***
Хэнк проснулся посреди ночи и, увидев возле своей кровати темный силуэт, резко сел, о чем пожалел в ту же секунду: голова взорвалась тысячей искр адской боли, почти как после хорошей пьянки. А волноваться причин не было — заметив горящий ровным синим светом диод, Андерсон понял, что это всего лишь Коннор. — Который час? — спросонья прохрипел Хэнк. — 2:37, сэр, — отчеканил знакомый голос. — И ты все это время торчал здесь? — усмехнувшись, детектив завалился обратно на кровать, надеясь, что в таком положении голова не будет болеть так сильно. — Я обязан следить за вашим состоянием, лейтенант, — он присел рядом с кроватью, вновь прикладывая ладонь ко лбу. — Температура вашего тела понизилась до 37,7, к утру вам должно стать лучше. — Обязан? — Хэнк, казалось, услышал только одно слово из всего, сказанного Коннором. — Такой преданный. Как собака. — И, вытянув руку, не особо понимая, что делает и что говорит в бреду болезни, потрепал по волосам сидевшего Коннора так же, как не раз трепал по загривку Сумо. — Сэр, кажется, ваше состояние хуже, чем я предполагал, — если бы Андерсон был чуть менее больным и чуть более внимательным, он, может быть, и задался бы вопросом, почему голос Коннора так сильно не походил на его обычный. — И кто тебя, робот, научил сарказму? — Андерсон вновь улыбнулся каким-то своим мыслям, не убирая руки с волос Коннора, пропуская между пальцев искусственные пряди. — Я способен адаптироваться и запоминать… — Почему у тебя волосы такие мягкие? Ты ведь робот, зачем роботу мягкие волосы? Коннор не знал, что ответить. В его базе данных не было информации о том, почему его волосы сделали «мягкими», если можно было бы ограничиться наружной составляющей. И уж тем более в его базе данных не было информации о том, почему этот вопрос вызывал помехи в стабильной работе андроида. — Почему ты сидишь здесь? — продолжал свой несвязный монолог Хэнк, ни к кому как будто не обращаясь, — мог бы идти по своим андроидским делам, расследовать андроидские преступления, зачем тебе я? Диод на мгновение окрасился красным. — В интересах дела… То ли Коннор не договорил, то ли не захотел договаривать, но его интонация так изменилась, а манера изложения перестала напоминать статьи из Википедии, что даже Хэнк на секунду забыл, что гладит по волосам робота.***
Утром долетавший с кухни запах горячего завтрака поднял Хэнка с кровати быстрее будильника, не справлявшегося с задачей ни разу за последние пару лет. Лейтенант не ожидал застать Коннора на своей кухне, за своей плитой, в своем доме, и хотя произошедшее вчера постепенно всплывало в памяти, Хэнк все еще искренне не понимал, почему Коннор готовит ему завтрак. — Что это ты делаешь? — все еще слабый после болезни и все еще не слишком контролирующий свои действия детектив оперся на андроида сзади, примостив подбородок на его плече, заглядывая через него на дымящуюся на сковороде стряпню. Коннор, кажется, не заметил того, как его только что использовали как подставку. — Омлет, сэр. — Где же твой фартук, хозяюшка? — хохотнув, Хэнк все-таки отодвинулся и сел за стол, краем мозга осознавая, что только что удобно устроился на плече, мать его, андроида. Мда, с головой явно проблемы после этой простуды или чем бы это ни было. — Простите, лейтенант, я не нуждаюсь в подобных аксессуарах. — Ой, да замолчи, — Хэнк махнул рукой, не собираясь объяснять роботу тонкости человеческого сарказма. Как вдруг замер. Кажется, о чем-то таком была речь вчера… Через пару минут завтрак был готов, и Хэнк принялся за обе щеки уплетать горячий омлет, который хоть и даже отдаленно не напоминал гамбургер, но все равно был намного вкуснее того, что мог бы попытаться приготовить сам Хэнк. — Лейтенант, вам больше не хочется трогать мои волосы? Омлет застрял в горле. Откашлявшись, Хэнк в ступоре посмотрел на, казалось, заинтересованного андроида. Хотя, конечно, казалось, разве Коннор мог быть заинтересован чем-то, кроме преступлений? — Коннор, ты себе бошку отжарил? — Вчера мне показалось, что это доставляет вам удовольствие, и если бы я мог таким образом улучшить ваше самочувствие… — Железка, замолчи. И забудь, что было вчера, господи! — Андерсон закрылся рукой от пронизывающего взгляда андроида, с ужасом и стыдом вспоминая, что он вчера делал и что говорил. — Лейтенант, в интересах дела я не могу очистить отсек памяти… — Ох, просто заткнись.***
