Фанфикшн — изначально литература сильной эмоции — радости ли, раздражения ли — но такой эмоции, которая может заставить читателя перейти «невидимую границу» и стать автором, позволить интерпретативному сообществу сформировать собственную поэтическую норму. К. Прасолова, «Фанфикшн — литературный феномен конца XIX — начала XX века» Я глубоко убеждена, что если нет надежды, для ребенка это просто небытие, а небытия быть не должно. Кто-то может, конечно, написать о смерти, самом определенном в мире. Но он не должен уничтожать личность, которую ребенок идентифицирует с самим собой. Выбирайте в данном случае кого-то, кто не так важен, или кого слишком много в мире. И обманщиков, конечно[1]. Т. Янссон
Я прошу отнестись к происходящему со всей серьезностью. Прошу отбросить сомнения и не думать о чьем-то уязвленном самолюбии. Мне очень хотелось бы написать весомое исследование, помочь кому-то пережить потерю, кому-то — порадоваться новым открытиям. Но, увы, я не достаточно компетентна в вопросе. Хочется спорить с госпожой Роулинг, попытаться объяснить, почему делать так — нельзя. Почему нельзя бросать маленьким читателям кость и после говорить: «Мои книги в основном о смерти. <…> Бессмертие любой ценой — цель всякого, кто прикоснулся к магии. Я так понимаю, почему он [Волдеморт] хочет победить смерть: мы все боимся её». Почему вообще нельзя говорить с детьми о смерти в подобном ключе. Многие маститые авторы высказывались на эту тему. Среди них кого только нет: Толкиен и Кинг, А. Линдгрен и другие писатели-сказочники. На просторах фикбука между тем существует достойная статья об аспекте смерти в литературе [2]. Второе, от чего у меня выпрыгивает из груди сердце, — своего рода авторское пренебрежение к иным героям. Да, речь сейчас идет о Роулинг. Представьте: кто-то высадил великолепные цветы. Ароматные, пышные, медоносные. Бутоны раскрылись. Мы воздаем хвалу садовнику, что создал такое чудо. Но тот стал небрежен в работе. Цветы никнут. Что остается делать нам? Тем, кто полюбил сад? Ага, подхватить лейку и мчаться на подмогу. Это — именно то, что пытаются сделать многие фикописатели. Они станут отрицать: как же, ведь розы прекрасны и без нас! Мы ни на что не претендуем, нас всё устраивает! Но розы вянут на глазах. Потому что эта книга — о смерти. А не о жизни. Состояние аффекта, вызванное у нас гибелью сада, вынуждает браться за лейку. Так создаются новые и новые истории. И фандом — вечен. Даже если полное разоблачение коснется всех книг о Гарри Поттере. Даже если кто-то раскритикует их в пух и прах (а мы поверим), герои произведения никогда не будут преданы забвению. Потому что сад должен цвести. Последнее. Либо предпоследнее? Я не нападаю на матушку Ро. Но и не поддерживаю теории, превозносящие ее несравненный острый ум (да, речь о БИ в частности). Всё же садовник, запустивший сад, — скорее сеятель. Надеюсь, метафора не слишком уж туманна. Я отрицаю БИ, поскольку признать ее — значит отказаться от чистой веры в добрый разум. Иногда колет сомнение: что, если действительно?.. потому что соблазн принять эту готовую жвачку очень велик. Но нет. Просто нет. И писать дальше, и говорить, и думать буду, исходя из утверждения «Люди имеют свою волю и помыслы, даже если они — лишь наборы букв на печатных страницах». Я расскажу о Сириусе, но так, как если бы он был моим старым знакомым. Для меня Блэк книжный — персонаж полумифический, двуликий Янус. Главная незадача в том, что придирчивый читатель может усмотреть в моих историях о Сириусе ООС, «потерю образа», авторского замысла Роулинг. Итак, каков же он, этот замысел? И тут мы заходим в тупик. Некоторые персонажи оставляют читателя равнодушным, но Бродягу чаще всего либо обожают (причем, даже наделяя немалым количеством недостатков — о них позже), либо ненавидят (презирают, плюются при звуках «звездного» имени). Для меня разница этих взглядов именно в двойственности персонажа, но не той двойственности, что происходит из сложного хитросплетения черт характера. Канонный Сириус, если воспринимать всё, написанное Роулинг, буквально, а не додумывать и строить теории, — либо засранец с психическим расстройством в анамнезе, либо… непроработанный набросок героя. Мы имеем так много, но куски эти не складываются в личность, в целого человека — почему? Вначале мы видим Блэка-взрослого, и он, несмотря на легкий налет безумия, вызывает симпатию. Нам показывают также небольшой фрагмент Сириуса-ребенка — в рассказе Люпина о Визжащей хижине. Затем мы вновь и вновь смотрим на мужчину тридцати шести-тридцати семи лет, правда, отвлекаясь на отрывок из воспоминаний Северуса. Как много это дает читателю? Жизнь Блэка разделена на «до» и «после» Азкабана, но увязать эти периоды между собой крайне сложно: даже если не исключать вероятность наличия у мужчины ментального заболевания, поступки его странны, и резкие перемены в характере (не в поведении!) кажутся случайными. Он человек с прочным стержнем и выдержал долгое заключение в ужасной темнице, почему же характер его так разбалансирован? Не сломлен, не изменился после тюрьмы… нет, другое. Спишем непонятности на причуду или тайный замысел Роулинг и что видим? Двух Сириусов, двух совершенно разных героев. Нарцисс, сорви-голова, равнодушный