Соскучился по мне?

      Последние три дня Джим Мориарти был просто душкой. Ангелом во плоти. Мучаясь на бесконечных тренажерах «для восстановления функциональности тела» он ни разу никому не нахамил, не пообещал пристрелить, даже голоса ни разу не повысил, включая врача-тренера, когда тот решил «еще чуть-чуть увеличить нагрузку».       Проходя множество тестов для восстановления «нейронных связей мозга» он больше не пытался схватить ненавистные карточки зубами и не подбирал неприличные синонимы к показываемым картинкам.       Он не выплевывал, а покорно глотал мерзкие растворы, что именовались «питательными коктейлями», и даже благодарил за них.       И добился чего хотел. В награду за идеальное поведение ему предоставили тарелку свежевыпеченного печенья с шоколадными кусочками и ключи от его дома.       Джим полусидел-полулежал в своей многофункциональной постели, оснащенной всем, что могла предложить современная медицина. И бесился. Ключи лежали у него в руках, он ощупывал их, смотрел на довольно тяжелый и массивный брелок, на котором красовались его инициалы… и не мог понять, какого лешего они ему понадобились. Руки пока сами не двигались, он не мог продеть палец в кольцо и покрутить ключи, как обычно делал, когда нужно было поразмыслить, но пальцы уже чуть шевелились, он проводил по переплетению букв… и не мог отделаться от мысли, что там должно быть что-то другое.       Печенье пахло на всю палату. Мориарти гипнотизировал его взглядом. Есть он его пока не мог. И даже не знал, любил ли вообще. Не мог вспомнить вкус. Так почему оно казалось таким важным?       Конечно он понимал, его неадекватное поведение, проблемы с памятью — это естественно для его состояния. Это только в кино человек едва выйдя из комы, в следующей сцене уже женится. Джим знал, ему предстоит длительнейший путь реабилитации, прежде чем он сможет худо-бедно двигаться и более-менее соображать.       С деньгами проблем не будет, ушлые адвокаты отстояли большую часть его состояния, плюс есть еще спрятанные запасы. Ему на десять жизней хватило бы, даже выкупи он всю эту больницу целиком. Вот только… никакие деньги не гарантируют, что он станет хотя бы подобием себя прежнего. И дело даже не в телесной слабости… Что-то произошло с его разумом.       Первые дни он настойчиво требовал вернуть его обратно в кому. Это рассказывали врачи и это же он помнил и сам. Нес еще какой-то бред о спасении мира, остановленном времени… При пулевом ранении головы и не такое привидится, но почему в душе поселилась не радость от того, что все более-менее обошлось, а беспросветная тоска по невосстановимой утрате?       И самое паршивое, он никак не мог понять, в чем же эта утрата заключается. Обрывки каких-то не то видений, не то мыслей кружились в голове, рождая неясные образы, пока не сложились в эти две вещи: ключи и печенье. Пришлось постараться чтобы заполучить их… И — ничего. Никаких сдвигов.       От напряженной работы мысли разболелась голова. Джим закрыл глаза, ожидая пока пульсация под веками успокоится и… тут же распахнул их снова. Звук… да, он определенно услышал звук. Очень знакомый. Настолько влившийся в общую гамму биения жизни, что мозг его обычно игнорировал.       Кто-то вращал ключи на пальце, они слегка звякали друг об друга и о брелок. Джим чуть повернул голову. Рядом с его постелью, на стуле для посетителей, сидел человек. Высокий, изящный, черноволосый. Он смотрел на Мориарти со смесью каких-то чувств на лице, которые недавний коматозник пока не мог интерпретировать. И, разумеется, это он вертел ключи. Но встретившись взглядом с Джимом, прекратил это занятие.       