Вопреки наставлениям Коннора, Хэнк все-таки пришел сегодня в Департамент при условии, что на вызовы, если таковые будут, андроид пойдет в одиночку и что Андерсон выпьет все необходимые лекарства. Скрипя зубами, Хэнк согласился, хотя еще пару недель назад был уверен, что с этим своевольным андроидом никогда не сможет прийти к компромиссу, и сейчас стоял, перебирая дела девиантных андроидов, пытаясь найти зацепки или какую-нибудь связь. — Да черт, в них нет ничего общего! — в сердцах воскликнул Андерсон, ни к кому конкретно не обращаясь. — Есть, — лейтенант вздрогнул, опять не заметив тихо приблизившегося Коннора со стаканчиком кофе в руках, который тут же перекочевал в руки Хэнка, а после — и в его желудок. — Всех девиантов спровоцировали на действия их хозяева. — Ага, особенно этого, — Хэнк вытащил из стопки папок одну, с делом про спятившего андроида-няню для пятилетней девочки. — Думаешь, эта малолетка могла спровоцировать робота? Казалось, Коннор задумался. А Андерсон задумался о том, почему подбородок Коннора так удобно устроился на его плече. — Это что такое? Коннор как будто недоуменно вскинул брови. — О чем вы, лейтенант? — Об этом. — Он красноречиво указал рукой на лицо андроида на своем плече. — Я предположил, что наши отношения уже могут включать в себя подобные действия. — Неправильно предположил, — раздраженно процедил Хэнк, хотя ощущать на своем плече Коннора не было неудобно или неприятно. Андроид опять задумался, но голову не убрал. — Но ведь вы сегодня утром… Хэнку захотелось ударить себя по лицу. И вот как объяснить этой жестянке, что он не особо контролировал свои действия спросонья, с болезни, еще с фиг знает чего?! — Ладно, делай, что хочешь, — Хэнк закатил глаза, отворачиваясь от как будто просиявшего андроида. Впрочем, какая разница? Если Коннора заставляет так делать какая-нибудь тупая программа в его тупом механическом мозгу — пусть делает. А Хэнку остается только игнорировать косые взгляды сотрудников Департамента.***
Работа в полиции шла своим чередом. Никаких страшных убийств и погонь, только тихие вызовы на места не таких уж серьезных преступлений и Коннор, как всегда сующий вещдоки в рот. Как, например, сейчас, облизывающий смоченные в разлитой по полу воде пальцы в маленьком домишке на окраине Детройта, в котором только каким-то чудом мог появиться андроид, а потом еще и сбежать. — Андроид модели MG300, принадлежит пострадавшему Оливеру Смиту. Хэнк нахмурился. — Как, черт возьми, ты это понял? — В воде содержатся частицы выделений из полости рта. — Чего? — Слюны. — Откуда у андроидов слюна?! — Лейтенант, данная модель относится к типу андроидов, способных удовлетворять физические потребности человека в… — Все, заткнись, я понял, — Хэнк устало вздохнул, потерев переносицу. В такие моменты, как сейчас, когда Коннор больше всего походил на всезнающую бездушную машину, выпроводить его вон из помещения хотелось сильнее обычного. Хотя, нельзя не сказать, в последнее время Хэнк все реже испытывал это желание: то ли андроид, общаясь с ним, становился более человечным, то ли Андерсон просто привык. — А у тебя… — Хэнк помедлил, — тоже есть? Вместо ответа Коннор высунул темный влажный язык, демонстрируя ничем видимо не отличающуюся от человеческой слюну. — Значит… ты тоже..? — голос Хэнка, что есть силы пытающегося выгнать из головы непрошенные картинки, почему-то дрогнул. Коннор, что, улыбнулся? — Нет, сэр, моя «слюна» — реактивы для проведения анализов. Наверное, показалось. Хэнк глубоко выдохнул.***
