Наши дни.
— В-а-а! Зачем так пугать?! — вскрикнул парень, когда на его плечи неожиданно нависли, запрыгнув, как обезьянка, а над правым ухом прозвучал знакомый смех друга. — А чего ты завис, Хосоки-и? — смеялся Тэхён, кажется, не планируя спрыгивать, а проехаться ещё пару минут на широкой спине Чона. — Опять замечтался? Вот теперь вези меня, мой верный конь. — Слезай, а то сам весишь, как конь, — скидывает парня со своих плеч, которые уже начали гудеть от веса, опрокидывая его пятой точкой прямо на тротуарную дорожку. Ким сложил руки перед собой, надувая губы, и Чон уже который раз качает головой, сравнивая его с ребёнком, но улыбается, протягивая ему руку, помогая подняться. — Вот фиг я теперь тебе расскажу новость. — Какую новость? — Не скажу, — продолжает дуться парень, и теперь его пухлые щёчки так и хочется потрепать, чем и пользуется Хосок, оттягивая кожу и надувая при этом свои губы, начиная сюсюкаться со своим другом. — Ну, Тэхёни-и, ты же скажешь мне? Правда? — Ая-яй, ладно-ладно, только отпусти, — стонет, вырываясь из его рук, потирая теперь растянутые щёки, а смеяться теперь настала очередь Хосока. — Подвернулся отличный вариант подработки, нам хорошо заплатят только за один вечер. — Я согласен, — сразу выпаливает. — Что за подработка? Чон Хосок не был сыночком из богатенькой семьи, которым всё достаётся с лёгкостью, стоит только бросить намёк — и всё у них будет перед ногами. Нет, он давно начал зарабатывать сам, чтобы была возможность оплачивать учёбу, да и чтобы на жизнь хватало, не желая принимать деньги от родителей, видя, как часто им приходилось сутками зарабатывать для семьи. Поэтому, не раздумывая, Чон хватался за любую подработку, если она подворачивалась. Продавец в ночной магазин — без проблем. Раздача флаеров на улице — легкотня. Хоть вагоны разгружать — согласится. — Ты же знаешь замок на горе Цзыюй? Хосок кивнул. В их стране, наверно, каждый знает этот замок. Таинственный, далёкий, и никто не знает его жителей, но они там существуют. С самого детства детям рассказывают о легенде, чью тайну хранят в себе его стены. Байка, которой пугают детей за непослушание. Как любому, замку присуща принцесса, и в этом замке она обитает, но её называют чудовищем, что внедряет страх в людей и держит свою власть именно только на нём. Принцесса как олицетворение ужаса. Кровожадность — её второе имя. Безжалостность — её синоним. Слишком ужасные слухи ходят о ней, что порой кажется, что они совсем нереальны. Но никто и никогда не видел, как и не знают облик девушки, что это уже давно перерос в несуществующую тварь из фильмов ужасов. Но… Раз в год ворота замка открываются, позволяя его посетить. Не каждый имеет такую привилегию попасть на этот вечер, лишь избранные люди, которые потом слагают оду о красоте замка и дороговизне бала. Но по-прежнему никогда так и не видели главную виновницу торжества. Она богата, знает каждый, но богатство, как правило, очерняет душу, и кто знает, может, именно этому «заклятию» поддалась его принцесса. Все слухи, что он слышал об этом замке, заставляют поёжиться даже вполне взрослого парня, но он уже дал согласие. Сколько людей потеряны якобы по вине принцессы, уже и не сосчитать. И на следующий неделе настанет именно тот день, а подработка в виде официанта, подносящего бокалы шампанского, да ещё и с высокой оплатой, слишком пленительна, но когда ещё выпадет такой шанс, чтобы хотя бы просто приблизиться к его территории, которая непозволительна. Да и чего таить, простое любопытство здесь играет далеко не последнюю роль.***
