***
— Двести грамм коньяка, — произнёс я, садясь перед барной стойкой. Бармен — пожилой мужчина с короткой седой щетиной и пронзительным взглядом голубых глаз — кивнул и начал неспешно наливать в стеклянную рюмку алкоголь. Когда она наполнилась, мужчина толкнул рюмку в мою сторону и повернулся к следующему клиенту. Я взял рюмку одними пальцами и слегка приподнял её над поверхностью стола. Коричневого цвета жидкость плескалась в стеклянном сосуде, пропуская через себя яркий свет ламп. Одним движением руки я опрокинул в себя содержимое стакана и, вновь поставив его на стол, пододвинул к бармену с явной просьбой налить ещё. — Парень, у тебя какие-то проблемы? — негромко спросил он, внимательно разглядывая мои исполосованные руки. С момента аварии прошло несколько дней, а потому, конечно же, раны ещё не успели зажить. Сейчас мои руки уже не напоминали куски мяса, но всё же заметно выделялись множеством красных полос. — Да, — честно ответил я, уставившись взглядом в потолок. — Несчастная любовь? М? — усмехнувшись, предположил он, пододвигая к моей руке уже полную рюмку коньяка. — Если бы так просто… — безэмоционально пробубнил я себе под нос, надеясь, что бармен не услышит этих слов. Но все мои надежды пошли прахом, когда он спросил: — А что же тогда? Мужчина внимательно смотрел в мои глаза, ожидая ответа. — На работе завал, — не найдя, что ответить, соврал я. Бармен с долей недоверия сощурился, и повисла неловкая тишина. — Ладно, парень. Верю, — наконец сказал он, а после добавил, — ещё налить? — Нет, благодарю. Мне пора, — я вытащил из кармана толстовки кошелёк и начал отсчитывать деньги. Положив на глянцевую поверхность стойки нужную сумму, я развернулся к выходу. — Удачи, — сказал бармен, — заходи ещё, буду рад видеть. Я замер на месте и непроизвольно сжал руки в кулаки. Надо было что-то ответить, но как назло в горле образовался комок, мешавший что-либо сказать. Вздохнув, пытаясь проглотить помеху, я кое-как выдавил из себя: «Хорошо, до свидания» и, не в силах больше оставаться, быстрым шагом вышел на улицу, чуть не сбив с ног какую-то девушку. Оказавшись за дверями бара, я осознал, что выглядел странно. Хотя мне было всё равно, но, наверное, это было неучтиво по отношению к бармену — так уйти, однако продолжать диалог, быстро приближающийся к теме моего дефекта, я был не намерен.***
Вечерние сумерки. Было прохладно во многом благодаря сильному ветру, а на безоблачном небе ярко сияла полная луна. Интересно, что бы сейчас чувствовал нормальный, полноценный человек? Счастье? Может спокойствие и умиротворение? Чёрт… хотелось бы узнать, а лучше — почувствовать это самому. И почему хренова судьба выбрала именно меня? В мире семь миллиардов людей, почему это именно у меня? Я не могу чувствовать, но мне плохо… Я никогда не почувствую грусть или радость, я не смогу ощутить любовь или ненависть. Вся моя жизнь — глупая пустышка, не имеющая значения, бессмысленная с начала и до самого конца. — И зачем тогда продолжать своё никчёмное существование? — пробормотал я, подняв глаза к небу. Очередной пронизывающий до костей порыв ветра вырвал меня из мыслей в реальность. Я поёжился и накинул капюшон на голову так, чтобы он скрывал половину лица. В привычном жесте я засунул руки в глубокие карманы толстовки и неспешно направился к дому. Ветер бил по лицу, трепал кофту и заставлял тело покрываться мурашками. Временами я поглядывал на окна высоток, в которых горел свет. Несмотря на непогоду, некоторые из них были открыты. Из таких окон доносились самые разные звуки. Из одних слышалась ругань, из других музыка или смех. В любом случае оттуда доносились эмоции… — Да они издеваются… — прошептал я. Это было словно специальное напоминание о моей ущербности. Где-то в глубине души мне было до боли обидно. Обидно, что все люди способны наслаждаться жизнью, получать от неё хорошие впечатления, а я — нет.***
