелся по сторонам, ища что-нибудь, чем можно вытереть непривлекательное пятно. Оно нашлась быстро: непонятный лоскут небольшого размера, напоминающий тряпку, лежал чуть поодаль.       Владислаус, почти не меняя положение, с легкостью дотянулся до него, сильно наклонился, чуть согнув ноги в коленях, и неистово вытирал мякоть плода с обуви. Когда работа была почти завершена, к Владислаусу внезапно пришло осознание, что он только что испортил потенциальную улику. Владислаус перестал наводить чистоту на сапоге, вместо этого уставившись на лоскут в руках. Тряпка была какого-то отвратительного даже без впитавшегося сока цвета, без изящных узоров и, на ощупь, сделана из дешевого материала. Владислаус уверен, что ни один уважающий себя вампир не стал бы носить подобную безвкусицу, не имея на то действительно веской причины. Тогда, чтобы узнать больше, он поднес её поближе к носу и вдохнул полной грудью. Терпкий аромат кровавого плода перебивал все остальные запахи. Владислаус в мыслях жестко отругал себя за неосмотрительность, а потом понюхал лоскут ещё раз. Вторая попытка оказалась немного успешнее: в придачу к вони гнилого фрукта он расслышал сырость. Вампирское обоняние слабее собачьего, но значительно сильнее человеческого. Увы, сейчас оно оказалось не таким уж полезным, так как улика испорчена.       Владислаус резко и с разочарованием отбросил лоскут в сторону. Кусок ткани тяжело упал на темную засохшую траву, а Владислаус пошёл изучать участок дальше. Каждый дом мог о чем-то рассказать, нужно лишь уметь искать и слушать — так подбадривал себя Владислаус, пока перелезал через обломки стены. Внутренний голос, которому он повиновался, подсказывал, что улики находятся как раз внутри разрушенного жилища. Расследованию мешали гигантские раскидистые ветви дерева: Владислаусу нередко приходилось пробираться сквозь них, и они постоянно норовили ударить или поцарапать лицо. Он также был вынужден смотреть под ноги, дабы в очередной раз не вступить в кровавый плод. На данный момент вампирские способности никак не помогли бы Владислаусу, и это ему не нравилось. Он на короткий миг ощутил себя смертным симом без удивительных талантов. Это сравнение едва не выбило его из колеи. Насильно вынудив себя забыть неосторожную ассоциацию, Владислаус глубоко вдохнул, тем самым успокоившись, а затем с особым рвением снова отправился искать улики. Казалось, сейчас он делал это лишь ради того, чтобы доказать себе: он значительно краше любого наилучшего сима.       К сожалению, мобилизация сил не смогла сделать из воздуха новые и не менее странные изъяны. Тогда, осознав, что в стенах ничего нет, Владислаус, стараясь удержать остатки положительного настроя, вылез из руин и начал дотошно рассматривать внешний периметр. Любую подозрительную вещь он считал за улику, но обнаружив, что это не более чем мусор, потихоньку падал духом. Владислаусу было больно признавать, что и за стенами он ничего полезного не нашел. Внутренний голос бессовестно соврал. Хотя Владислаус мог перепутать его с шёпотом надежды или, ещё хуже, со стремлением принять желаемое за действительность.       Как бы там ни было, постигшая неудача в поисках на этом участке сильно подбила уверенность Владислауса в себе. Он вообще трудно переносил собственные поражения, а сейчас — особенно, ведь от его действий зависела возможность открыть завесу тайны, заслонившую городок. Противное сравнение с симом снова настойчиво лезло в голову Владислауса. Вот только сейчас он ему особо не противился, так как понимал, что это очень похоже на правду. Вероятно, ему повезло лишь в начале, а дальше не будет ничего. Обычно в таких случаях он давил на собственное самолюбие, называя себя никудышным вампиром, недостойным титула графа и прочими обидными для него словами, и это помогало не упасть духом. Но не сейчас. Несмотря на наличие нескольких непроверенных домов, главной площади и колоссальной природной территории, ему думалось, что все его усилия в попытке разузнать о случившемся напрасны. Маленькая победа воодушевляла, но и небольшая неудача могла свести на нет весь боевой дух.       