Волнение — то самое чувство, что он испытывал, входя на пугающую своей атмосферой территорию замка, а может, и самовнушение, оставшееся от тех баек, играет с ним дурную шутку, но всё же плечо друга рядом немного успокаивало. Они с Тэхёном не сдержались, открывая рот от архитектуры, созданной веками, а оказавшись внутри, и вовсе, кажется, выпали из реальности. Абсолютно всё, от высоких потолков с люстрами из многочисленных кристаллов, что свешивались с неё и отражали свет на стенах со старинными картинами, переливаясь в радужном свете, до пола с устеленными коврами, по которым просто страшно было идти в обуви, боясь осквернить их дороговизну. Всё было слишком шикарно, что просто необходимо было время на то, чтобы привыкнуть к изыску, далёкому от обычной повседневной жизни. Их встретили местные слуги, говоря, что замок действительно живой и здесь есть люди. Живые люди, а не призраки, как многие привыкли думать. Обычный официант, но сейчас Хосока можно было причислить к элите, у которой появилась возможность оказаться здесь… Здесь, кому не каждому дано. Даже ткань формы, что им выдали, была слишком мягка для его грубого тела. А любезность, уважение и улыбка, что обязаны придерживаться перед господами, давно у него в крови. Что-что, а улыбкой Чон Хосок умел располагать к себе людей. Главное не расколошматить бокалы из хрусталя на подносе, иначе он и жизнью за них не расплатится. Дорогие иномарки, что постепенно подъезжали к замку, и мужчины в костюмах известных брендов в сопровождении дам в шикарных нарядах и слишком дорогих колье, уже не просто говорили, а кричали о начале вечера. Живой оркестр, что, кажется, звучал во всех комнатах, как подтверждение, не дающее забыть, где они все находятся. Хосок выдыхает воздух, что уже комом стоял в горле, убирая нервозность от перспективы расхаживать перед самыми богатыми и влиятельными людьми, и улыбнулся, делая шаг вперёд с подносом бокалов, наполненных семилетней выдержкой шампанским, когда швейцар перед ним распахнул огромные двери, впуская словно в иной мир. Он варьирует между дамами и господами, ведущие разговоры между собой, обсуждая древний замок, предлагая, как и учили, поднос с алкоголем. Но, кажется, больше всего всех заботило, где владелица и объявится ли она вообще. Почему она не показывает себя? И чем больше проходило времени, ведь прошёл уже не один танец с вальса, тем громче звучали эти вопросы. А дворецкий, что развлекал в это время господ, не давал чётких ответов. Всё это кажется странным и самому Хосоку, и он этим даже делился с Тэхёном, когда немного задерживались в огромной кухне, разливая новые порции шампанского. Что за таинственность, пропитанная в её персоне? Может, она и вправду чудовище? Или, как выразился Тэ, с его привычным смехом: «Она просто страшненькая, вот и комплексует». Но любопытство не удовлетворено, Чон хочет её увидеть, и это уже кажется навязчивой мыслью, которая не покидает его весь остаток вечера. Ноги гудят от частого хождения туда-обратно с подносом в руках, а лицевые мышцы начали непривычно ныть от постоянной улыбки. Со стороны казалось всё проще, но не учитывалось всё то расстояние, что приходится расхаживать из-за размеров замка и его километража. Он запускает пальцы в волосы, чуть взъерошивая причёску — кажется, уже устал. Последний бокал, что покоился на подносе, сейчас, как говорится «ни к селу ни к городу». За витражными окнами виднелось ночное небо, украшенное яркими звёздами и, как бы это не было слишком предсказуемым, полной луной, дающей возможность разглядеть каждую свою ямочку на поверхности, освещавшей территорию сада. Очередной поклон господам, мимо которых прошёл, но, выпрямившись, резко останавливается, подвергнув риску единственному бокалу упасть, расплескав своё содержимое, но вовремя придержал его. Внимание привлекла фигура, что стояла на огромном