В вересковых пустошах

Ей не спалось — точнее, спалось, но лишь до определенного момента. Ее мучили кошмары, содержание которых она не помнила (или помнила, но очень смутно), но бешено бьющееся сердце и холодный пот говорили о том, что оно было весьма и весьма пугающим. Чаще всего ей снилось, как она убегает из приюта от какого-то жуткого существа — раздирает себе руки в кровь, пытаясь открыть скрипучее окно и прыгает вниз, со второго этажа, больно ударяясь о сырую твердую землю. Дальше — жалкие попытки спастись от этого необъяснимого зла, которое всегда принимало разные обличия — то это был какой-то глубоко неприятный ей человек с горящими красным глазами, то — большая одноглазая собака, то кто-то еще. Она всегда бежала изо всех сил, но и всегда зло неминуемо настигало ее, и тогда она чувствовала невыносимую безысходность, а все тело будто бы немело и наливалось свинцом. Как раз из-за подобного сна она проснулась в эту ночь. Пробуждение ее сопровождалось каноническим вскриком. Стало невыносимо жарко, и она резко откинула теплое тяжелое одеяло, свесила босые ступни и осмотрелась. Соседки по комнате спали — мирно и тихо, наполняя помещение характерными звуками сна. Электронные часы на прикроватной тумбочке показывали три часа ночи — до подъема оставалось около четырех часов. Жаль, что уснуть ей больше не получится. Она решительно включила светильник. Незамедлительно последовал сонный возглас с соседней кровати: — Хизер, ты с ума сошла?.. — Прости, сейчас выключу. Хизера соврала — выключила свет не «сейчас», а через несколько минут — тогда, когда, гремя дверцами шкафа и шурша одеждой, она полностью оделась, нашла сигареты, зажигалку, плеер, телефон и распихала все это по карманам темно-синих широких брюк. Только тогда она погасила свет — выключатель при этом издал характерный щелчок. Комната вновь погрузилась в безмятежную темноту. Привычным движением Хизер отдернула плотные шторы и настежь открыла окно. Совсем как в своих кошмарах, она начала спускаться вниз по водосточной трубе, однако гораздо более аккуратно и неторопливо по сравнению со сном. Несколько последних движений — и вот девушка спрыгнула на покрытую росой траву. Ночь была безлунной и темной; небо затянули тяжелые облака. Пахло сыростью и прелыми листьями — так пахнет обычно в октябре, но никак не в середине апреля. Недолго думаю, Хизер направилась к высоким железным воротам, ограждавшим приют от внешнего мира. Справа ото ворот находился домик сторожа — крошечная одноэтажная, напоминающая обувную коробку постройка, у входа которой спал большой лохматый пес. Заслышав приближение девушки, он глухо зарычал, но та прошептала что-то ласковое, и животное моментально успокоилось — Хизер любила этого пса, а пес, в свою очередь, любил ее. Неслышно проскользнула Хизер за жилище сторожа — в этом месте два железных прута ворот были раздвинуты, образуя пространство, которое позволяло ей протиснуться — благодаря такому, собственно, незамысловатому способу, она очутилась за пределами территории приюта. Хизер вышла на большую проезжую дорогу, уходящую вниз. С ее правой стороны красовался старенький указатель, на котором находилась перечеркнутая надпись «Гастингс» — их приют для девочек (в простонародье — приют для благородных девиц) был на самом отшибе этого маленького городка. Хизер неспеша спускалась по дороге — хотелось курить, и это тупое жжение где-то в районе груди вызывало такое же раздражение, как и зуд от укуса насекомого. Однако девушка берегла сигареты — их оставалось не так много, а достать новую пачку для несовершеннолетней Хизер было не так-то просто. Наконец, она спустилась до того места, где дорога прекращала резко идти вниз и превращалась практически в ровную поверхность. Девушка свернула направо, на узкую протоптанную тропинку. Освещая себе путь стареньким кнопочным телефоном, ежась от холода и сырости, она осторожно продвигалась вперед, периодически спотыкаясь о выступающие корни деревьев, которые плотной стеной окружали извилистую дорожку. Хизер сотни раз проходила этот маленький лесок, но поздней ночью — никогда. Да, она часто сбегала из приюта по ночам, но всегда отправлялась в город, где бесцельно слонялась или же садилась на скамейку и слушала музыку. В темноте ветки деревьев приобретали причудливые очертания; Хизер было не по себе — ощущение чьего-то присутствия заставило ее ускориться и сильно пожалеть об этой глупой затее. В то же время мозг услужливо выдал ей содержание всех прочитанных когда-либо статей о маньяках, орудующих в разное время в Гастингсе. Сильное напряжение переросло в настоящий страх. Но отступаться было не в ее правилах — оставалось всего несколько шагов, которые Хизер буквально пробежала, едва не поскуливая от страха. Наконец, героиня вышла к озеру — точнее, из-за его размеров было бы правильнее назвать этот водоем озерцом. Следыприсутствуя здесь человека (а именно — несколько лавочек на разных берегах и две круглые деревянные беседки), были так малочисленны и незаметны, что Хизер сразу полюбилось это место. Со всех сторон озера росли многолетние деревья, шум листвы которых пробуждал у девушки ощущение спокойствия, вызванное древним чувством единения с окружающей средой. Так же случилось в этот раз — как