«The Other Side» (II)

(PoV) Николая Он вернулся в клуб, сметая всё на своём пути, точно набирающий силу пустынный ветер, годами молчавший, но теперь готовый поднять песчаную бурю. Такой же рьяный, колкий, горячный, движимый слепой яростью — он стремительно перемещался из угла в угол, и выглядело это настолько пугающе, что ни один из его подчинённых не рискнул спросить о том, что произошло, и куда подевались трое его лучших подручных, которые ушли вместе с ним чуть ранее. Всё и так было ясно. «Vanatorii umani» убиты. Мирела погибла, сожжённая заживо в безжалостных лучах солнца. И только он один был за всё в ответе. За смерть своих соплеменников. Николай вихрем пронёсся по залу и остановился напротив гостевого диванчика в вип-ложе, яростно вцепившись пальцами в его спинку и пытаясь выровнять дыхание. Его ногти вонзались глубоко в обивку, а частые и шумные вдохи заставляли всех присутствующих трепетать от ужаса и в панике отводить глаза, боясь пересечься с ним взглядом. Их господин всегда отличался завидным самообладанием и холодной сдержанностью. Тем страшнее было видеть его таким — необузданным и свирепым. — Димитрий! — прокричал он сквозь глухие хрипы в голосе, походившие на готовый вырваться из груди звериный рык. Высокий темноволосый мужчина с худым и бледным лицом, но массивный в плечах, вырос перед ним, точно клуб дыма из-под земли, и покорно склонил голову. — Собирай парней. Через полчаса к нам нагрянут гости. Я хочу, чтобы ты встретил их во всеоружии. Димитрий изогнул одну бровь в немом вопросе, но задать его вслух так и не решился. Перехватив его взгляд, Николай угрюмо выдохнул и ответил сам. — «Вампирджия», — устало подсказал он и отвернулся. Каждый в клубе хорошо знал, чем в конечном итоге грозило закончиться такое бессмысленное и бестолковое «сотрудничество». Но он пошёл на поводу у Отца, доверился доводам Ангела, положившись на его многовековую мудрость. И вот куда это привело. Димитрий направился к выходу, готовый исполнить приказ, но у самых дверей его нагнал уже более спокойный и решительный голос Николая: — Да, и скажи Андрею, чтобы снял охрану снаружи. Пусть почувствуют себя неуютно от мысли о том, что забираются в безоружный дом. Димитрий молча кивнул и растворился в тени коридоров. — Ты правда думаешь, что у людей ещё осталась совесть, чтобы чувствовать себя неуютно за угнетение нашего народа? — послышалась сухая усмешка с соседнего с ним диванчика, где мускулистый и внушительный на вид тип расположился в окружении своих собратьев. Глаза его поблёскивали недобрым синим огнём. Николай с очередным мимолётным вздохом, сорвавшимся с уст, оттолкнулся руками от спинки и обернулся к говорящему. Им был далеко не самый его близкий друг и соратник, Станислав Сореску. Много раз Николаю приходилось вступать с ним в словесную перепалку, чтобы не допустить раскола в стане вампиров. Но раскол назревал. — Ты и Ангел слишком мягки к этим существам. Они захватили наши земли, веками истребляли наш род, оттеснили нас на самый край города, и вот где мы вынуждены жить теперь, — мужчина демонстративно развёл руками, призывая сидящих рядом сородичей взглянуть на их убежище с презрением. — Отшиб. Окраина. Захолустье. Выдержав паузу, он посмотрел Николаю в глаза: — Нас унизили. Из первородных нас превратили в изгоев общества. А ты всё ещё их щадишь. Заключаешь с этими лживыми созданиями сделки. Будь здесь Александр, он бы такого не допустил. Николай почувствовал острую боль в груди и стиснул пальцы в кулак. Душевная рана от потери брата была ещё свежа. — Именно агрессия и жажда крови сгубили Александра, — тихо отозвался он, и голос его был насквозь пропитан горечью. — Если мы все поддадимся им, наш род вымрет. Станислав поднялся с дивана. — Я больше не уверен, что ты прав. Люди никогда не изменятся. Ни один из них не встанет на нашу защиту. Они снисходительны к нам лишь до тех пор, пока мы им нужны. Если за столько лет ты этого ещё не понял, то, боюсь, нам просто не о чем разговаривать. — Он дал короткий знак рукой своим братьям, и те поднялись на ноги вслед за ним. — Мы уходим. Нет смысла сидеть здесь и ждать, пока нас перебьют. А ты, — напоследок он снова обратился к Николаю, — через полчаса