Сегодня Гэвин превзошел самого себя. Когда Коннор, как будто специально шаркая ногами, чтобы не напугать в очередной раз детектива, подошёл к столу Хэнка со стаканчиком кофе и тириумом, капающим с подбородка, Андерсон рассвирипел мгновенно. — Кто это сделал?! — вскочив со своего места и яростно двигаясь на андроида, спросил он. Нос Коннора был неестественно вывернут, из него, стекая по губам к подбородку, стремительно вытекала голубая кровь. — Никто, — невозмутимо ответил он, как будто не замечая пропитавшегося синим воротника всегда идеально чистой рубашки, — я упал, — но на этот раз Хэнк заметил, как мигнул ярко-желтым диод. — Не ври мне, железка! — Андерсон схватил его за грудки, встряхивая. Кофе оказался безнадежно пролит. — Еще раз спрашиваю, — прошипел он в пластиковое лицо. — Кто. Это. Сделал?! Если бы Хэнк не знал, что Коннор — андроид, решил бы, что он испугался — таким несчастным и потерянным сделалось его лицо. Склонив голову, он избегал разъяренного взгляда Андерсона, предпочитая анализировать узор из плиток на полу. А когда из мужского туалета, потирая костяшки пальцев, вышел не слишком довольный Рид, Хэнк все понял. — Гэвин, ты какого черта творишь?! — мгновенно Хэнк оказался рядом с ним, хватая за грудки уже его. — Ты где, мать твою, работаешь, напомни, пожалуйста! — А че? — от этого торжествующе-злого взгляда треснуть Риду хотелось ещё сильнее. — А то, — Хэнк с силой толкнул его на пол, отчего Гэвин со всего размаху налетел головой на стену, злобно зашипев, — что мы должны разгонять демонстрации, избивающие чужих андроидов до полусмерти, а не уподобляться им! Еле удержавшись от того, чтобы не сплюнуть в лицо этому куску дерьма, как мысленно окрестил его Хэнк еще пару стычек назад, он развернулся и, сжимая и разжимая кулаки от бешенства, вернулся к андроиду. Гэвин Гэвином, но этот, похоже, так и собирался стоять на одном и том же месте с по-человечески несчастным выражением лица. Диод непрерывно горел желтым; разбитый нос уже восстановился, а вот тириум пока не спешил испаряться, чему Хэнк и намеревался помочь. Схватив отстраненного андроида за рукав, он повел его мимо уже поднявшегося Рида, провожавшего испепеляющим взглядом эту странную парочку, в мужской туалет, не забыв захватить со стола упаковку салфеток, которые притащил Коннор еще когда больной Хэнк истекал соплями. В тесном помещении кроме унитаза и умывальника свободного места оставалось лишь пара квадратных метров. Усадив Коннора на вышеуказанный предмет человеческого обихода и смочив салфетки, Андерсон принялся медленно и с осторожностью, на какую только был способен после недавно пережитого всплеска ярости, стирать потоки тириума с не по-человечески твердого, но по-человечески теплого лица андроида. — Не позволяй этому отродью бить тебя, — прошипел Хэнк сквозь зубы, проводя салфеткой по губам, слишком ощутимо, будь под его руками губы человека. — Сэр, это противоречит моей программе, — тихо проговорил Коннор, подставляясь под трясущиеся руки лейтенанта. — Нахер программу, — кажется, Хэнк машинально сжал его волосы. — Лейтенант, успокойтесь. Хэнк усмехнулся. Кто бы говорил, железка — диод на виске все ещё мигал желтым. Закончив вытирать андроида, Андерсон глянул ему в лицо: совершенно обычное, чистое, без каких-либо следов драки, без каких-либо следов недавнего страха. Только глаза очень внимательно следили за Хэнком, да рука зачем-то легла на его затылок, притягивая ближе… Сказать, что Хэнк этого не ожидал — ничего не сказать. Сказать, что он был удивлен — ничего не сказать дважды. Сраный андроид только что поцеловал его в губы. Хотя, это даже поцелуем не назовешь — просто слабо дотронулся влажными от воды губами до сухих обкусанных губ, тут же отстраняясь и позволяя Хэнку отшатнуться, насколько позволяли размеры туалета, и не слишком тихо офигевать от происходящего. — Коннор, мать твою, ты что творишь?! — Я узнал, — спокойно проговорил андроид, а весь его