Письмо

      Озябнув от колющего холода, молодая девушка потерла ладони, обжигающе дыша на них в попытке согреться. На вид ей было около двадцати пяти, не более. Белесые волосы, голубые глаза. Почему-то её светлый, утонченный образ никак не ассоциировался с работой почтальона в небольшом городке, забытым богом. Но кто бы что не говорил — девушка всем довольна.        Осень выдалась на редкость холодной. Не согревала куртка, не помогал горячий чай. Грустно выдохнув, молодая почтальонша взяла в руки очередной конверт, который отличался от прошлых своей вычурностью. Полностью черный, матовый, большой, где белым аккуратным, практически каллиграфическим, ровным почерком было выведено: «Агнии Джулиет Юхим». Белокурая девушка понурила голову и неспеша побрела к одному из недавно построенных частных домов на окраине города.       За воротами послышались шаги, сопровождаемые причитаниями в роде «Проклятый холод», и спустя мгновение дверь, тихо поскрипывая, отворилась и в проеме показалась голова заспанной темноволосой девушки. Увидев почтальоншу, шатенка выпрямилась, поправила волосы и приветливо улыбнулась. — Привет, Ксения, — тепло проговорила Юхим. — Здравствуй, Агния, — бодро мотнула головой Ксюша, но взгляд её потупился и девушка натужно улыбнулась, закусывая губу. — Что-то случилось? — нахмурилась Аня, пряча руки в карманы застиранных джинс. — Нет, определенно нет, — поспешно пробормотала белокурая девушка. — Просто… — набрала воздуха в грудь и решительно посмотрела в карие глаза. — Тебе письмо пришло. Черное, — на одном выдохе сказала Ксения.       В глазах Агнии пропали все остатки сна. Она знала, что когда-нибудь оно придет, но надеялась и верила, что затеряется на просторах необъятной страны. Не было никакого желания читать это чертово письмо, которое не несет в себе ничего хорошего. Ведь писал его человек, который не умеет быть хорошим. — Оставь его себе. А лучше сожги, — пытаясь закрыть дверь, сквозь зубы сказала кареглазая, но рука почтальонши не дала закрыть ворота. Карие глаза встретились с голубыми, и у кого-то из этих двоих определенно возникло ощущение дежавю. — Я не могу так поступить, Агния, — растерянно, но в тоже время решительно, проговорила Ксюша, держа злосчастную дверь. — Ты должна его взять. Ты должна его прочитать. И возможно даже написать ответ. Аня, этот человек наверняка вложил душу в письмо. Это такая редкость сейчас — бумажное послание, — пыталась вразумить кареглазую Данилова. — Ты не понимаешь, Ксюша, — отводя глаза и глотая ком в горле, тихо сказала Юхим. — У этого человека нет души, — холодно произнесла шатенка. — Ты все равно обязана его взять, — грустно выдохнув, отметила почтальонша. — Я не могу оставить себе чужие вещи, — протянув конверт, проговорила белесая девушка.        Агния взяла его с неохотой и отвращением. Руки будто прочувствовали горечь, исходящую от письма. И гребаный аристократизм. Кому он нужен? Как человек может оставаться таким невозмутимым и хладнокровным после всего, что было? Зачем шлет письма, если знает, что не получит ответа? Зачем рушить иллюзию спокойствия?       Пока Юхим стояла в своих мыслях, ощущая приятную на ощупь поверхность конверта, Данилова уже отошла от дома южной девушки на приличное расстояние. Агния словно опомнилась, когда перед глазами пролетел желтый листок, упавший с рядом стоящего дерева. — Ксения, может, зайдешь на чай? — крикнула вслед почтальонше кареглазая. Белокурая девушка развернулась и, тепло улыбнувшись, отрицательно покачала головой. — У меня много работы, — соврала голубоглазая. На деле она просто не хотела мешать девушке погружаться в атмосферу ностальгии.       