Sin

Это — смертельный грех, твердили ему с самого начала. Говорили, что Господь всё видит, ведь он всемогущий. Хуйня. Полная хуйня, скажу я вам. С самого босоногого детства меня отправили в воскресную школу. Родители посчитали, что полное образование, хотя-бы среднее, это невыгодно и для меня не принесёт пользы, а после решили отправить «Богу молиться». С детства я был не примечательным пацаном, пай-мальчиком, так сказать. Ни о популярности, ни о девчонках или что-то в этом роде и речи быть не могло. Да и вовсе чувства и тяга сошли на нет. И вот, мне двадцать с лишним. Я даже и не изменился за столько, казалось-бы, лет. Всё безудержно одинаково. В малом возрасте это казалось таким смешным, прикольным и как «нечего делать». Со временем это перешло в монотонную работу, сравнимую с внутренними уставами Северной Кореи: недостаточно искренно молился — осудят или донесут. Уже и надоело отпевать по пятьсот самоубийц каких-то в день. Стоишь над могилой, монотонно горланишь и сохраняешь эффектно-серьёзный вид. Просто гребля денег. Библию я перечитал от и до, как юристы заучивают федеральный кодекс. Скучновато, опять же. Убийство, кара за грехи — и по кругу. Только с разными личностями и в разное время. Так банально и без всяческой изюминки. — Отец Фредерик? — вполголоса окликаю пастора, приближаясь, держа руки за спину. Шаг равномерный и твёрдый, взгляд преспокойный. Дыхание в норме. — Чего, Мортимер? — мужчина оборачивается, а его глас лёгким эхом разносится по купольному коридору. На его лице всё та же мятежность от долгосрочной нескончаемой службы. Вы всерьёз думаете, что сия деятельность достаётся всем исключительно по собственному желанию и рвению, а после не осточертеет на веки веков? Хах. — Меня к Вам направила сестра Бэт, отец, — внутри всё колбасится, будто опозорился на телевидении на всю страну. Это весьма странное непрекращающееся чувство. Но это не в первый раз. Интересно, почему и отчего. Ведь причин для беспокойства нет. Невольно в голову врезаются те неловкие моменты, когда Он проходит мимо тебя, подходит сзади, как будто нарочно тихо и близко, как кот при охоте на чуткую птицу. И каждый раз на его лице возникает некая отцовская улыбка, которая обычно появляется, когда дитя неуклюже плюхается при первых шагах. —…думаю, ты освободился от службы? Ну да, конечно, этих полминуты я стоял, упёршись взглядом в поддон мантии священника. Какое-то давящее ощущение возникает в груди, что ты физически не находишь сил чётко смотреть при разговоре человеку в глаза. — Прошу простить, отец Фредерик, не расслышал.? — осекаюсь моментально из-за того, что задержался на глади дна болота вьющихся мыслей в черепушке. Пара секунд молчания. Как неловко. — Эх, всё также ветер в голове, Мортимер. Его интонация уставшая и несколько осуждающая. Перед отцом становится как-то неуютно, ведь какого хрена это происходит раз за разом? Хоть и мелочь, но и впрямь начинаешь поневоле задумываться насчёт своей компетентности нахождения в этом месте. О этот гнусный страх — упасть в глазах его. Контрудар под самые лёгкие. Какое же это наслаждение, когда он приводит тебя в кабинет, приговаривая «Можно просто Рик» и одновременно тыча тебе какие-то исписанные бумажки почерком врача. Но одно это сладкое сокращение «Рик» вызывает мурашки и нарочно сдавленную улыбку. Тело наполняется чувством гордости и достояния. И сколько же раз прийдётся от сих происшествий скулить в ладонь в туалете, упираясь в стену до боли во лбу и сжимая костяшки до побеления от запрета касаться себя, своей же плоти. Это ноющее, просящее, тягучее болезненное давление в паху туманит здравые и верные побуждения похлеще крепкого настоя. И так каждый раз, каждый ЧЁРТОВ раз. «Мы совершенствуемся через боль» — вспоминаются слова Рика, когда ты уже выходишь из туалета измученным, с физиономией только что избитого старшеклассника в подворотне. _______________________________ Сегодня нужно остаться в его кабинете по его же просьбе. «Рик». Переписать кое-какие бумаги, посмотреть договоры и в черновике начиркать пару строк о решении. Тот убит, из того демона изгонять. Чертовщина забугорная. «Рик». В мыслях сладким гулом проносится его имя. Господи. Устало потираю глаза, полвторого на дворе. Даже не особо поздно для такого привычного дела, но лёгкая усталость клонит полуприлечь на письменный стол и погрузится в ровный глубокий сон, а потом встать по первому крику петуха на соседней ферме. В церкви один, наедине, сам с собой. удивительно, как мне доверяют, аж гордыня берёт, что сказать. Дабы не заснуть встаю и в тусклом свете одной дешёвой лампочки осматриваю огромный старый стеллаж с книгами христианского направления. Всё как под копирку. Ни единого помышления на какие-либо другие жанры и писателей, дабы хоть как-то разбавить скуку служащему персоналу. -..