Взгляд в будущее

— Замечательно, место для ночлега мы нашли. Мягкий, словно вечно смеющийся, голос Фая звонко прорезал тишину пустой комнаты с большими окнами. Самурай недовольно повернул голову на источник шума и снова обратил взгляд на непривычно-красную луну за невидимым стеклом в красивой деревянной раме. Что-то явно его беспокоило. — Не стоит расслабляться, за нами наверняка кто-нибудь следит. — Но сейчас уже поздно и можно позволить себе расслабиться. — Мокона тоже будет расслабляться!! — ВЫ ЛЕНТЯИ!!! — Курорин в ярости, как ми-ило... — НЕ СМЕЙ НАЗЫВАТЬ МЕНЯ ТАК!!! Несмотря на все эти демонстративные ссоры, крики и ярость, на самом деле самурай и маг довольно-таки неплохо ладили. Неизвестно, что их сблизило, возможно, множество совместных сражений, возможно, нечто другое, понятным оставалось одно — Курогане и Фаю явно угрожала вероятность стать друзьями не-разлей-вода. Ведь­ противоположности притягиваются. *** — Тоже не спится? — Да. — Предчувствие беды томило меня. И тут же прозвучал звон разбитого стекла — того, в которое еще час назад устремлял свой туманный взгляд рубиновых глаз кровожадный самурай, мечтавший вернуться в свой мир и отомстить своей принцессе за то, что она так просто избавилась от него. Сакура в ужасе закричала и этот крик гулом раздался в ушах Курогане, словно сигнал к бою. Однако не успел он кинуться на чудовище, как на черную тень стрелой кинулся Шаоран. Все произошло до невероятного быстро, но в какой-то момент самурай успел заметить тусклый отблеск лунного света на правом глазу юноши. Или показалось? *** Остат­ок ночи обещал быть спокойным. Парень и принцесса уже спали, Мокона бормотала на плаще Фая какие-то свои моконские глупости. Курогане стоял в маленькой, тесной ванне и смотрел в красные глаза своему отражению. Он был в недоумении и причиной этого был вовсе не "незванный гость" и неожиданный недостаток Шаорана. Нет, вовсе нет. Причиной стал "белобрысый идиот". Чем-то зацепило Курогане его скользящее движение, когда он прикрыл от летящих осколков Сакуру, белый атлас, натянувшийся на тонкой, как у девушки, талии, когда он потянулся, светлые золотистые волосы, разметавшиеся по плащу и так хорошо сочетавшиеся с ними ярко-небесные глаза. Курогане гнал от себя прочь эти мысли, но они упорно возвращались и возвращались вновь. Курогане несильно, чтобы не разбить, стукнул по лбу свое отражение. "Ты идиот...Ведь он парень...Да и знакомы мы всего лишь..." Всего лишь? Всего лишь. Всего лишь три с небольшим недели, почти месяц. Это много или мало? Кто знает. Но за это время ледяное, казалось бы, сердце сильнейшего самурая в королевстве принцессы Томое немного подтаяло и повернулось навстречу детям, таким наивным, влюбленным, чистым. И к белобрысому идиоту. Курогане вновь стукнул по стеклу и внезапно из раздумий его выдернул насмешливый, бархатный голос: — Курорин, не разбивай стекло, оно ведь еще пригодится. — Сколько раз мне говорить — не смей называть меня этим мерзким именем. — Но, Куропу, зеркало в этом не виновато. — Ты меня старательно выводишь из себя. Зачем? Тут Фай недоуменно приподнял белесые брови. Он явно ожидал другой реакции на свои "дразнилки", но Курогане внезапно успокоился и расслабился. — Сам не знаю... Непривычно было видеть мага в замешательстве. Неожиданно для себя самурай отметил, как нежно спускались непослушные пряди на лицо, как туго обтягивал бело-голубой атлас такое гибкое, стройное тело... Курогане стремительно отвернулся и закрыл глаза. — Что-то не так, Курованван? Флоурайт­ зашел в ванную и приподнялся на цыпочки, всматриваясь в лицо собеседника. Сделал он это не подумав — ванна была очень тесной и теперь тела двоих соприкасались и, когда Фай приподнялся, его грудь потерлась и слегка подтолкнула Курогане назад, вжимая его в стену. Такого поворота событий мужчина не ожидал. — Ты что творишь, идиот?! — Эм...Прости...