Поникший Владислаус вернулся к лоскуту — к предмету, который мог бы помочь успокоить душевную боль, если бы не глупое опрометчивое решение. В очередной раз браня себя за содеянное, он взял в руки кусок ткани. Где-то в глубине души он наивно лелеял надежду, что лоскут ещё хранит в себе секреты, которые сначала оказались незамеченными. Как ни парадоксально, молчаливое желание сбылось. Совсем рядом с местом, где он только что подобрал кусок ткани, Владислаус заметил небольшие темные кругообразные пятна. Они шли точно в ряд с промежутком в несколько футов. Заинтересованный Владислаус медленно пошел по следам. Лоскут всё же помог — если не поведал о трагедии самостоятельно, то указал на другую улику. Пятна, оказавшиеся кровью, неразрывной цепочкой направлялись к площади. Закончились они прямо напротив согнутого почти напополам стального ограждения. Владислаус словил себя на мысли, что уже ничему не удивлялся. Он спокойно переступил через ограждение, лишь придерживая подол пальто, чтобы не зацепиться за острые края.       Густые бесцветные папоротники казались единственной вещью, которой не коснулась разруха. Тем не менее они покрыты темной засохшей субстанцией неясного происхождения. Брезгуя дотронуться руками, Владислаус отодвинул большие листья кончиком носка. Папоротник попался по дороге к памятнику, и он посчитал непростительным обойти растение стороной. Несмотря на разочарование в поисках, его всё же не бросало детское желание найти ещё что-нибудь. Под первым папоротником ничего не было, тогда Владислаус перешел пытать счастья к следующему растению, которое находилось совсем рядом. Тут-то удача наконец смиловалась над ним: под приподнятым листом лежал необычный белый предмет. Он был небольшим и удлиненным, чем-то напоминал клык. Владислаус поднял зуб лоскутом, который до сих пор сжимал в руке. Первое впечатление подтвердилось: это всё-таки был клык, причем немаленький. Он облеплен пылью и кусками грязи, а у корня виднелась пугающая трещина. Владислаус завернул его в не менее грязный кусок ткани. Ему казалось, что эта улика сама по себе бесполезна, но в союзе с другой вещью могла бы донести что-то интересное.       За ограждением, непосредственно на самой площади, лежали сбитые статуи крылатых лам, символизирующих смерть. На земле они выглядели не так устрашающе, особенно та, у которой откололось крыло. Владислаус печально отметил, что эти ламы больше никогда не заставят вампиров восхищаться и не вызовут дрожь в коленках сима. Статуи ему очень нравились. Он помнил, как лично заказывал их у мастера, оплачивал его работу и осторожно перевозил готовые изделия, и не для того, чтобы в конечном итоге над ним жестоко поиздевались. Последовав уже накатанной схеме, Владислаус с высоты своего роста бросил дотошный взгляд на лам. Ему помогал лунный свет, который то выглядывал, то прятался обратно в тучи.       На статуях внимание Владислауса надолго не задержалось: его привлекли блики на воде вокруг памятника. Он бы не беспокоился об этом и продолжил поиски, если бы не странный цвет воды. Она не отражала небо, разве что навечно запечатлев в себе закат. Позабыв о статуях, Владислаус поспешно подошел к неработающему фонтану. Заглянул туда — и ужаснулся бы, не будь он вампиром, повидавшим прелести мира. Вода почти полностью окрашена в багровый. Такой цвет могло ей дать лишь одно вещество: кровь. Владислаус совершенно не хотел задаваться вопросом, кому она принадлежала. Чтобы отвлечься, Владислаус рассматривал неплохо видимое дно фонтана. Почти сразу он нашёл ещё один предмет, по силуэту похожий на другой клык. Даже без намека на отвращение, Владислаус настолько спокойно сунул руку в окровавленную воду, будто делал это ежедневно.       Почти в ту же секунду он вытащил мокрое предплечье со сжатым кулаком. Там держал тот самый клык, что лежал на дне. Из-за влаги белоснежный зуб сверкал на свету, и никаких трещин у него не было. Казалось, он был совершенен. Прямая противоположность тому, что Владислаус нашел ранее. Он развернул тряпку, в котором уже находился клык, и рядом с ним положил только что найденный. Новая улика по размерам ощутимо уступала старой. Очевидно, что они принадлежали двум разным существам. Владислаус напряженно вздохнул. Ситуация складывалась определенно не в его пользу, зато предположение, подкрепленное какими-никакими доказательствами, пышно цвело, словно вишня весной.       Владислаус поднял взгляд на обезглавленный памятник, затем опустил глаза на безжизненную пустошь, руины, что болезненно напоминали об утраченном счастье. Возможно, уже существующих улик достаточно, чтобы предположить, кто сравнял Форготн Холлоу с землёй. Однако Владислаусу нужно четко знать, а не теряться в догадках, тем более, имея куда больше волнующий его вопрос. Зачем это было сделано. И он не успокоится, пока не прольет свет на кромешную тьму, где не в силах сориентироваться даже вампир.       