Ключи повисли вдоль удивительно изящной ладони и Мориарти увидел, что брелок был изломан, изогнут, поврежден. На нем еще угадывались какие-то буквы, но разобрать их уже было невозможно. Джим понял, что это последствия выстрела. В этот кусок железа попала пуля. Он понял это так же ясно, как будто вычислил тем удивительным методом, что Шерлок Холмс называет дедукцией.       Шерлок… Шерлок Холмс…       Пока Джим привыкал к этому имени на языке, посетитель потянулся к печенью.       — Можно?       Мориарти ясно слышал его голос, также как и звон ключей… но теперь понял, что не ушами, а как будто в голове. Посетитель не разговаривал с ним, они просто слышали мысли друг друга.       — Конечно, — так же беззвучно ответил Джим. — Оно для тебя.       — Благодарю.       Пока гость медленно и со вкусом жевал, даже это делая крайне изящно, Джим не сводил с него глаз. В голове разливалось странное ощущение, будто туда наливали мятную эссенцию.       — У тебя получилось, — проговорил посетитель. И пояснил, — остановить пулю. Отделался трещиной в ребре и огромным синяком. Возможно, одним выстрелом профессор бы не ограничился, но его скрутил Джон, а там и люди Лестрейда подоспели. Хотя им пришлось еще разбираться с теми крепышами в белом. Хорошо, полицейских было больше.       Джим понимал, что ему рассказывают что-то важное, но не мог уразуметь — что.       Тем временем посетитель закончил с печеньем.       — Не знаю как это объяснить. Мы должны были исчезнуть, раз ты очнулся… А я — первым, так как моя роль отыграна, я свое предназначение выполнил, но… видимо какая-то часть твоего разума все еще держит наш мир, все еще верит в него. Профессор выдвигает теории, одну безумнее другой. Так как он никого в итоге не убил, думаю, отделается условным сроком.       — Ты… — Джим облизал губы, но безрезультатно. Во рту все пересохло.       Посетитель осмотрел палату, взял с прикроватного столика стакан с водой и подал Мориарти. Тот с наслаждением выпил половину.       — …Шерлок? — мятная эссенция в голове развеялась, оставив после себя ощущение удивительной свежести, прояснила мысли. Видимо, на его лице отразилась вся положенная при этом гамма чувств.       Посетитель улыбнулся.       — …Ты… ты попросил меня убрать надпись с потолка. Это же была просьба — сохранить твой мир, даже если тебя в нем не станет? Ты же понимал, что без тебя… он не нужен мне?       — А сейчас он без тебя. Снова. И надпись осталась. Несмотря на семь слоев побелки. Но мы с Джоном уже даже привыкли к ней.       — Мда… невозможно впасть в кому по своему желанию. А эти идиоты, клявшиеся Гиппократу, не хотят помочь. Но ты… как ты пришел сюда?       — Я не пришел. — Шерлок поудобнее устроился на стуле. — Это ты меня… вызвал. Сгенерировал, если хочешь. За что я крайне тебе признателен. Я… соскучился по тебе.       — Значит ты — галлюцинация.       — Можно сказать и так.       — Но — ты подал воду, ел печенье? Тоже глюки?       — Увидишь, когда я уйду.       Джим чуть не застонал.       — Забери меня с собой.       Шерлок поднялся со своего места и склонился над Мориарти.       — Это не в моей власти, — он наклонился еще ниже. От него пахло сдобой и шоколадом. — Но я буду приходить. — Теперь его губы чуть коснулись губ Джима. — Пока ты будешь нуждаться во мне. Пока полностью не поправишься.       — Ты будешь нужен всегда. А полностью я уже не поправлюсь.       В палату вошел медбрат. Никак не отреагировал на Шерлока. Зато по просьбе Джима дал ему воды. Взбил подушки, спросил не нужно ли еще чего, покосился на печенье. Джим позволил ему взять одно. И со всей возможной вежливостью велел побыстрее покинуть помещение.       — Побудь со мной еще немного.       Шерлок улегся рядом с Джимом, устроил голову у него на плече, обнял.       Заглянувший в палату медбрат поправил на пациенте одеяло. Хотел забрать у него из рук ключи, но побоялся разбудить. Джим дышал глубоко и ровно. И улыбался. Видимо, впервые с момента выхода из комы, ему снились хорошие сны.