только она вышла к водоему, то сразу же позабыла о своих страхах. Запах хвои будто бы вымывал беспокойство, оставляя вместо него приятное удовлетворение. Хизер села на прохладную деревянную скамейку, достала плеер, закурила. Пожалуй, идти сюда глубокой ночью было не самой хорошей затеей. Уходить она, однако, не собиралась — села по-турецки и откинулась на жесткую спинку скамейки, слегка прикрыв глаза. В наушниках приятный женский голос пел: Давно ли цвел зеленый дол, Лес шелестел листвой. И каждый лист был свеж и чист От влаги дождевой. Где этот летний рай? Лесная глушь мертва. Но снова май придет в наш край — И зашумит листва. Незамысловатые стихи Бернса, наложенные на такую же безыскусную музыку, прекрасно подходили под эту обстановку. После первой сигареты последовала вторая — Хизер было хорошо. Она находилась в полудреме — в голове прокручивались фантастические яркие образы. Рука машинально подносила сигарету ко рту, губы машинально выдыхали горький дым. Девушка не думала ни о чем — лишь беспристрастно наблюдала за вакханалией образов, мыслей и чувств в своей голове, которые то чудно переплетались, то далеко отдалялись друг от друга. Выглянула полная луна — Хизер почувствовала это, когда сквозь тонкие сомкнутые веки ударил холодный серебристый свет. Она открыла глаза — и в эту же секунду плеер выключился. Видимо, села зарядка. Музыку заменили пение птиц и стрекотание сверчков. Хизер вновь стало не по себе — музыка, помимо скамеек и беседок, являлась еще одним напоминанием о цивилизации, от которой Хизер почувствовала себя совершенно оторванной. Подлу прохладный ветер — деревья закачались, листва зашумела, а прежде спокойная вода озера заволновалась. Луна освещала ее так, что Хизер без труда видела листья и ветки, бесцельно плавающих на поверхности. Вдруг в воде проплыло что-то длинное, темное и относительно большое — поначалу девушка подумала, что это — бревно. Неподалеку работала лесопилка, и беспокойная река, впадавшая в озера, вполне могла его унести. Однако Хизер смутило, что ствол предполагаемой деревяшки был серым, вершина же — угольно черной и будто бы растрепавшейся. С глухим плеском предмет прибился к берегу, и Хизер потеряла его из поля зрения. Любопытство взяло верх — девушка встала со скамейки, подошла к берегу и склонилась над находкой. Секунда, две — и пронзительный крик разрезал тишину, царившую прежде над озером. Это был труп. Липкий ужас сковал все конечности Хизер; кричатьже она перестала только тогда, когда в легких попросту закончился воздух. Тело лежало на животе, и перепуганная девушка могла видеть только длинные черные спутанные волосы, серую (видимо, раньше она была белой) тунику и посиневшие скрюченные пальцы с грязью под ногтями на правой руке. Состояние шока постепенно отступало; предстояло ответить на главный вопрос: что делать? В отчаянии Хизер заломила руки. Очевидно, что нужно было звонить в полицию, но этот злосчастный звонок навлек бы беду на несовершеннолетнюю Хизер, которая по какой-то неясной причине оказалась у озера в четыре часа ночи. Раздумья девушки прервала сильная волна, которая опасно приподняла тела и чуть было не унесла его с берега. К счастью, этого не случилось, но вполне могло бы случиться в следующий раз. Борясь с отвращением, Хизер ухватилась за ледяную мокрую ткань туники в районе плеч трупа и оттащила подальше от берега. С диким ревом, вызванным гадливостью и отчаянием, она вытерла руки о траву. Быть может, стоит уйти? Рано или поздно тело все равно найдут. Мысль заманчивая, даже чересчур. Но что-то не позволило Хизер развернуться и уйти прочь — возможно, совесть, а, возможно, что-то еще. Снедаемая тревогой и сомнениями, дрожащими пальцами она набрала номер полиции. Длинные гудки показались слишком длинными. Прошла целая вечность до того момента, когда на другом конце подняли трубку.  — Да, вас слушают, — проговорил металлический женский голос.  — Я нахожусь на озере на севере от города, — прямо так, без прелюдий и предисловий, сказала Хизер. Голос ее дрожал. — Кажется, я нашла труп. Пауза.  — Никуда не уходите. Наряд полиции скоро приедет. Хизер бросила трубку. Дожидаться полиции она не собиралась — значит, времени было мало. Непослушными руками она открыла заднюю панель телефона, достала аккумулятор и сим-карту, которую разломила на две части, приложив при этом нечеловеческие усилия, и закопала, придавив место «захоронения» скользким камнем. Телефон и плеер — в карман, сигареты — в другой. Хизер не помнила, как добралась до своей постели, потому что в голове то и дело всплывало изображение холодного утопленника со скрюченными синими пальцами и безжизненными черными волосами. Попутно Хизер проклинала свое неосторожное решение отправиться на озеро посреди ночи, а заодно и себя. Ее беспокоило так же то, что бегство с места обнаружения тела могло бы навлечь на нее абсолютно ненужные подозрения. С другой же стороны, сим-карта, с которой она звонила, уже не в рабочем состоянии, а, следовательно, определить номер и его владельца уже невозможно. Все, что требовалось от нее, она сделала. Получать нагоняй от директрисы приюта и участвовать в бесконечных разбирательствах вовсе не хотелось. Сняв куртку и ботинки, Хизер забралась под одеяла и разрыдалась.