невозмутимый вид шел в разрез с мелькающим диодом, — что поцелуи способны понизить уровень стресса. Лейтенант, у вас состояние стресса, вам необходимо… — Точно не лизаться с машиной, Коннор! — сердце детектива пропустило несколько ударов. Да, у него был стресс — с таким андроидом, лезущим целоваться просто потому, что что-то в его программе захотело «понизить уровень стресса», это было неудивительно! — Ты хоть знаешь, что это значит? Андроид встал на ноги. — Я лишь хотел вам помочь, — и прежде, чем Хэнк успел открыть рот, добавил. — Если вы имеете в виду, что так делать могут только возлюбленные, вы не правы. Друзья, родственники используют поцелуй в качестве выражения чувств привязанности, уважения… — Все, довольно! Я-то знаю о поцелуях побольше тебя, — Хэнк нахмурился и засунул руки в карманы, не глядя больше на Коннора, — просто не делай так больше. — Да, лейтенант.***
Естественно, Коннор и не подумал «не делать так больше». Каждый раз, каждый чертов раз, когда Хэнк был слишком взбешен Гэвином или заглохшим расследованием, или когда его снова посещали несчастные мысли о прошлом, Коннор легко прижимался губами к его виску, щеке или губам, в целях успокоить и «понизить уровень стресса». Но нельзя сказать, что эти поцелуи его успокаивали — после такого сердце Хэнка, клокочущее от злости, продолжало ускоренно биться о грудную клетку уже по другой причине. Иногда лейтенант удивлялся: как сверхчувствительные сенсоры андроида не способны заметить этого? Каждый раз, когда, выполняя роль будильника, Коннор входил в никогда не закрытую дверь Андерсона, чтобы приготовить полезный завтрак и отнять у невыспавшегося детектива бутылку виски; каждый раз в таком случае, когда Хэнк был слишком зол на нерадивого андроида за очередное вторжение в личное пространство, Коннор целовал его в лицо или клал подбородок на плечо, а иногда и то, и другое. И это все больше и больше подозрительно походило на приветственные поцелуи с утра, после которых Хэнк уже никак не мог серьезно злиться на своего андроида — только так, поворчать по привычке. Детектив постепенно привыкал: и к Коннору, каждое утро торчащему у его кровати и находящемуся рядом практически ежеминутно, и к чувствам, сопровождающим каждое целомудренное прикосновение механических мягких губ. Коннор же привыкал провожать Андерсона до дома, говорить «Спокойной ночи, лейтенант» одинаковым тоном каждый вечер, перепрятывать виски, чтобы еще раз поцеловать взбешенного Хэнка, когда он обнаружит это с утра. Все эти действия, кажется, записались в его протокол в кору механического мозга, стали частью программы, выполнение которой он совершенно точно не сможет избежать, в отличие от других ее частей. — Господи, Коннор, ты здесь еще не ночуешь? — с усмешкой спросил Хэнк, когда, оказавшись на кухне раньше, чем андроид должен был его разбудить, застал последнего сидящим на собственном диване и поглаживающим мягкий живот Сумо. — Ночую. Не мог Хэнк ожидать того, что невинно брошеная шутка окажется не смешной. Лишившийся дарящей ласку руки, Сумо, обиженно гавкнув, ушел на кухню. — С какого хрена? — не то, что бы Хэнк был против — андроид и так почти круглосуточно находится рядом с ним — но что сподвигло его принять такое решение самому? — Ваша дверь слишком часто остается открытой, и я должен быть уверен, что вы не подвергнетесь нападению ночью. Глубоко вздохнув, Хэнк устало плюхнулся рядом с Коннором на диван. — Ты мог бы просто закрыть дверь моим ключом, — он прикрыл глаза, понимая, какую нелепую отговорку придумал андроид, — наверняка ведь знаешь, где он лежит. Диод Коннора на секунду моргнул красным, но Хэнку не надо было видеть этого, чтобы догадаться о том, что он ему соврал, чтобы догадываться о истинных причинах этого поступка и причинах, заставляющих его каждую ночь проводить в его, Хэнка, доме. И где-то глубоко внутри ему грела душу мысль о том, что этого точно не было в программе, заложенной в ним