Порой даже вария нуждается в отдыхе

Можно было бы сказать, что у специального отряда убийц под названием «Вария» тяжелая работа. И это была бы чистая правда, если бы не одно "но". Им нравилось то, что они делали. Нравилось целиком и полностью. Они убивали ради защиты семьи. Они копались в грязи других семей ради обеления собственной. Они тонули в крови врагов ради того, чтобы никто не посмел затянуть Вонголу на дно. И совершенно неудивительно, что каждому из них нужно было особенное дело. Интимное, личное. Собственное хобби, которому они могли бы отдаваться после тяжелых миссий, залечивая раны. Занятие, которое позволяло бы им на несколько коротких часов становиться самыми обычными, неприметными людьми. Для Занзаса способом отвлечься были книги, а собственная библиотека в дальнем крыле замка, тихая и уединенная - лучшим пристанищем. Стеллажи вдоль стен из темного дуба хранили на своих полках множество фолиантов, старинные тома классики с потертыми золотистыми буквами на корешках, толстые книги в твердых, красивых обложках. У Занзаса не было определенных требований к литературе: среди его коллекционных изданий попадались и детективы, и любовные романы, и философия. Немецкие классики, французские, итальянские, русские - всех их можно было найти на этих полках, терпко пахнущих лаком и деревом. Вечерами он занимал кресло у камина в библиотеке, реже - в гостиной, и читал, засиживаясь до глубокой ночи, а порой и засыпал в кресле с книгой в руках. По обыкновению находил его Скуало; он забирал из смуглых пальцев очередной том, оставлял закладку и отодвигал подальше от босса виски, чтобы тот не опрокинул во сне стакан, а затем уходил, туша догорающие угольки в камине. У Скуало тоже было свое особенное хобби - рыбалка. На побережье Сицилии, у Ионического моря, располагался небольшой городок - Катания. Город-порт, если быть точнее. Именно туда Супербиа уезжал на выходные примерно раз в месяц. Там у него было свое местечко в одной уединенной бухте. Тихое, спокойное, где можно было наслаждаться шумом моря, солеными брызгами пены в лицо и ощущать необъяснимую, почти осязаемую свободу. В самой обычной толстовке и старых, потертых брюках-карго, Скуало не привлекал внимания, сливаясь с такими же рыбаками. Вот только выделяло его одно единственное "но": он всегда отпускал рыбу. Ловил и тут же выпускал обратно в море, с упоением наблюдая, как та уплывает прочь от сборища рыбаков и каменного утеса. Что касается Бельфегора, то и у него было свое отвлекающее дело. Принц рисовал в своей собственной маленькой студии. Он писал на холстах маслом, акварелью на ватмане, акрилом на стенах. И писал всегда одно и то же - свет. Бельфегор отчаянно нуждался в ярком, солнечном свете. И виденье его относительно этого всегда было самым разным: пробивающиеся лучи сквозь бурную листву деревьев, теплые зеркальные блики на предметах, едва заметная радуга сквозь призму фонтанных брызг. Принц заносил кисть над бумагой и пропадал для всего остального мира, полностью погружаясь в свой собственный мир под шедевры Баха, Шопена и Вивальди. И, возможно, именно эти шедевры классиков подтолкнули Франа взять в руки флейту. Тонкую, легкую, изящную флейту. Единственная возможность для него давать выход собственным эмоциям, запертым глубоко внутри собственной головы. Иллюзионист уходил в самые дальние части замка, в окружавший замок пышный лес, в глубины сада и там играл, отдаваясь собственному настроению. Быстро перебирал тонкими, аккуратными пальцами по деревянной поверхности инструмента, каждый раз наполняя легкие прохладным свежим воздухом, а затем вслушивался в тонкую, нежную мелодию, вырывающуюся вместе с дыханием. Его собственные чувства, принимавшие иной облик с помощью идеального инструмента. А Луссурия увлекался оригами. Как-то раз Рехей, по приезду в Италию, показал мужчине, как делать журавлика, и варийское солнце покорилось этому японскому искусству. Каждый раз ему нравилось наблюдать за тем, как ровная, гладкая бумага мнется под давлением грубых мужских пальцев, как появляются новые и новые линии, как неприметный лист превращается в нечто прекрасное. Бумажные цветы - нежные маки, тонкие лилии, пышные лотосы; животные - чаще всего атрибуты их коробочек. Процесс успокаивал, а готовые небольшие поделки Луссурия дарил офицерам, нарекая их амулетами. Даже Занзас относился к подобной причуде снисходительно. Его бумажный лигр занял свое место на одной из полок в библиотеке. Леви же долго не мог найти себе занятия по душе, пока Луссурия не предложил ему попробовать каллиграфию. С тонкой кистью в руках Атан смотрелся смешно и нелепо, но иероглифы на рисовой бумаге получались на удивление хорошо. По мере приобщения Леви к этому искусству, и сам его образ за работой стал выглядеть органично, правильно, как и знаки, выводимые им водяными чернилами. Позже он взялся и за тонкую перьевую ручку, начиная осваивать и западноевропейские каллиграфические шрифты. А этим не упустил возможность воспользоваться Луссурия, перед очередными праздниками подкладывавший на стол офицера стопку открыток, которые тот подписывал, но конечно, не бесплатно, а за любимый яблочный пирог, который хранитель солнца пек исключительно в редких случаях. Для врагов и других семей Вария всегда выглядела как отряд безжалостных наемников, сметавших все на своем пути. И навсегда она таковой останется, с той лишь разницей, что особенно близкие офицерам люди будут знать о том человечном, что отличает их от настоящих убийц. О книгах, флейте и самой простой рыбалке, с самым искренним желанием отдохнуть и расслабиться.