что? Слышится томный скрип тяжёлых дверей в церковь. Кто-то так же и прикрывает их, видимо, с большим усилием. Неторопливые, размеренные шаги. Едва уловимые щелчки мужских каблуков. В этот момент сердце в пятки уходит. Кто? Зачем? Грабить? Убивать? Я даже оружием не владею. Хоть и всех не раз предупреждали, что в случае крайней опасности — в левом верхнем ящике револьвер. Освященный, вразумительно. Поступь медленно прекращается прямо перед дверьми. Будто кто-то, неохотно останавливаясь. Дверь открылась быстро, ведь гость, видимо, не желал особо медлить. — О-о-отец Фредерик? Для чего… Дурацкое свойство заикаться при волнующих или напряжённых моментах. — Ну да, а ты чего ожидал? — с весьма скучающим видом высокая фигура пастора возникла перед юным Мортимером, вовлекая последнего в ступор. — Боже мой, ам… Мне стало не по себе, ибо вы не оповестили о возможном Вашем возвращении. К Морти страх приклеился намертво, будто специально, и никак не хотел отпускать из липкой ладони. Ведь ситуация не оговорена, психика не ожидала такого внезапного прихода Христа народу. «Стоишь, таращишься на него как баран на новые ворота, идиот». Мысленно прошу кого-то дать себе леща. — Мортимер. — Д-да? — Спокойней, малый, — лёгкая усмешка озаряет его физиономию, а взгляд отрывается от твоих беспокойных от смущения глаз и спускаются ниже по тебе же. — Что же мы в храме святом предаёмся греху? Сначала не доходит. Не понимаю, в чём подвох. Его манера речи, его движения, его интонация… Всё такое… Другое. Непривычное. Странное. Но почему-то… Манящее? «Спускаюсь» туда, куда, словно указатель, показывает его взор. Сердце падает в пятки. О чёрт. Чёрт, чёрт, чёрт. «Это ощущение разве не сгладилось из-за частых возникновений?!» Тело, вопреки странно-неуместной ситуации среагировала вовсе в ином ключе. В принципе, это можно объяснить крайне долгим воздержанием, ведь всё-таки сексуальная удовлетворённость — это одна из главных человеческих потребностей. Мигом отворачиваюсь и моментально краска приливает к лицу. Да, эти капилляры очень близко расположены к поверхности кожи, которые весьма неуместно выдают любое смущение, либо раздор. Почему-то Отец не спешит впадать в гнев или отчитывать. Хотя мозг подбирает худшие варианты сих событий, надеясь на хоть какое-то разъяснение происходящего мирным путём. «Просто назначьте изгнание беса из меня, прошу, только сотрём этот момент из памяти». Отворачиваюсь к столу, ощущая себя почти нагим, но ощущения внизу обостряются, почувствовав желанное давление рук, хоть и через мантию. Начинаю давить в горел скулеж от невыносимости букета ощущений, запрокидывая голову, не желая слышать ни звука от пастора. Это самый что ни на есть конец пребывания в этом месте, ибо больше держаться нет сил. Его относительно молодая психика не желает терпеть до белого коленья. Нервы ни к чёрту. Казалось, проходит вечность, секунды переходят в минуты, минуты в часы. Будто стоим так невероятно бесконечную долю времени. Делаю глубокий вдох диафрагмой, а выдох сбивается из-за молниеносного соприкосновения тел.  — Отец? Чуть ли не задыхаюсь от паники. — Рик, просто Рик, мальчик мой. Пастор кладёт обе ладони на внутреннюю часть бедра, запуская руки под мантию. Его тело буквально начинается мять чужое тело под себя, совсем бесстыже, без лишних заминок. Юная кожа мягкая и упругая, какой и должна быть. Всем нравятся молодые сочные тела, к которым можно прижиматься бесконечно. Каждый раз наблюдать новую реакцию на очередное постыдное действие… В кровавой схватке два волкодава: один — неприкрытое желание плоти и тела в целом, а второй — ясность рассудка и осознание абсурда и греха. Но первый в силе не уступает последнему. Из глотки доносится сдавленный, протяжно скулящий стон. Ноги дрожат, кровь приливает к бёдрам, а