Агния задумчиво, потерянно кивнула. Вдохнув холодного воздуха, девушка закрыла за собой дверь и медленно пошла по двору к дому. Все мысли были сосредоточены на письме. Или на отправителе?       Уютный двухэтажный домик, который всегда пах чаем и шоколадом, сейчас отдавал разлукой. Терпкий, надоедающий, прошивающий аромат, от которого хотелось проветрить все комнаты. Девушка села в кресло возле камина и накинула на ноги плед. За окном разбушевался ветер и сверкнула молния. И хотя настенные часы показывали половину первого дня, на улице было достаточно темно из-за скопившихся на небе черных туч. Кареглазая поежилась и ближе подвинулась к камину. Резким движением вскрыв конверт, девушка поморщилась. Комнату сразу же начал заполнять запах какао, которым была пропитана бумага. Юхим ненавидела какао. А она его обожала.       Письмо было похоже на предыдущие. Такой же ровный, каллиграфический почерк, такая же дорогая бумага, тот же аристократизм. «Дешевка», — крикнула Агния, не замечая слез, катящихся из карих глаз. Не хотела читать, но понимала, что изведет всю себя, если не прочтет. Не умеет держаться. Не умеет сдерживаться.       Ну здравствуй, моя Королева Драмы. Уверена, ты уже почти кинула мое письмо в огонь, но один Господь Бог знает, что тебя остановило. Неужели ты все еще надеешься, что где-то в глубине моей черствой души теплятся чувства к тебе? Или ты все также веришь, что в очередном письме я признаю все свои ошибки? Ты все также наивна и глупа. Истерична и эмоциональна. Ты все также Юхим.       Сегодня ровно десять лет. Десять лет твоему кошмару и моему счастью. Забавно, правда? Когда-то мы делили одно на двоих, а теперь что радость для одной, то огонь в душе для другой. Интересные шутки у судьбы.       Ты знаешь, у меня все прекрасно. Куда лучше, чем я мечтала в подростковые годы. Муж, дети, деньги. То, чего у меня никогда не было бы с тобой. Может и не все это приносит мне большое счастье, но я довольна жизнью. И в честь того, что сегодня у нас своеобразная годовщина, я дарю тебе особый подарок. Спокойствие.       Я дарю тебе мир.       Десяти лет мне хватило, чтобы упиться твоей слабостью. Да, я ненормальная. Но ведь это ты меня такой сделала. Не помнишь? Дай помогу наладить память. Напоследок проявлю милодушие.       Ты никогда не видела во мне меня. Ты видела его, своего ненавистного бывшего, который был моей копией. Или я его? Тебе льстило, что мы были лучшими друзьями с ним, и также льстило, когда ночами мы говорили о том, как я его кинула.       Ты сделала из меня свою тайну. Я ненавидела это. Ненавидела сидеть в тени, когда ты хвасталась подружкам новыми засосами. Моими засосами. Ненавидела слушать подколы и смешки со стороны общих друзей. Но теперь ты — моя тайна. Тайна моего сумасшествия.       Ты сделала меня слабой. Ты всегда наводила панику. Драму. Она вообще была неотъемлемой частью нашей с тобой жизни. Ты такой и осталась в моей памяти: девчушкой на сантиметр меньше меня с глубокими коньячно-карими глазами и каштановым карэ, всегда погрязсшей в драме, которую сама накрутила у себя в голове. Меня всегда так это бесило. Я ведь ненавидела чувства, эмоции, а ты заставляла меня показать их всему миру. И я год за годом шла к этому. Только что за шутки, чувства-то были не к тебе. С тобой была игра. Игра, которую мы скрывали ото всех, спрятавшись в ночи. И воспринимали это как должное. И по-другому не могли.       Ты была права когда-то. Я действительно психопат. Я ведь упиваюсь твоей болью. Запомни меня такой, прошу. Не той, которой я была в годы нашей дружбы, не той, какой была вначале нашего знакомства. Я уже давно другая. Не твоя.       Прощай. Больше мы никогда не увидимся даже в письме.