балконе, чей вид выходил на тот самый сад. Девушка, которую он видел лишь со спины, но был чётко убеждён, что она разглядывает сад, любуясь, как лунный свет придавал ему ещё большей таинственности, от которой сбивалось дыхание, и просто завороженно не может отвести взгляд. Признаться, Хосок и сам хотел им полюбоваться, но не хватало времени. Но почему именно сейчас ему хотелось наплевать на всё и просто подойти к ней, встать рядом и… молчать? Её плечи, что вздрогнули от тяжёлого выдоха, выдали печаль незнакомки. Она не старалась привлечь к себе внимание, а, кажется, совсем наоборот, избегала всех. Она просто «была», и этого достаточно. И он сам не понял, как ступил на балкон, оставляя людей и музыку позади себя, вместе с обязанностями, которые должен выполнять. Подходит неспешно, проверяя, позволит ли она приблизиться. Но встав рядом — не прогнала, хоть и заметила незваного гостя. — Вы выглядите так, словно это Вам необходимо, — он взял бокал, протягивая девушке, отставляя поднос в сторону на широкие перила. Ему хочется ахнуть, когда незнакомка обернулась, а её алых губ касалась лёгкая улыбка. Тёмно-русые волосы уложены в совсем незамысловатую причёску, подчёркнутую лишь парой завитых локонов. Минимум косметики, указывая на юность, но длинное со шлейфом платье подчёркивало округлые формы. Кажется, из всех присутствующих дам она выделялась именно своим минимализмом, но никого не было её изящней. Незнакомка казалась хрупкой, как фарфор в свете луны. Красива… слишком. Плевать на принцессу, его принцесса перед ним, самая настоящая нимфа, пустившая чары в душу бедного парня. — Неужели так паршиво? — звучит её мелодичный голос, а он понял, что готов слушать его всю жизнь. Вот так, от одной короткой фразы, одного голоса, сердце сжалось до ничтожного комочка. Покорён отблеском глаз, обрамлённых пушистыми ресницами, а за улыбку готов упасть на колени. Это магия — никак иначе он не мог дать объяснения ее воздействию. — Нет, — прошипел осипшим голосом, а осознав глупость своего положения, прокашливается. — Нет, совсем наоборот. Она снова улыбается и принимает бокал из его рук. — И всё же, Вы правы, — произносит и совершает маленький глоток, оставляя след от помады на краю бокала. — Вам одиноко, хотя и бежите от общества, скрываясь здесь, — Хосок и сам не понял, как это выдал, но она посмотрела прямо и, кажется, слишком внимательно, а в глазах проскользнула печаль. — Вы слишком проницательны, — она поворачивается к саду, устремляя снова свой взгляд на цветы. — Не привык лезть в душу, простите, — он кланяется и хочет покинуть её, хоть и жутко не хочется этого делать, но навязываться не в его правилах. — Пожалуйста, — одно её слово, а он прикован, — не уходите. Почему в её голосе проскальзывает отчаянье? А в глазах сейчас блестит страх? Нет, не покинет. Хочет ещё хоть немного полюбоваться незнакомкой. Она из высшего общества, нет ни капли сомнений, но её совершенно не смущает общаться с простым официантом. Кто же она такая? — Хотите, мы просто постоим вместе? — он встаёт чуть ближе к ней и ловит себя на мысли, что она лучшая претендентка на прекрасную принцессу, ради которой хочется совершать подвиги, как это было в средние века, а потом счастливым прискакать на коне и попросить её руку и сердце. Девушка кивает, и они действительно молчат, но молчание комфортно обоим. — Можно Вас попросить? — её голос дрожит, нервничает и не уверена в просьбе. Он замечает, как бокал в тонких пальцах чуть дрожит. — Конечно. Она сглатывает и всё же поворачивается, смотря своими большими глазами, а он уже согласен на всё, что бы она не попросила. — Станьте моим другом хотя бы на этот вечер. Ей так одиноко, что просто уже кричит о