анализирование попросту медленно переходит в спящий режим. — Не сглатывай, птичка, позволь своему телу получить то, чего оно так желает… — Н-н-но отец Фред-д-дерик…- сбиваясь мямлю, прогибаясь под весом тела сверху, не нарочно скидывая пару документов на пол. — Рик. Сколько лет мне это ещё повторят? — несколько грубо констатирует священник. Но ответа не следует. <конец pov> _______________________________ И суккуб решает перенять сто процентов инициативы на себя, не смея долго задерживать в этой узкой комнатушке. Слишком тесно. Однообразно. Без всякого интереса. Его крылья, подобно летучей мыши, прорезают мантию рваными вертикальными полосами на спине и делают вспомогающие взмахи в сторону для скорейшей смены локации, пока юноша одурманен. Адская сила сильна, поэтому пока парень был в неком трансе со столь бурными ощущениями, то чрезмерно сконцентрировался на успокоении. Так как крылья давали перемещаться демону в считанные секунды на несколько метров, то долго мешкать не пришлось. Кабинет был пристроен к главному залу, где находился алтарь (сцена с большой скульптурой распятия и свечами, а также прочим стаффом). Суккуб повалил юношу на спину, нависнув сверху. — А здесь прохладно. До пика возбуждённый парень недоумевал от таких риторических высказываний в такое-то время. — Думаю, тебе бы не хотелось пачкать своё дорогое одеяние, давай помогу. Мортимер даже не сопротивлялся, пока его полностью освобождали от верхней одежды. Это было так унизительно, так извратно, но тело невозможно было взять под контроль. Член немыслимо болел и просил к себе внимания, а майка стала второй кожей из-за пота. — Рик, прошу… — ныл парень, одновременно пряча лицо руками и отворачиваясь, тихо и протяжно скуля. — Что ты сказал? — подобие Фредерика распахнул мантию, а после расстегнул ширинку и обнажил свой внушительный агрегат. — Не услышал тебя, дорогой. — Он придвинул Морти к себе с характерным шлепком, когда их бёдра соприкоснулись, от чего молодой священник чуть не вскрикнул. Ноги и бёдра стали нереально чувствительными, а от любого прикосновения подымалась до лопаток дорожка мурашек. — Отец Рик… Вы… господи… Мне… Демон был более чем доволен прекрасной возможностью поиграть. — Чего-чего? — он стал медленно-медленно просовывать своё затвердевшее «начало» меж его ягодиц, от чего Мортимер подался навстречу бёдрами и опять захныкал. — Что мне сделать? — не хотел медлить Рик., а точнее его подобие. — Я… хочу… Суккуб нагибается и оставляет влажный след от языка по его шеи. — Что же, дорогой мой? — приторно-сладостная интонация на лицо. Морти пару секунд мямлит, сглатывает, запрокидывает голову, подставляя больше пространства для покусываний и вылизывания, а после жмурится и решается извилисто качнуть бёдрами и максимально прижимаясь к деревянному члену пастора, наигранно сладко прося: — Просто оттрахайте меня как самую грешную суку на этой Земле. «Если грешить, то по полной». После тянется рукой к себе и сдавливает свою плоть, проводя рукой по всему основанию и вновь выгибаясь, максимально прижимаясь всем телом к «священнику». Что тут говорить? Слуге преисподней посчастливилось извратить юное девственное сознание и приписать к душе два пункта во вкладке «грехи или за что пиздовать в Ад». — Какой послушный мальчик, — мурлычет суккуб и ставит пару засосов на его бледной коже, отчего кожа краснеет, оставляя основу для кровоподтёка. После чего демон входит в него наполовину, плавно и мягко, хоть и это всё осуществляется без смазки. От этого Мортимер хватается за складки мантии на спине партнёра и протяжно испускает стон, который обрывается, когда в мозг внезапно ударяет недоумение… почему его плоть не горячая, как обычно описывается, эм, везде? Не сказать что холодная как металл, но и не тёплая, что-то между. Прохладная? Новый мягкий толчок, раздвигающий стенки, почти вошёл до основания. — Ах, дорогой, ты такой узкий и неподатливый, но как ты сжимаешь меня… прекрасно. — мурлычет демон ему на ухо, сбивчиво дыша. До парня не сразу доходит, хоть и от страха мозг начал запускаться. И тут вспоминается подходящее описание под «инкубов и суккубов». Подобие пастора, его объекта извращённых мыслей, а так же неуместная ситуация… Всё подстроено с самого начала. Чёрт. И как быть? Но мысли разрезает резкий выброс эндорфинов