убедишься в том, насколько прогнила человеческая раса. Надеюсь, тебе всё таки удастся выжить и сохранить свой клуб. La revedere. Четверо вампиров, на каждом из которых был не пропускающий солнечный свет плащ, длинные — до самых локтей — перчатки и свободно обёрнутый вокруг головы шемаг, покинули клуб, тёмным пятном растаяв на выходе. Николай чувствовал себя побеждённым. Склонившись над столом в центре ложи и уперев обе руки в его покрышку, он не имел сил поднять глаза, опасаясь столкнуться с непонимающими взглядами тех, кто остался. Его брат погиб. Его друзья мертвы. Их нацию со всех сторон терроризировали противники, а всё, что он смог сделать за это время — это довериться людям. За что и поплатился. Не глядя на своих соратников, Николай удалился к себе. Ему хватило времени только на то, чтобы переодеть свой «защитный» костюм на обычные рубашку и брюки, когда он услышал шум. Помимо хорошего зрения, вампиры обладали отличным слухом и неплохим даром к предвидению. ... — Харкер, серьёзно? Николай вырос на балкончике зала так быстро, что своим появлением застиг врасплох вооружённых охотника и его подружку. Всё его существо излучало презрение. — Как предсказуемо! Стоило только закончить работу над совместным делом, как ты, словно варвар, вламываешься с оружием в мой дом. — А ты думал, что я просто так это оставлю? — парировал Харкер, целясь Николаю в грудь. — Я думал, что ты поумнел. Но я ошибся, — Николай кивнул кому-то в углу, и тотчас на незваных гостей со всех сторон надвинулись прятавшиеся всё это время за колоннами вампиры. Харкер, чуть стушевавшись, обвёл подступающую к ним толпу прицелами своих пистолетов. Двое против десятка. Исход схватки очевиден. Николай до последнего надеялся, что это заставит налётчиков передумать. Но в этот миг Катя, пришедшая с Харкером, бросила вперёд сумку со взрывчаткой, оставив в руке только детонатор. С замиранием сердца Николай проводил её взглядом. — Вот именно! — возликовал Харкер, увидев разом потемневшее лицо вампира. Он даже не понял, что отразившееся на нём выражение было отнюдь не страхом. Это была скорбь. Разочарование — полное и бесповоротное, крах последней веры в человечество. На что готовы люди ради животного инстинкта убивать. Ради того, чтобы увидеть поверженным своего врага. Ради жажды смерти — они сами готовы умереть. Вместо одной гибели — сотня. И они называют это «героизмом», «самопожертвованием», «священной войной». Николаю было так больно и горько, что он даже не нашёл в себе сил для презрительной усмешки. — Вы не обязаны этого делать, — полностью убитым голосом произнёс он. — Вы тоже! — с вызовом ответил Харкер и нацелил оба пистолета ему на грудь. — Вы всё ещё можете уйти, — спокойно отозвался Николай. — Вы оба. Обещаю, вас не тронут. За столько лет существования Николай выучил одно: когда начнётся война, становится уже неважно, кто прав, кто виноват — война заберёт всех без разбора. Он давал им последний шанс. — Это что, шутка?! Харкер отбил этот шанс, точно футбольный мяч, даже не потрудившись рассмотреть его как следует. И в это мгновение Николая захлестнула обида. Глубокая, сильная, многовековая обида, а ведь он уже практически забыл это низменное и примитивное чувство. Выходит, Станислав был прав. Все люди одинаковы. Они лживы и эгоистичны, и сколько бы ни менялась история, для Николая одно останется неизменным: ни один человек никогда не встанет на его защиту. Ни один человек... — Опусти оружие, Харкер, — голос внезапно возникшего в дверях клуба детектива Дэррикса привёл в замешательство всех, включая вампиров, которые были слишком вовлечены в конфликт, чтобы вовремя заметить его появление. Тем временем Дэррикс прошествовал мимо них прямиком к Харкеру и, вынув из кобуры свой пистолет, приставил его дулом к виску Джона. Николай не поверил собственным глазам. — Опусти оружие, или, клянусь, я сам вышибу тебе мозги. Хотя не уверен, что они у тебя вообще водятся. — Забыл, на чьей ты стороне? — вконец растерялся Харкер, сбившись с прицела. Дэррикс ткнул его дулом в висок чуть жёстче так, что холодная сталь слегка оцарапала кожу. — Я тебе кто — шахматист? Или ты сейчас же опускаешь оружие, или я стреляю. Считаю до трёх. «Один» уже был...