«The Other Side» (I)

(PoV) Дэррикса Ночь на крыше штаба «Вампирджии» была, пожалуй, одним из самых непредсказуемых времяпрепровождений в его жизни. Скажи ему кто-нибудь об этом лет семь назад, он бы рассмеялся этому человеку в лицо. Но с тех пор многое изменилось. Он изменился. Дэррикс стоял на одном из лестничных пролётов снаружи заброшенного здания, облокотившись на металлические перила и пристально глядя вдаль, в пугающую темноту ночи, с её неясными шорохами, полными характерного беспокойства, и негромким шелестом крыльев ночных созданий, таящих в себе непредвиденную угрозу. В лицо ему дул слабый поток ночного воздуха, неся с собой прохладу и облегчение. Несмотря на то, что ночь для Бухареста была временем тяжёлым и смутным (особенно теперь), Дэррикс давно не помнил, когда бы ещё вот так стоял в полном безмолвии, просто наслаждаясь встречным ветром. Работа совсем вымотала его за эти годы — он даже не мог сказать, когда последний раз по-человечески спал. Похоже, работая бок о бок с вампирами, он и сам ненароком перенял их образ жизни, и теперь вкалывал сутки напролёт — день за людей и ночь за вампиров — держась на голом энтузиазме и литрах кофе без сахара. Вряд ли это положительно сказывалось на его здоровье, но работа стала для него последней надеждой, его личным пристанищем. Его домом, возведённым в эпицентре бури, между двух баррикад. — Вот вы где, детектив. Спокойный, размеренный голос, почти лишённый эмоциональной окраски, раздался позади Дэррикса, и за его спиной тотчас бесшумно выросла фигура Николая — высокого, бледного и худого — истинного представителя древних кровей. Он расположился рядом, сложив руки поверх перил и сцепив длинные, тонкие пальцы в замок. — Решили освежить голову и привести мысли в порядок? Хотя Николай говорил ровно и взвешенно, всё же в его тоне сквозила едва заметная ирония, за которой угадывалась не одна сотня прожитых лет. Дэррикс посчитал, что, возможно, когда живёшь долго и успеваешь разное повидать на своём веку, ко многим вещам в жизни перестаёшь относиться серьёзно. В конце концов даже детективы вроде него спустя долгие годы службы начинают воспринимать ставшую для них привычной расчленёнку равнодушно. — Думал над тем, кто за всем этим стоит. За «новым поколением» вампиров, — пояснил Дэррикс. Николай потёр друг о друга бледные ладони и неспешно очертил глазами линию горизонта. — А вы лукавите, детектив, — тихо произнёс он, не глядя на собеседника. — Когда я вошёл сюда минуту назад, ваши мысли блуждали явно далеко от дела. Правый уголок губ Дэррикса невольно скользнул вверх. Мало кто мог читать его вот так — как раскрытую книгу. Подобной проницательности, порой, недоставало и вампирам, и, что уж говорить, людям. Но Николай был потомком древнего рода. Прямым потомком. Наследником графа Дракулы. И это накладывало неизгладимый отпечаток на его манеры. Дэррикс никогда прежде не сталкивался с наследниками «Ордена Дракона», искренне считая тот мифом. Выдумкой. Но глядя на Николая, он не мог не признать, как заблуждался всё это время. — Что насчёт тебя? — спросил он, ловко переводя тему. — Каково находиться в недрах логова охотников на вампиров? Николай равнодушно пожал плечами. — Я ожидал большего. И, честно говоря, немного разочарован. Подобная откровенность не была свойственна вампирам и в данном случае её можно было расценивать как доверие. — Ты не ненавидишь людей, — неожиданно произнёс Дэррикс, вслух удивившись собственным мыслям. Николай кратко вздохнул. — Они глупы и в отчаянии. А за глупость ненавидеть нельзя. Их глупость — наше преимущество. И всё же, — он помедлил, с особой горечью и цинизмом усмехаясь про себя, — нет ничего ужаснее глупого и невежественного врага. По неведомой причине, Дэррикс прекрасно его понимал. — Проблема людей в том, что они одинаковы. — И я тоже? Дэррикс сам удивился тому, как быстро этот вопрос слетел с его губ. Николай обернулся и смерил его отстранённым взглядом холодно поблёскивающих в ночной тьме глаз, отчего детективу