ком-нибудь, кто просто побудет рядом. А от тех господ, что сейчас так фальшиво улыбаются друг другу, уже тошно. Удивительно, что в ней столько искренности. Слишком чиста и невинна, что просто невозможно сдержать улыбки… искренней улыбки, которую посвятит только ей. — Я и сам хотел предложить это Вам. Он видит, как её щёчки покраснели, а глаза смущённо опустились, но она улыбалась. Слишком милая, что аж приходится сжимать руки в кулак, сдерживая порыв обнять её прямо сейчас. — Видите те розы, что растут в саду? Правда, они красивы? Мне кажется, я ничего не видела прекрасней, — она снова смотрит в сад, но улыбается по-прежнему. А ему так и хочется кричать, что он ничего не видел прекрасней неё. — Да, они восхитительны. — Каково ваше имя? Опять смотрит, а в глазах проскальзывает детская невинность, когда появляется чувство, что обретаешь друга. — Хосок, Чон Хосок. — Можно я буду звать Вас по имени и на «ты»? — она удивляла, нет, даже поражала. Почему обращается с просьбами, да ещё и такими к официанту, в то время когда для остальных он ничего больше как мальчик «принеси-подай». И он кивает под её воздействием на него, да и не отказал бы… не смог, а после её улыбки ноги подкашиваются. — Хосок, — повторяет она, и он окончательно понимает, что влип не по-детски. — Скажи, кто ты? Улыбка девушки мгновенно испарилась, как будто её лицо никогда не познавало подобных действий, а печаль её верный спутник… везде… всегда… Она отставляет бокал на перила, недалеко от оставленного подноса. — Ты назовёшь меня чудовищем, — шёпот с горечью в голосе, кажется, ещё мгновение, и просто заплачет. Хочет подойти, прикоснуться, но не знает, насколько ему это позволительно. «Чудовище», что сказано ею, абсолютная противоположность этой хрупкой девушке, что сейчас мялась с ноги на ногу, а туфли на высоком каблуке наверняка жали, принося дискомфорт. Нет, она всего лишь невинный ангел, заблудившийся и погрязший в этой тусклой и ничтожной пустыне современного мира. — Чудовище? — удивляется, приподнимая брови, но тут же улыбается, стараясь согреть её и окутать в спокойствие, в то, что ей не хватает. — Я лишь вижу прекрасную девушку, которая, несмотря на всю свою молодость, слишком изранена в душе, а мне теперь хочется помочь хотя бы в такой мелочи, как помочь снять каблуки, натиравшие мозоль. Детский невинный взгляд устремился на простого официанта, и под светом луны в её больших глазах засверкали слёзы, маленькими кристалликами теперь скатывающими по щекам. Слёзы отчаянья и надежды. Наконец её поняли. Наконец она была услышана. Он понимал её изнутри, а не ведётся на милое личико. Такой простой, но слишком недооценённый жизнью парень. Прекрасный «экземпляр»… Хосок испугался, видя её прозрачные капельки. Обидел, идиот! Шаг к ней ближе, и лёгкое касание к щеке, стирая драгоценность, которая никогда не должна вытекать из её восхитительных глаз — ведь так они бесценны. Замерла, ощущая теплоту ладони. Спокойно… уютно… надёжно. Чувства прекрасны, которых не познавала до сих пор. И, боясь потерять, маленькая ручка цепко хватается за белоснежную рубашку Чона, поднимая ясные, уже без слёз, глаза. — Поцелуй меня, — просит она, а он даже не успел растеряться, просто уже действовал, подчиняясь инстинктам и чарующему тембру голоса. Грешник? Возможно. Накажут? Несомненно. Сгорит в аду? Плевать, уже успел познать рай, коснувшись мягких алых губ своими. Нежная. Кажется, она трясётся от любого его действия и тянется всё ближе, жаждая большего и томительного. Трепетная. Чувствует полную её отдачу, позволяя ему распоряжаться этим поцелуем, доминируя и открывая новые просторы. Удары сердца непостоянны, они не понимают и не осознают резких и неожиданных