Наконец, добравшись до своего дома и поднявшись на нужный этаж, я открыл ключом дверь. Навстречу мне с приветственным мяуканьем вышел маленький чёрный котёнок по кличке Уголёк. Он подошёл ко мне и прижался боком к штанине джинсов, словно пытаясь хоть чуть-чуть согреть от холодного ветра на улице. Слегка наклонившись, я притронулся к мягкой, словно шёлк, шёрстке на его голове. Котёнку это явно понравилось, так как он ещё сильнее прильнул к моей ноге, одновременно пытаясь прижаться головой к руке. Вздохнув, я вошёл в квартиру и, нащупав в темноте выключатель, нажал на него. В глаза мгновенно ударил сильный свет, заставляя их слезиться. Прикрыв глаза рукой, я захлопнул за собой дверь и быстро скинул с ног серые кроссовки. Ночь и потушенные лампы. На столе стояла кружка недавно заваренного, горячего кофе, рядом с ней лежало несколько шоколадных конфет и — пистолет. С тихим скрипом ножек о ламинат я отодвинул в сторону стул и сел на него. При выключенном свете, в полумраке квартиры была какая-то своя атмосфера. Её сложно объяснить, точно так же как и сложно её повторить. Её уже не будут при ярком освещении или в ясный погожий день, она может быть только поздним вечером, когда улицы пусты и слышны лишь звуки ветра, бьющего по окну. Наверное, в такие случаи приятно сидеть и пить чай, посматривая в темень закрытого окна. Наверное… Чёрный котёнок, всё это время крутившийся у ног, запрыгнул мне на колени и, потоптавшись по ним своими мягкими лапками, лёг. Он задрал голову вверх, смотря на меня своими тёмными глазами-пуговками. — Чего тебе? — спросил я, заглядывая в глаза котёнка. Хах, отлично, от одиночества уже с котами начал разговаривать. — Мяу, — тихо промурлыкал Уголёк и прижался к моим коленям всем своим маленьким тельцем. Я вздрогнул от неожиданности. Я не мог ничего чувствовать, но в районе сердца словно что-то дёрнулось. Я будто почувствовал что-то наподобие жалости к этому маленькому чёрному комочку, так беспомощно сжавшемуся на моих коленях. Не знаю, показалось ли это мне или я правда почувствовал, но наверняка я это не узнаю… Допив кофе, я аккуратно, почти без звука поставил грязную керамическую кружку на стол и тяжело вздохнул. «А может всё-таки не надо?» — крутилась в моей голове назойливая мысль, мешая спокойно рассуждать. Наконец отогнав её, я нежно поднял спящего котёнка с колен и прижал к груди. — Извини, мы больше не увидимся, — прошептал я на ему на ухо и как можно тише, стараясь не разбудить, поднялся со стула. Приглушённые шаги моих ног по ламинату раздавались в голове громким похоронным маршем, словно я шёл на казнь. Котёнок у меня на руках медленно заворочался и упёрся в меня лапами, открывая глаза. Он с долей удивления взглянул мне в лицо, пытаясь понять, что происходит. Подойдя к входной двери и открыв её, я вышел на тускло освещённую старой лампой лестничную площадку. Постояв на ней несколько секунд, я подошёл к двери соседа и решительно нажал на кнопку звонка. Где-то в глубине квартиры раздалась достаточно громкая трель, а после послышались шаги по направлению к двери. Я опустил взгляд вниз, на котёнка. Уголёк явно был взволнован. Он уже не хотел смирно лежать у меня на руках и всячески ворочался, цеплялся выпущенными коготками за рукава водолазки и тихо попискивал. Наконец дверь открылась, и навстречу мне вышел молодой студент. — Здравствуйте, — уверенно начал я, — можно вас попросить об одной услуге? — Здравствуйте, — негромко повторил за мной парень, рассматривая котёнка, — что