Камски. — Извините, лейтенант. В следующий раз так и сделаю. Коннор мастерски умел сохранять невозмутимое лицо, но вот непрерывно горящий желтым диод выдавал его с головой, и Хэнк поймал себя на мысли, что совершенно точно не хочет этого. — Да уж не надо. Оставайся. — Знал бы робот, скольких усилий стоили человеку эти слова. Светящийся кружок быстро поменял цвет на спокойно-синий. — Спасибо, Хэнк, — и Коннор, наклонившись чуть-чуть, в который раз чмокнул детектива, задержавшись на его губах на несколько миллисекунд дольше, чем того требовало понижение уровня стресса. К слову, стресса у Хэнка не было совсем. — О, значит теперь мы целуемся просто так? Диод окрасился в тревожно-красный. — Я… просто… Андроид не мог подобрать слов? Андроид прятал взгляд? Андроид состроил такое растерянное выражение лица, что даже Хэнк испугался того, что он может самоуничтожиться от противоречий внутри своего механического мозга? — Просто захотел? Коннор несколько секунд сидел молча, а Хэнк почти мог увидеть как внутри своей головы он борется с заложенными в программу протоколами, чтобы рвано кивнуть. Ведь андроиды не могут «просто захотеть». Лейтенант уже давно догадывался, что Коннор — не просто андроид, что за пластиком и тириумом скрывается нечто большее, чем бесприкословное подчинение приказам и исполнение инструкций. Вот только, следуя за своими нелогичными, иррациональными чувствами, не спешил докладывать об этом в Киберлайф. Боясь, как бы Коннор сейчас сам себя изнутри не разобрал на запчасти — так сложно было ему принять собственное «отклонение» — Хэнк медленно, очень медленно протянул руку, прижимая напряженное, скованное новыми эмоциями тело андроида к себе, обнимая и гладя по так по-человечески мягким волосам. — Ничего, ничего, Коннор. Ты можешь делать все, что тебе захочется… Сильные руки сжались за спиной детектива, голова уткнулась в плечо, и мелкая дрожь пробила все системы и биокомпоненты прижавшегося к нему Коннора. Если бы он не был андроидом, Хэнк решил бы, что он плачет. Если бы Коннор не был девиантом, Хэнк бы в это ни за что не поверил. Андерсон не знал, как долго они сидели, обнимаясь, но Коннор зачем-то считал минуты, пытаясь найти в своей базе данных, сколько времени человек может находиться в одной позе без ощущения дискомфорта. Не нашел. — Не знал, что андроиды могут плакать, — тихо проговорил Хэнк, стирая ладонью жидкость с подрагивающих ресниц и побелевших щек робота. — Это… для глаз… — шептал Коннор, из-за избытка чувств растеряв все свои умные фразы, — чтобы как у людей… Он в очередной раз вздрогнул, имитируя всхлип. — Так, все, успокаивайся, — Хэнк сжал лицо Коннора руками, заставляя смотреть в глаза. — Ты андроид или как? Развел тут сырость… Коннор изо всех сил пытался послушаться и перестать выделять из глаз жидкость, но первый раз, наверное, за все время своего существования не мог контролировать свое тело. Пока Хэнк не вспомнил один действенный способ снимать стресс. Губы Коннора были все такими же мягкими, но теперь он мог ощутить их вкус, проводя языком и проникая дальше, сталкиваясь с робким языком андроида с привкусом химии. Коннор недаром самая передовая модель — слишком быстро учится, по мнению детектива: не прошло и нескольких секунд, как он уже отвечает, слишком настойчиво для того, кто только что не мог остановить слезы. Проводит пальцами по щекам, как и Хэнк, целует влажно и напористо, как и Хэнк, и, как только лишь Коннор, кусает за губу, пытаясь повалить на диван. — Полегче, Коннор, — лейтенант мягко отстранил андроида, усмехаясь и чувствуя металлический привкус во рту, не считая других посторонних вкусов, — староват я стал для этого всего… Коннор понимающе отодвинулся — но не настолько, чтобы перестать чувствовать руки Хэнка на своем теле. Он не знал, что такое счастье, но думал, что эта дрожь и легкий перегрев внутренних систем — очень близкое к этому понятию определение. — А знаете, лейтенант, друзья так не целуются…