в кровь, ибо инкуб задел ту глубоко спрятанную точку. Парень еле держится, чтобы не разрыдаться от всего этого. Слишком много противоречий здесь и сейчас. Во-первых вовсе не вериться, что такое в реальности могло произойти, а во-вторых осознание того, что он полностью добровольно отдался демонической сущности просто тычет кинжалом изнутри. — Слушай, ты же… ты ведь… суккуб… Пауза. Физиономия демона искажается в ехидном оскале. — А я думал, что потребуется больше время для того, чтобы догадаться, но ты оказался смышленым малым. Демон решил не церемониться и просто обнажил хвост, а затем и крылья, которые окончательно порвали поддельную мантию, и та в один миг треснула из-за дешевизны материала. У юноши «глаза на лоб полезли» от такого. Но эрекция никуда нк исчезла, а суккуб без смятений продолжил движение. Болезненно-приятные движения и ужасали, но и одновременно не давали инстинкту самосохранения начать немедленную «эвакуацию». Парень только начал отворачиваться и пытаться отползти от сего существа над ним, но демон, быстро среагировав, схватил того за бёдра, даже несколько болезненно, и зафиксировал тело Мортимера. Его сущность начала неспешно трансформироваться в привычный облик, разрушая мерзкий «костюм» из смертного на себе. Парень был вне себя. Внутри разрывали двоякие чувства, да и на физическом уровне НЕ ТОЛЬКО ОНИ. Примесь болезненных изнываний кишки от долгого воздействия инородного тела с приятным отзывом эрогенной точки. Такой невообразимый букет. Содрогающиеся стоны боли и ярких начальных вспышек предоргазменного состояния оглаживали пологие стены уже осквернённого напрочь храма. — Я хочу конца, я хочу конца-а… — ныл Морти, чьё тело подрагивало конвульсиями от многочисленных следов укусов, грубого отношения и резких толчков. Мозг откидывался к херам, так что было глубоко срать, что тебя по доброй воле ублажает сослуживец Преисподней. Лишь бы это застало конца. Демон разевает свою чудовищную пасть с неровными двумя рядами коловидных зубов и с размахом впивается в плечо. Трещины две как минимум и порванные мышцы со связками — это как самый безболезненный исход. Крик эхом отдаётся из-за куполовидного потолка. Вместе с этим рогатый партнёр пару раз с замахом делает возвратно-поступательные движения, полностью выходя из паренька и на всю длину загоняясь обратно — изливается в хилое тельце во весь объём. Одновременно с этим и дорабатывает ноющий агрегат юного священника, от чего тело желанно заканчивает дело в красноватого цвета перепончатую ладонь. Удивительно, что когти не лишили человека будущего потомства. _______________________________ Но демоническая сущность улавливает скрежет дверцы и резко разворачивается, дабы вразумиться, чего ему ждать. Ах, да. — Драсте, всеуважаемый — беззаботно поздоровался трахарь и вобрал детородный орган в паховую складку, дабы соблюсти хоть какие-то манеры приличия. Пастер достал из-за пазухи освященный серебристый кинжал, пытаясь всеми силами отогнать демона подальше, т.к. остального оборудования не было при нём. Да и в целом святая вода – чёртовы сказки. — Рик... — хрипло окликнул Морти, каждое слово надрывало связки смычком, от чего он закашлялся и сделал попытку перевернуться набок, но скользкая подошва обуви проехалась вперёд и заскрежетала. Мортимеру удалось отвернуться от этого и раком-боком подтянуть брюки, как звуки войны кончились. Фредерик подбежал, имея небольшой запас времени, к содрогающемуся осквернённому по всем понятиям телу, с неподдельным разочарованием и сожалением в глазах. — Рик... — протянул Морти, думая, что вот-вот разрыдается на грани срыва. Ему быстро помогли накинуть одежду и приподняться с алтаря. — Как ты, малой? — Я такая сволочь, — всхлипывал тот, зажмуриваясь и вися в сильных руках. — Я не заслужил в дальнейшем служить в этом храме. После он шипит и морщиться от тянущей ноющей боли в правом плече от мощного и глубокого укуса. —  Тшш, тшш, спокойно, — пастор старался хоть интонацией не выдавать беспокойство. Морти вздыхает и прислушивается к пульсу, как слышит за спиной пастора шевеление. — Он точно убрался?! — парень неуклюже, как неваляшка, закрутился в объятьях, как вдруг почувствовал уже былое трение позади себя. — Ты готов к следующему заходу вдвоём? Хором раздались совершенно идентичные голоса сверху.