сделалось не по себе: казалось, будто вампир заглядывает ему в самую душу. Наконец, Николай отвернулся. — Нет, — тихо ответил он. — Ты другой. Ты не боишься. — Харкер тоже не боится, — напомнил Дэррикс. Вампир скривился так, словно ему под нос сунули что-то гнилое. — Боится. Просто не желает этого признавать. Агрессия — лишь другая форма страха. Они провели следующие несколько минут в молчании. Дэррикс обдумывал сказанное Николаем, ненароком отмечая, какой глубокий отклик находят в душе его слова. Люди и вампиры на самом деле не такие уж и разные, как они сами считают. По крайней мере, ещё ни в чьём обществе Дэррикс не чувствовал себя настолько понятым и солидарным как в обществе Николая. С ним было интересно: он знал, что сказать, знал, как сказать, а главное — умел слушать. Такого уж точно не получишь от большинства людей, особенно среди тех, с кем Дэрриксу доводилось работать. — Я... слышал про твою жену, — подал голос вампир, склонив голову и безучастно разглядывая чернильную тьму, в которую уходила лестница под ними. Дэррикс вздрогнул. — Ты сделал то, что должен был. — Я не дал ей выбора, — перебил детектив. — Иногда единственный выбор — это позволить другому решать за тебя. Так поступают ваши врачи, судьи, политики. Каждый из них делает выбор за других, потому что те, порой, бывают неспособными принять верное решение. — Мне жаль твоего брата, — мягко ответил мужчина, довольно быстро сообразив, о чём идёт речь. — Не стоит. По крайней мере он сам выбрал это. Николай снова обернулся и пристально посмотрел детективу в лицо. На этот раз Дэррикс выдержал его взгляд, тот больше не казался ему враждебным. — Много лет назад я встретил мальчика, который заблудился в лесу, — отводя глаза, поведал вампир. — Мы с братом бежали из одного из пыточных лагерей, где на подобных нам ставили опыты. Это был секретный правительственный объект за границей, выбраться оттуда оказалось нелегко. Мы не ели три дня, и я буквально умирал с голоду. У вампиров, как людям уже известно, метаболизм намного быстрее, поэтому постоянный голод — одна из наших вечных проблем. В ту ночь брат оставил меня в лесу (единственное место, где можно было укрыться от людей и от преследования), а сам отправился на поиски свежей пищи. Из-за голода моё обоняние обострилось, и очень скоро я почувствовал запах тёплой крови совсем рядом. Следуя ему, я обнаружил мальчишку. Ему было лет девять. Порванный рюкзак, кроссовки со светло-зелёными отражателями, которые в лесу, без источника света, оказались абсолютно бесполезны, разодранная в кровь коленка и форма скаутов. Он был очень напуган. Должно быть, потерялся или отстал от отряда. Он сидел на одном месте, потому что не знал, куда идти. Тогда я позвал его за собой. Вампиры видят в темноте намного лучше людей, а в том лесу я хорошо ориентировался, потому что, прячась, провёл там двое суток. Я помог мальчику выбраться и провёл его почти до самой стоянки. Но запах крови с его разбитой коленки был так силён, что, возвращаясь обратно, я упал в голодный обморок прямо посреди леса. Таким меня и нашёл мой брат. Николай замолчал. Дэррикс только сейчас заметил, что уже несколько минут напряжённо стискивает пальцами холодный металл лестничных перил. В девять лет его впервые приняли в скауты. В тот же год отец подарил ему кроссовки со светло-зелёными отражателями на день рождения. При первом же походе в лес он отстал от ребят и заблудился. Те страх и ужас, что он испытал в ту ночь, намертво отложились в его памяти на много лет вперёд. — Ты жил за океаном? — негромко спросил он, едва шевеля губами. — Я много где жил. Николай отстранился от перил и плавно двинулся во тьму лестниц. — Однако, «нет места лучше дома», ведь так? — послышалось уже оттуда. Детектив обернулся. Немного резко, словно только что вернул себе способность двигаться снова. — Выходит, мне следует тебя поблагодарить? — Помоги спасти мой народ, и можешь считать, что мы квиты, — ответил нечёткий силуэт и, точно призрак, растворился в густом мраке.