Та, которая никогда не была твоей.

Кадмина Вивиан Аддерли.       Казалось, мир замер. Даже слезы уже не текли из выцветших за минуты карих глазах. Пустой и остекленелый взгляд был опущен куда-то вдаль, не смотря, не видя. Письмо выпало из рук, и девушка поджала губы, до крови подцепив зубами внутреннюю часть. В голове не было ни единой мысли, и сердце, казалось, стучало так сильно, что готово было выпрыгнуть из груди.       Агния не знала, сколько времени она провела в кресле, уставившись в стену. Час, два, день, а может и целую вечность. Словно опьяненная, на ватных ногах девушка встала и подошла к стеллажу напротив. Трясущейся рукой шатенка потянулась за фоторамкой, которая лежала лицевой стороной вниз. Будто под гипнозом, кареглазая взяла в руки снимок, на котором были запечатлены две девушки лет семнадцати, счастливые и довольные жизнью. Такие разные во внешности — одна с бледной кожей, ярко-серыми глазами и темными-темными волосами, так явно выделяющимися на фоне всего светлого, и другая с темной кожей, карими глазами и ровно такого же цвета волосами. Кадмине всегда так нравилось идеальное сочетание цвета волос и глаз Агнии. Рай для перфекциониста. «Белоснежная кожа, черные, как смоль, волосы. Королевская эстетика 19 века», всегда говорила Аня о Кадмии. И девушке это льстило, Юхим помнила. В кадре они были обнимающимися, веселыми. Она помнила тот день. Их первая совместная фотография за три года тесной дружбы. И немного детского азарта в глазах.       Рвано выдохнув и резко моргнув, девушка будто очнулась. Огляделась по сторонам, будто пытаясь вспомнить, где находится. Так сильно погрузилась в события давно минувших дней. Увидев в руках фото, Агния закусила губу и несколько раз проморгала, чтобы отогнать подступающие слезы. Посильнее размахнувшись, шатенка кинула фоторамку в стену и та тотчас разлетелась на мелкие осколки, звонким ударом отозвавшись в голове кареглазой. Медленно подойдя к частям бывшей рамки, девушка улыбнулась, и взяла в руки освободившуюся от стеклянных уз фотографию. Немного вновь осмотрев её /напоследок/, Юхим подошла к камину, и, поцеловав девушку на снимке, прошептала: «Прощай, мой доминант», бросила фото в огонь, наблюдая, как пламя за секунды уничтожает счастливые лица.       Девушка была похожа на психопатку из фильмов ужасов. Хотя, наверное, так и было. Уголки её губ были приподняты, а глаза затуманены. Взяв осколок с пола в руки, Аня полоснула несколько раз по запястью. И вдруг, резко, расхохоталась в голос. — Ты все такая же сука, Аддерли, — кричала куда-то вдаль дома сквозь смех Юхим. — Я знаю всю тебя, всю, СЛЫШИШЬ? — истерично надрывалась девушка. — И это я твой ночной кошмар, — хохотала она. Еще одна кровавая полоска на запястье и кареглазая провалилась в небытие.

***

      Ксения, скорее всего, была неправа, когда заключила сделку с Кадминой Аддерли. Данилова никогда не хотела никому причинять боль, тем более, такой хрупкой на вид девушке. Но поделать ничего не могла — светловолосая была в долгу у брюнетки.       Старенький самсунг завибрировал и голубоглазая обреченно вздохнула. Она уже знала, от кого этот звонок, но не брать трубку не имела права. — Да, Кадмина, здравствуй, — грустно улыбнулась невидимому абоненту девушка. — Она получила это письмо? — тихо послышалось на другом конце провода. — Да, — кивнув, спокойно ответила Данилова. — Хорошо, — откликнулась Аддерли. — Спасибо тебе, — сдержанно сказала брюнетка. — Ты провела большую работу. И прошу тебя, не оставляй её сейчас одну, — ровно говорила девушка. — Ей сейчас нужна моральная поддержка, и не верь, если она скажет, что все в порядке, — дрожащим отчего-то голосом сказала Кадмина. — Береги её. Прощай, Ксения, — и ровные гудки оборванного звонка. Данилова покачала головой, а голубые глаза наполнились влагой. Она знала всю историю.