чувств — на адаптацию требуется больше времени, но обладателям всё равно. Он прижимает свою личную принцессу за талию, позволяя углубиться, пустить свой язык к ней и встречается с её, с ещё остававшимся привкусом дорогого шампанского на поверхности. Не верит в происходящее и в то же время поверил в сказку. Волнительно ощущать её ладони на собственной груди, они такие холодные, что хочется тут же согреть. Ну ничего, его тепла хватит на двоих, да он с радостью отдаст ей его полностью. Пускай забирает всё: сердце, душу, тело, тепло — ему не жалко, она достойна. Молит лишь об одном, пускай этот момент не прекращается. Пускай он поглотит с головой и уничтожит одновременно, но он хочет помнить только это последнее воспоминание — самое яркое, сравнимое со взрывом души, разлетевшейся на кусочки, и задыхающимся сознанием. Незнакомка уничтожает своими действиями, осушая его полностью. Именно ради таких женщин раньше завоёвывали целые города и страны, преподнося всё к их ногам… вот и он сам готов пасть перед ней. Душно, дыхание учащено. Она отстраняется, не спеша поднять взгляд. Кто-то в стороне прокашлялся, стараясь привлечь внимание. Дворецкий замка спокойно наблюдал за ними, а затем поклонился, обращаясь к девушке: — Ваше величество, пора заканчивать бал? — Принцесса? — Хосок шепчет, не способный усвоить в голове сказанное, но руки с талии опустились и совершил шаг назад. Глупец. Как он посмел? Он не может отвести взгляда с её профиля, видя растянутые алые губы, которые недавно ещё целовал, в улыбке, разительно отличавшейся от прежней. Она больше напоминала довольный оскал. Принцесса поворачивает голову, и теперь виден её дикий огонёк в глазах, бровь ехидно искривляется. Сейчас от прежней трогательной незнакомки не осталось и следа, словно совершенно другой человек стоял напротив, и от которого невольно пробегают неприятные мурашки по телу. Медленно окутывает… страх. — Было сладко, — она проводит пальцем по опухшим губам после поцелуя, — даже очень. Её тонкий голос пропал. Где его певучесть и мягкость? Вместо него тяжесть, давящая на барабанные перепонки. А дальше женский смех, от которого проступает холодный пот и выступает бледность лица. Хочется бежать, но прибежавшая стража уже скрутила руки, больно заламывая их назад, опуская на колени, заставляя шипеть от боли. Хосок слышит приближавшиеся постукивания каблуков, а затем тонкие пальчики больно сжимают его подбородок, поднимая голову, встречаясь с её взглядом — холодным и бездушным. — Ты такой милый, мне даже жаль тебя… хотя нет, ни капельки не жаль, — ухмыляется девушка. — Ты будешь прекрасным экземпляром для моей коллекции. — Я не пониманию, — хрипит Чон, отчётливо ощущая, как её ноготок углубился в кожу. — Вот скажи, ты знаешь байки, что ходят обо мне за стенами замка? — он утвердительно кивает, а она снова оскаливается, выпуская истинного демона, которого можно было увидеть только в её чёрных глазах. Принцесса склоняется к его уху, шепча сладким голосом, но обжигая дыханием мочку: — Я то самое чудовище, в которое ты не поверил, и теперь ты будешь моей собственностью. Моей игрушкой, — отстраняется, чтобы посмеяться в лицо напуганного парня. — Я очень надеюсь, что ты продержишься дольше всех, иначе в следующем году придётся организовать ещё один бал. Не разочаруй меня, — она целует его в губы грубо, сухо и больно. — Милый и наивный, Хосок-и, надо верить слухам, ведь они никогда не рождаются на пустом месте. Сердце окутывает страх, а тело начинает дрожать. Повёлся на игру… Попал в паутину и теперь ощущает себя букашкой, из которой вот-вот высосут всю кровь. Ты пропал, Хосок… «Кровожадность — её второе имя. Безжалостность — её синоним. Принцесса — чудовище»…