Взор Владислауса остановился на поместье, которое носит название Волчий корень. На снесённые и сожженные дома он перестал обращать особое внимание, его привлекло отнюдь другое. Огромные темные пятна на остатках стен, хорошо видимые даже издалека, наводили на некоторые мысли. Владислаус со сверхъестественной скоростью подбежал к поместью, и полностью открывшаяся перед ним картина разбудила старые воспоминания о масштабных средневековых битвах. Участок действительно очень напоминал поле боя. То тут, то там растеклись лужи чей-то крови, не уступающие размерами пятнам на стене. Запах давно выветрился, но подобрать эту ассоциацию вынудил багровый оттенок, что во время сегодняшних поисков ему встречался слишком уж часто. Что бы тут ни произошло, убытки от случившегося в этом городке по масштабности всё же не уступают послевоенной разрухе.       Окунуться в очередные раздумья Владислаусу не позволила невероятно резкая и тошнотворная вонь. Она стала ощутимой лишь тогда, когда он подошёл к задней части поместья. Владилсауса этот неприятнейший запах очень напряг, ведь так воняет только разлагающийся труп. С некоторым трудом подавив предательски подступившую к горлу желчь, он позволил нюху вести его. Он вышел к кучке елей, что едва напоминали лес. Чем ближе Владислаус к ним подходил, тем крепче становилась вонь. Хотелось развернуться и уйти в противоположную сторону, забыть об этом запахе, но он не мог вот так просто взять и всё бросить. Особенно, когда появилась возможность найти самое неоспоримое доказательство. И появилось оно скоро, к превеликому счастью для Владислауса.       Ещё вдали, под вторым по счету деревом, он заметил очертания лежащего сима. Мимолетное облегчение тут же сменилось сильным внутренним волнением. Владислаус вынудил себя ступать спокойно, не срываться на бег. Сотни различных мыслей считали своим долгом громко постучаться в голове, подобно барабанщикам на параде. Владислаус не мог остановиться на конкретной, ведь все они твердили о вещах, каждая из которых была верна по-своему. Наконец, всё стало на свои места, когда он, с искривленными от отвращения губами, достиг пункта назначения. Увидев, кем оказался труп, он ощутил, как выстукивающее в непривычно учащенном ритме сердце, словно камень, скатилось вниз живота.       Разлагающимся телом был оборотень в звериной форме. Догадка, которую Владислаус упорно отталкивал от себя ещё с начала расследования, подтвердилась. Брошенный в лицо омерзительный факт невероятно разочаровал, разозлил, обидел. Самоконтроль дал сбой, старательно удерживаемые чувства высвободились из оков. Владислаус резко покрутился на каблуках и, не удостоив бездыханное тело последним взглядом, удалился. Ноги как будто потяжелели, он не мог побежать, хотя очень хотел. Владислаус не верил, что всё это — действительность. Она снова жестоко поиздевалась над ним, на этот раз натравив оборотней на городок.       О, эти мерзкие создания! Владислаус презирал их больше, чем симов. Оборотни ничего общего не имели с волком, благороднейшим животным, хотя и называли его своим предком. Не имеющие элементарных понятий о гигиене, культуре, они в один прекрасный день выскочили из леса в белый свет, объявили вампиров врагами и начали строить вокруг себя анархию. Оборотни ненавидели детей ночи всеми своими звериными сущностями из-за обычного страха перед ними. Вампиры часто терпели разного рода унижения, оскорбления, порой даже нападения с их стороны. Подобное могло предотвратить лишь могущественное дитя ночи, что одним видом вынуждало целую стаю оборотней трусливо удрать. Владислаус был одним из таких вампиров. И оборотни, дождавшись, когда он уедет провожать родственников, налетели на городок, принося с собой разруху.       Правильно делал дед, Владислаус II, когда пытался отговорить внука ехать с ними, ибо тот был нужнее Форготн Холлоу. Однако Владислаус IV не послушал совета и поехал с родней в порт, садить их на корабль в Европу. Перед самым отправлением он, положив ладонь на слабо бьющееся сердце, поклялся прадеду, деду и отцу, что станет беречь Форготн Холлоу во что бы то ни стало. Этот городок — их общее дело, то, что сплотило семью ещё больше. Каждый из них внес малый, но важный вклад в его развитие. Они гордились своим детищем, особенно — Владислаус IV, ведь именно ему, самому младшему, доверили руководить новым пристанищем вампиров. И он не оправдал ожидания близких. В какую ярость придут они, сколько проклятий слетит с их уст, когда они узнают, что сталось с городком! В ответ разразившейся в голове от имени родственников тираде Владислаус подбирал оправдания, одно хуже другого. Неутешительная мысль о возможной реакции семьи подобно ненавистному слепящему солнцу обожгла его душу.       