Я случайно, Куро-тян! Фай явно был вовсе не смущен и даже забавлялся, при этом даже не думая отодвигаться. Курогане попытался оттолкнуть его, но получилось все до безумия нелепо — теперь уже самурай вжимал мага в стену ванной напротив. — Какой ты страстный, Куродон. — Да я тебя сейчас ударю, придурок! — Ой, как брутально. Моя хрупкая натура такого не выдержит. Молю тебя о пощаде, Куротан! Но Курогане лишь сильнее сжал воротник мага и отпустил его, молясь лишь о том, чтобы до этого блондинчика не дошло, что одна лишь его улыбка способна вывести самурая из строя по крайней мере часа на два. — Ненавижу тебя, идиот — устало прошептал Курогане. — Но ведь это не так — Фай внезапно утратил всю свою несерьезность и опустил свои прохладные ладони на щеки самурая, поворачивая его лицо к себе и заглядывая в глаза — тебя ведь точно что-то беспокоит? Скажи мне, ведь нам не нужен расстроенный защитник. — Защитник? Не смеши меня. — Но ведь ты самый сильный из нас всех, Курорин, и самый старший. Ты обязан нас защищать. — Я ничего никому не обязан, к тому же — ты ведь тоже не слабак. Я уже довольно-таки долго наблюдаю за тобой и уверен, что, захоти ты, смог бы даже со мной сразиться на равных. — Ты мне льстишь, Курованван. — Вовсе нет. Я никому никогда не льстил. Наступила тишина, резко, неожиданно, давящая на уши и заставляющая в тревоге биться сердца тишина... *** Ни Курогане, ни Фай не помнили, что заставило их податься навстречу друг другу в этой гнетущей тишине, не помнили, подчиняясь какому импульсу они искали в полумраке губы друг друга и не знали, почему они так страстно и одновременно так нежно впивались в эти самые губы. Тонкие белые пальцы сплелись с грубыми, жесткими. Сильная рука лягла на тонкую, девичью талию и притянула к себе хрупкое тело. Горячие губы самурая терзали нежные, прохладные — Фая. Они просто стояли и целовались, в тесной ванной, прижавшись друг к другу, прижимаясь так, словно опасаясь — вот, прямо сейчас, через невыносимо короткий миг этот мираж развеется и все окажется сном. Но ничего не происходило и черное продолжало касаться белого, угольные волосы продолжали прикасаться кончиками прядей к нежной коже на лбу, языки все так же плясали друг с другом, исполняя известный лишь им танец. И первый звук, прорезавший тишину, оказался хриплым голосом Фая, оторвавшимся, наконец, от Курогане: — Куропу, все же мы еще слишком мало знакомы...Не против продолжить немного позже? Он улыбнулся привычной, маскировочно-беззаб­­отной улыбкой. Улыбнулся — и скрылся из ванной, оставив Курогане в одиночестве осмысливать произошедшее. — Какой же идиот... *** Много всего между ними произошло. Бывали и ссоры, бывали и жаркие ночи, одна развратнее другой. Один раз их чуть не застал Шаоран, другой — слишком неожиданно из ниоткуда выпрыгнула Мокона и Курогане едва успел отлипнуть от своего "идиота". "Много произошло и многое должно было произойти. Все еще в будущем. Мы даже и не начинали. Не правда ли, Фай? Ты лежишь рядом со мной, невыносимо-прекрасн­­ый, спишь, а единственное твое веко слегка подрагивает от падающего на него лунного света, из-за чего кожа выглядит такой же снежно-белой и сияющей. Плевать. На все плевать. И на то, что ты лишился глаза и на то, что когда-то прекрасный голубой цвет твоих глаз сменился хищным — желтым. Плевать, что рана на моей шее и царапина на запястье оставлены тобой. Плевать, что это именно ты недавно выпил столько моей собственной крови, что я сам едва не упал без сознания. Но я ведь выдержал. Я выдержал ради тебя. Я согласился на это ради тебя. Хотя нет. Не ради тебя. Ради себя. Ведь я бы не вынес, если бы ты погиб. Мне ничего не оставалось, как позволить близнецам сделать тебя вампиром, потому что это было единственным твоим шансом." Курогане наклонился и нежно поцеловал Фая в лоб, убрав с лица светлые пряди, обнажая тонкие черты. Сквозь сон Фай слегка поморщился и пробормотал: — Какой же ты настырный, Куропу... "Как давно ты не давал мне дурацких прозвищ...Меня прямо охватывает ностальгия...Что мне сделать для того, чтобы ты стал прежним? Скажи — и я сделаю, я умру ради тебя. Только будь счастлив и живи." Курогане не боялся неудачи. У него всегда оставалось время на новую попытку. И он твердо пообещал себе вернуть прежнего, улыбчивого Фая, и пускай он сам потом будет жалеть об этом. Ведь впереди у них — целое будущее...