***

      Она специально уехала на дачу в пригород, чтобы написать последнее письмо. Такой была Кадмина Аддерли — чтобы врать, ей нужна была тишина.       Никто не знал, сколько слез она пролила над бумагой, пропитанной какао. Ей было по-настоящему больно. Но такой это человек — если она что-то чувствует, то сознательно отталкивает другого. Винила себя, корила, ненавидела — результат один. Себя изменить, как не старалась, девушка не могла. И это последнее дело её жизни, которая брюнетка должна была закончить. Она должна была заставить Юхим ненавидеть себя. Должна. Главное слово во всей судьбе девушки. Она всегда была всем что-то должна. И даже когда год назад врачи констатировали неутешительный диагноз, вместо того, чтобы провести последние отведенные месяцы, она вновь всем была чего-то должна.       Умирать не страшно, страшно не жить. Но Кадмина жила, да, определенно жила. Для себя, для других. Много ошибок совершила и за все поплатилась. Конечно, уходить в «самом кайфовом возрасте», как она говорила в подростковые годы, не хотелось. Но жизнь не переиграешь. И девушка знала это. Поэтому жила и завершала все свои дела.       Больно было видеть страх в глазах мужа, детей, родителей. И каждую ночь Кадмина рыдала в подушку, потому что не хочет покидать своих родных. Зная, что не увидит как взрослеют сыновья и дочь, не увидит их первый поход в школу, первую любовь, выпускной, избранников, институт, брюнетка написала каждому из своих детей письмо в будущее. Видит Бог — она боролась за жизнь, но силы уже иссякали. И от того становилось страшнее. — Уезжаешь? — грустно улыбнувшись и приобняв мужа за плечи, спросила Аддерли. — Всего на два дня, — поцеловав девушку, ответил Александр. — Хочу устроить шикарный уикенд всей семьей, когда приеду, — улыбнулся мужчина. — Ты, я и дети, — погладив супругу по голове, сказал Саша. — Это прекрасно, — радостно вскрикнула Кадмия. Но сердце предательски сжалось. Необъяснимая тревога внутри. Но внешне девушка излучала счастье.       С радостными криками «мама» и «папа», в гостиную, где, обнявшись, стояли молодые супруги, вбежали четверо детей: три мальчика и одна девочка. Старшему мальчику недавно исполнилось шесть лет, а младшей девочке через пару месяцев стукнет два. Александр подхватил на руки визжащих от восторга близняшек четырех лет и закружил над полом. Это была поистине счастливая семья.       Аддерли помнила все — от первого взгляда мужа до последнего поцелуя. Первая любовь она же всегда и последняя. Мужчина был старше супруги на десять лет, но в душе оставался подростком. Кадмину всегда смешило это. И ужасало, как он похож на неё.       Когда-то, лет десять назад, мама Кадмии говорила, что никогда не станет сидеть с внуками. Но когда дочь позвонила и попросила взять детей на два дня, потому что очень устала, женщина не смогла отказать. Она была прекрасной бабушкой и внуки обожали свою родственницу. Только сердце у нее болело за дочь.       Тишина завораживала брюнетку. В такие моменты она любила думать обо всем на свете. И сейчас, лежа на диване, девушка уставилась в потолок, вспоминая все моменты из прошлого. В последние несколько дней её с головой захлестнуло чувство ностальгии. Вспоминала школу, одноклассников, бывших друзей, учителей, институт. Словно в кинофильме перематывала пленку перед глазами. Грустная улыбка появилась на губах девушки.       И глаза, отчего-то, больше не закрывались.

***

      Агнию откачали в больнице. К счастью, порезы были неглубокие. Когда девушка очнулась, она растерянно помотала головой. В небытие находившись, она видела её. Все такую же молодую, веселую, словно ей опять шестнадцать. Крашенные синие волосы, выделенные тенями глаза, черная одежда. Её любимый цвет. Она весело махала Юхим рукой и кричала, что все будет хорошо, главное верить. И никогда не сдаваться. А потом подошла, обняла и тихо-тихо на ухо прошептала: «Прости меня за все, родная. Теперь я буду рядом всегда. И знай — у меня все тоже хорошо. Со мной рядом бабушка и кошка. Та самая, первая, помнишь? Снежа, да-да, она со мной. Я так была рада видеть их с бабушкой. Я так невероятно скучала по ним. Можно попросить тебя кое о чем? Съезди в Питер, в мою квартиру. Прямо когда очнешься. Прости меня. Люблю». И улыбнулась, так широко и озорно, как только она умела это делать, сверкнув серыми глазами. Из-за спины синеволосой показался яркий свет и девушка увидела его, обернувшись. «Встретимся в следующей жизни, дорогая», — кивнула Кадмина и медленно пошла навстречу свету. Спустя минуту Агния очнулась в больничной палате.       Рядом в кресле спала почтальонша Данилова, укрытая пледом. — Ксюша, — тихо позвала светловолосую Юхим. — А? — вскочила заспанная девушка. — Ты очнулась? — радостно улыбнувшись, осмотрела больную Ксения. — Сколько я здесь лежу? — поджав губы, спросила Агния. — Неделя миновала, — уставившись в пол, ответила Ксюша.       Неделя. — Мне срочно надо в Питер, — серьезно сказала Юхим, вставая с кровати. — Передашь медсестрам, что я сбежала, пока ты спала, — кинула девушка, вылезая из окна, наспех одевшись, оставив почтальоншу в растерянности.