за просьба? — Не могли бы Вы взять у меня котёнка? Мне нужно кое-куда уехать, а просто так оставлять его я не хочу. Студент замер в нерешительности. Я молчал, ожидая его ответа, и, наконец, парень решился: «Да, конечно. Как можно не взять такую милашку!» Растянув губы в лживой улыбке, я протянул дрожащий комок растерянному соседу. — Его зовут Уголёк. — А, да, хорошо, — парень улыбнулся, беря у меня котёнка. Я взглянул в глаза питомца, и мне показалось, что я увидел в них волнение и нежелание оставлять меня. Уголёк громко замяукал, на что новый хозяин аккуратно провёл по спине котёнка пальцами, пытаясь его успокоить. — Спасибо, — не снимая с лица улыбку, сказал я, — до свидания. — Да, до свидания, — парень развернулся и зашёл в свою квартиру, нежно придерживая у груди нового питомца.***
Мир ведь ничего не потеряет, если лишится одного дефектного человека? Ничего не изменится, кому я вообще сейчас нужен? Разве что Угольку да и только. Родители давно умерли, друзей нет… Можно спокойно уходить. Вернувшись в свою квартиру, так быстро опустевшую без знакомого чёрного мяукающего комочка, я вновь предался рефлексиям. Затем осторожно взял в правую руку пистолет, лежащий на столе. Стальной ствол оружия маняще поблёскивал в полумраке от света уличных фонарей, пробивающихся сквозь зашторенные окна. Холод стали прокатился по нервным окончаниям ладони, будоража сознание. На душе было, как и всегда, пусто. Не было ни боли, ни страданий, просто всепоглощающая пустота, что сопровождала меня всю жизнь. Забавно, но для меня эмоции это что-то не постигнутое, загадочное и непонятное, когда для других людей — обыденность. Они редко думают об умении чувствовать, они просто принимают это как данность, не осознавая своего счастья. Интересно, если бы я был таким же, как они, человеком, я бы думал об эмоциях так же, как и сейчас? Положив оружие обратно, я отодвинул ящик в столе и вытащил из кучи разных безделушек помятый лист бумаги и чёрную гелевую ручку. Положил бумагу на стол и, кое-как разровняв её, остановился, размышляя над текстом записки. Посидев таким образом несколько секунд, я наконец прикоснулся кончиком стержня к листу и начал медленно выводить на нем буквы. Написав несколько предложений и отложив записку в сторону, я вновь взял в руки пистолет. Интересно, а был бы другой выход? Может всё-таки есть способ… научиться чувствовать? Сомневаюсь… Остановив так надоевший за всю свою жизнь непрерывный поток мыслей, я заметил тишину в голове. Внутренний голос молчал, и оттого было как-то непривычно, но хорошо. Я приставил дуло пистолета к подбородку. Руки предательски дрожали, словно не хотели нажимать на спусковой крючок, но, плотнее прижав дуло к коже, я кое-как смог усмирить дрожь, хотя всё ещё ощущал вибрацию пистолета. Тишина давила на уши, а звук тиканья часов на стене был сопоставим с ядерными взрывами. Я осознавал, что мне только так кажется, но всё же не мог перестать сравнивать. Слегка надавив пальцем на спусковой крючок, я внезапно ощутил слезу, медленно текущую по моей щеке вниз. Возможно, это была лишь капелька пота, но мне искренне хотелось верить, что это была слеза, первая и единственная в моей жизни. Я улыбнулся и закрыл глаза.***
Записку пропитала алая жидкость, размывая и без того неровно написанные слова: «Мой выбор сделан, и я не сожалею. Я устал наблюдать за людьми, понимая, что сам никогда не стану таким. Видя ежедневное проявление эмоций, я понимаю, что мне их пережить не суждено. Я осознаю, что я — сбой в программе, страдающий не по своей воле. Но я хочу быть как все, полноценным человеком. Я хочу чувствовать — радость и грусть, счастье и боль, любовь и ненависть. Я хочу чувствовать…»