Он резко остановился, поднял низко опущенную голову к небу. Возможно, в его тело вселился дух того покойного оборотня — ему внезапно захотелось жалобно взвыть на луну, словно раненый волк. Владислаус набрал в грудь побольше воздуха, раскрыл рот, и не смог издать ни звука. Крик застрял где-то глубоко внутри. Владислаус разучился выражать истинные эмоции. Слишком долго он пробыл в кругу симов. Не вышедшие наружу чувства большим комом застряли внутри, что угнетало всё больше. Он снова понурил голову, обнял себя руками, как делает сим, когда замерзает, и небольшими шагами побрел по известной лишь ему дороге. Владислаус просто шёл, а куда — сам не знал. Он просто хотел на время скрыться от крепко стиснувшей его проблемы, желательно туда, где никто никогда не жил. Владислаус спрячется, возможно, покричит, потом успокоится, а там будет видно, что делать дальше. За всю долгую жизнь он не чувствовал себя настолько уязвимым, как сейчас.       — Пап? — раздался сквозь туман мрачных дум чей-то слабый голос. Владислаус повернулся к источнику странного звука и увидел за собой лежащего кучера. Владислаус совсем забыл об его существовании. Кучер был бледен, словно мертвец, а глаза, как и раньше, безжизненно уставлены в одну точку. Кровь на месте укуса уже свернулась.       — Пап, мне плохо.       — Я не ваш отец, — Владислаус, позабыв прежний маршрут, встал у кучера. Услышав ответ, кучер попытался задрать голову, чтобы увидеть того, кто с ним заговорил, но тут же с тихим стоном прекратил. Видимо, любое движение приносило ему сильнейший дискомфорт.       — Пап, помоги мне, — бредил. Владислаус уже видел похожее ранее. Из-за подавленной жажды вампир мог выпить крови у сима больше обычного, что потом сказывалось на здоровье жертвы.       — Я сам не отказался бы от помощи, — Владислаус присел напротив кучера. На его висках он заметил капли пота, что отражали серебряный свет луны. — Вы зовёте отца, а вместо него пришел я. Ваша проблема решилась легко, в отличие от моей. Нынче я предпочел бы лежать без крови, как вы, чем терзаться муками совести и горем. Моя потеря сродни потере родителями их драгоценного дитя, фермером — целого урожая, королем — боеспособной армии. Я остался ни с чем, стоило родичам покинуть меня. Они оказались правы: без них я ничто. А я, глупый сын, упирался, твердил иное, подкрепляя это хлипкими доказательствами. Увы, даже мы, дети ночи, не можем повернуть время вспять. Мне придется переступить чрез собственную гордость и сообщить о несчастье родичам, но я не могу подобрать нужных слов. Мне даже страшно представить их лица, когда они прочитают моё письмо, — Владислаус выливал наболевшее кучеру, который всё равно ему не ответит. Он не хотел говорить, но слова срывались с его уст, будто были сами себе на уме. — Мне нужно всё обдумать, понять, что произошло, кто в этом виноват: волколаки, проклятые собачьи дети, или же я, тот, кто бросил Форготн Холлоу на произвол судьбы.       Владислаус рассказывал, но по кучеру нельзя было определить, слушал ли он или нет, понимал ли то, что ему говорили. Всё такой же безразличный взгляд серых глаз, который будто смотрел сквозь него, не настраивал на беседу. Однако Владислауса это не волновало. Он нашёл того, кто согласился выслушать его, пускай это обычный сим; пускай его мысли не до конца взвешены и, возможно, запутаны, но ему на душе стало немного легче. Когда поток неудержимой речи закончился, Владислаус посмотрел на обессиленного кучера. Владислаус мог встать и покинуть его, оставив страдать, ожидать прихода смерти, которой не будет. Или помог бы ему, перенеся его в теплое и более безопасное место. Размышления со скоростью бурной реки текли в его голове, пока он не нашел самое приемлимое, по его мнению, решение.       — Знаете, а ведь я могу вам помочь, — Владислаус подполз поближе. Он осторожно положил голову кучера себе на колени, снова встретившись с ним взглядом. В его глазах теперь читался немой вопрос, вялый интерес к происходящему, хотя он всё же до конца ничего не понимал. — Любая большая проблема складывается из десятка маленьких неприятностей, и пока их всех не решишь, легче не станет. Я же знаю, как сделать так, дабы вам стало лучше в один миг, — Владислаус придал голосу мягких, даже нежных нот. Он осторожно одной рукой обвил подбородок кучера, положив ладонь на его щеку, а второй проделал то же самое, только через макушку. Он продолжал глядеть симу в глаза, одновременно пытался не выдать своих истинных намерений. Его голос был успокаивающим, а взгляд — как ему казалось — ласков. — Вы ничего не почувствуете, лишь долгожданное спокойствие.       Мышцы рук напряглись, Владислаус приготовился услышать тошнотворный звук, что так напоминал ему хруст сломанной веточки. В тусклых глазах сима что-то внезапно блёстнуло. Он беззвучно проговорил:       — Воды.       Эта простая просьба вынудила Владислауса остановиться. Он бросил дело, даже не успев его начать, чтобы вновь задуматься. Владислаус не узнавал себя: в любой другой день он даже не обратил бы внимания на кучера вообще, не то, чтобы прекратить жестокое милосердие, услышав одно-единственное слово сима. «Воды», — звучало, вроде бы, настолько обыденно, но именно оно показало Владислауса всё доверие кучера к нему, несмотря на произошедшее, желание жить, держаться за бренный мир. На самом деле кучер не ждал смерти, не ждал древнего вампира, что взял на себя тяжкую работу Жнеца. Пылающие под холодными ладонями щеки не хотели, чтобы их тепло угасло навсегда. Кучер, с задевающим даже самое черствое сердце словом на устах, медленно коснулся пальцами рук Владислауса. Они оказались ледяными. Владислаус неожиданно подумал, что он был бы счастлив, если бы в этих пальцах снова текла кровь, чтобы они всегда были теплыми. «Слабеете, Владислаус IV Штрауд». Резкий укор самому себе помог опомниться. Сначала чуть не совершилось то, что глупая религия симов называет грехом, затем пошли сентиментальные мысли, и вот, наконец, в голову постучалось новое, самое здравое решение. Возможно, из этого выйдет потом нечто выгодное Владислаусу.       Он оголил запястье и, больше не рассуждая ни о чем, вонзался клыком в скопление вен. Кровь тут же потекла вниз, будто она только и ждала этого часа.       — Вот она, ваша вода, — Владсилаус преподнёс кровоточащее запястье к губам кучера. Тот послушно прижался к предложенной руке. Он сосал, крепко вцепившись в предплечье Владислауса, даже не скривился и не заметил подвоха. — С ней я дарую вам новые возможности, кои не доступны обычным симам. Возрадуйтесь же перерождению!       Кучер, казалось, не слушал. Он пил до тех пор, пока Владислаус не забрал руку. Не утоливший жажду кучер приподнялся вслед за запястьем, но ему в тот же момент пришлось лечь обратно на колени Владислауса. Грудь поднималась прерывистей, а глаза вновь затуманились. Слабость бесчувственно напомнила о себе. На бледных, почти что зеленых губах яркими пятнами выделялись остатки вампирской крови.       — Папа, — в очередной раз тихо выдохнул кучер, одарив Владислауса неясным, но преданным взором.       Сделав вид, что его никак не тронуло это слово, Владислаус осторожно положил голову кучера обратно на землю, затем неторопливо просунул руки ему под плечи и колени и так же медленно поднял его. Тот совсем не сопротивлялся, даже наоборот, уткнулся носом в грудь Владислауса. Стараясь не обращать на кучера особое внимание, Владислаус усиленно думал о возможном уютном месте.       Он быстро вспомнил о таком, вот только его сердце легонько ёкнуло при мысли об особняке Штраудов. Владислаус во время расследования старательно обходил его стороной, и не будет ложным заявление, что он попросту не хочет знать об ущербах, причиненных его крепости оборотнями. Забытые на пару миг чувства вернулись, стоило Владислаусу взглянуть на Форготн Холлоу. Ему придется вновь пройти через безнадежность, и всё ради какого-то непримечательного сима.       «Нет, теперь он мой отпрыск», — поправил себя Владсилаус, мужественно идя через разрушенный городок к особняку. Чтобы не думать об окружающих его руинах, он покосился на кучера. Тот слабо покачивался в такт шагам. Владислаус стал для кучера вторым отцом, посему он имел полное право просить того называть его папой: ему понравилось нежное обращение, но он быстро откинул эту негодную идею. Отпрыск должен уважать и боятся своего повелителя, а не относится к нему как к добродушному родственнику.       «Слабеете, Владислаус IV Штрауд».