***

      Александр сидел на том самом диване, на котором нашел неделю назад свою жену с грустной улыбкой на лице. Она была мертва уже второй день на тот момент. Впервые в жизни мужчина плакал. Нет, не так — он рыдал. Громко, навзрыд. Искренне. Хотел уйти в запой, но не мог. Теперь он один в ответственности за четверых детей, которые так были похожи на нее.       После похорон прошло несколько дней. И пока что дети были у бабушки с дедушкой, а мужчина сидел в пустой квартире. В которой уже никогда не будет её смеха, её шуток, её историй, её подколов. В которой уже никогда не будет её.       В дверь позвонили. Александр не сразу услышал трель, но когда услышал, то тяжело поднялся и со стаканом виски в руке, Саша пошел открывать дверь. В зеркале прихожей он увидел себя и ужаснулся: красные глаза, взъерошенные волосы, но черный костюм и стакан виски.       За дверью оказалась девушка, которую мужчина уже определенно когда-то видел, но не мог вспомнить. — Слушаю, — охрипшим голосом сказал Александр, буря в шатенке дыру. — Я… Меня зовут Агния, мы уже встречались раньше. Десять лет назад, если быть точнее. Я подр… бывшая подруга Кадмины Аддерли. Я могу её увидеть? — мямля и запинаясь, стараясь не смотреть /слишком знакомому/ мужчине в глаза говорила девушка, но когда две минуты прошли в тишине, так и не услышав ответа, девушка пересилила себя и посмотрела в карие глаза. — Что-то не так? — сглотнув комок в горле, спросила шатенка. — Кадмина умерла неделю назад от рака, — глотая слезы, ответил мужчина, сжимая стакан в руках, не отводя взгляд от девушки. Где он мог ее видеть? Десять лет назад он… Он работал в школе, где учились тогда еще старшеклассницы Аддерли и… Юхим, точно Юхим! — Что? — истерично закипая и всхлипывая, переспросила Агния. — То, Юхим, то, блять. Кадмина мертва. Её больше нет. Она ушла, — не обращая внимания на слезы, кричал мужчина. — П-простите, — промямлила девушка, глотая ком в горле уже в который раз. И уже попятившись в сторону лестницы, она обернулась и спросила. — Где она похоронена? — Там, где родилась. Она похоронена на кладбище в родном городе недалеко от отчего дома. Можешь спросить у её родителей, они проводят тебя. Только аккуратнее, там дети, — смотря в глаза похожего цвета говорил Александр. — Они еще не знают, — отвел взгляд на стену и захлопнув дверь перед носом девушки, сказал Саша.       Агния так и осталась на пороге чужого дома в чужом городе в полной растерянности и ужасе. Такую информацию еще нужно переваривать.

***

— Как думаешь, она вернется к нам? — спросил Андриан, самый младший из братьев Кадмины у Джейсона, которому вот-вот исполнится восемнадцать лет. — Обязательно, — ответил блондин младшему брату. — Она никогда бы не оставила нас одних, — потрепав брата по голове, сказал Джейсон, посмотрев на небо. Он готов был поспорить — ему показалось, что где-то там ему подмигнули.       Молодые люди уже направились подходили к дому, когда их окликнула Агния. — Джейси? Это ты? — помахала рукой девушка. — Привет, Аня, — улыбнулся юноша. — Ты… Ты покажешь мне где… Где… — не знала как сказать шатенка. — Да, — серьезно ответил молодой человек. В этот момент девушка поняла, как все изменилось. Сейчас перед ней был не восьмилетний пацан, который таскался хвостиком за сестрой, а взрослый человек, по глазам которого было видно, сколько он пережил.       Кадмина Вивиан Аддерли.       20.05.2001 — 18.11.2027.       Любимая дочь, жена и мать. Она боролась за жизнь.       Слезы сами хлынули из глаз Агнии. Мраморное надгробие с выгравированной фотографией улыбающейся девушки дала волю всем эмоциям. Братья Аддерли ушли, оставив девушку наедине с бывшей подругой. — Что же ты наделала, дурочка, -прислонившись лбом к плитке, тихо прошептала шатенка, роняя слезы на свежую могилу.       Эту ночь девушка провела в доме некогда лучшей подруги. Родители радушно приняли девушку и даже разрешили зайти в комнату Кадмины, где с подростковых времен ничего не было тронуто.       И в этот вечер шатенка познакомилась с детьми подруги, которые были похожи как две капли воды на отца и друг друга. Кареглазые шатены с очаровательной улыбкой. Кроме маленькой девочки. У неё были ярко-серые глаза и темные, почти черные, непослушные кудрявые волосы. Она обворожительно улыбнулась Юхим и уснула у неё на руках.       Её звали Агния.       А где-то там вдали пылится последнее письмо Кадмины. В нем остаток её души, насквозь пропитанный какао.