к чувствам других и живущий лишь для удовлетворения собственных хотелок. Развлечения, подчас жестокие, отвага, но не имеющая обоснования (Сириус помогает Римусу, но после ни во что того не ставит? Серьезно?), наличие множества талантов, но вечная скука и пресыщенность… кошмар. Он попадает на факультет отважных, честных, благородных, но ведет себя низко (объединяясь с друзьями для травли одного лишь парнишки), нечестно по отношению к ближнему (подставляя друга) и едва ли благородно. Лишь отрывки? Возможно. Таким Блэк является нам в воспоминаниях. Зачем? Мудрое правило, которому я стараюсь следовать: о покойных говорить или хорошее, или… ничего. Роулинг же словно возвышает Северуса (меняя изначальный авторский замысел), выводит на первый план. Это неплохо, Северус мною любим, причем, не в меньшей степени, чем мародеры. Но госпоже Роулинг приходится чем-то поступиться, в данном случае — личностями уже погибших персонажей… и что в итоге? Сириус неправдоподобен. Он — запасное колесо. Мертв, потому удобен, но читателя терзают противоречия, и яркий тому пример — обширнейшее разнообразие образов Блэка. Изучим фанфики. Сириус-классический-пропойца — весьма популярный образ, модель для тех, кто, мечась между «Сириусом до Азкабана» и «Сириусом после Азкабана», выбрал второго. Причем гиперболизировал всё, на что Роулинг лишь намекнула. Или о чем не написала вовсе. Блэк депрессивен, мрачен, груб. Ломает стулья и опустошает бар. Весьма похож на одного моего знакомого… вполне вероятно, в минуты трезвости он читает Ницше и смотрит кино Джармуша, в котором ни черта не смыслит. Соединить детали паззла не удается — потому что они несоединимы. Сириус-разбиватель-сердец — обходителен как с женщинами, так и с мужчинами, хотя канон не проливает ни единого лучика света на эту сторону его жизни. Фикрайтеры отправляют на любовный фронт как юного, так и не очень юного героя. Он может развлекаться в молодости (и делает это в большинстве фиков), но затем встречает ту самую… Элеонору-Марию Салазар-Певерелл. Линий поведения немало, помеха лишь в отсутствии фантазии у авторов, впрочем, я их не виню. Сириус-агрессивный-сквернослов — не нуждается в представлении. Он сбежал с темного острова и очень, очень зол. Сириус-лапушка. Мы знаем, что Блэк, вернувшийся домой, на площадь Гриммо, 12, бывает мягок — он бесконечно устал. У некоторых авторов анимаг мягок и пушист всегда и при любых обстоятельствах. Особенно если пишется любовная история. К примеру, с небезызвестным Римусом Люпином. Классификации нет конца и края, типажей много, ведь имя Сириусам из фанфиков — легион. ООС — зверь не редкий, но в подобных работах такое предупреждение встретишь нечасто. Потому, что сад должен цвести, и лейка уже полна. Ведь канонный Сириус — тот несчастный раздробленный герой-жертва, которого лично я не могу объединить в целое. Не с помощью оригинального текста! А что не запрещено, то разрешено, не так ли? Блуждая в потемках, фикрайтеры додумывают за автором: метафорически — тычутся с лейкой то на одну клумбу, то на другую. Мне пришлось создавать его образ на основе маленьких осколков. Руководствуясь больше чувством, а не логикой, потому что эта работа началась давно: я познакомилась с Блэком более пятнадцати лет назад. Его смерть стала тем самым небытием, которое разбило детское сердце, так что, да, мне есть что сказать. Берем щепотку этого и капельку того: для начала, я многократно думала над препротивнейшей сценой у озера. В ней меня смущают не «сверкающие белизной» панталоны Снегга, а то равнодушие и черствая отрешенность напополам со скукой, что выказывает Сириус-подросток. Он пренебрежителен по отношению к друзьям, и это настолько не вяжется с ним взрослым, что разум буквально вопит: что происходит, кто этот человек? Примерно то же думается и о происшествии с оборотнем: Люпина подставляют, и жестоко. Когда вижу настолько явные нелогичности, объяснить которые можно лишь скрытым замыслом автора (читать — верховнокомандующего всей этой вселенной), я всегда пользуюсь присказкой. Всё просто. If I ignore it maybe it will go away. Ха, конечно, это не сработает, но даст чувствам время остыть. В голове прояснится для нового вопроса. Если Сириус обладал таким количеством отрицательных черт, почему все они исчезают после Азкабана? Новый Блэк, что живет в старом родительском особняке, тот еще пройдоха: выкидывает старинные материнские побрякушки, скандалит с портретами и миссис Уизли, занимается агитационной деятельностью и подбивает гриффиндорцев на благородные, но необдуманные поступки, не боится ничего и никого (кроме визита дементоров, конечно), частенько неумышленно подвергает Гарри опасности (вот черт его дернул являться крестнику в дрожащем пламени камина?!)… Но всё это не делает Бродягу дурным, а если самодуром — то лишь чуточку. Сириус — добрый, искренний и, несмотря ни на что, порядочный человек. Дементоры Азкабана (внимание!) питаются счастливыми воспоминаниями: веселыми, удивительно смешными, нежными и полными теплого чувства, значимыми и ободряющими. Что если в волшебной тюрьме обитает уникальный солдат-дементор, крадущий дурные привычки и позорные черты характера? Святые шоколадушки, конечно же, нет. После двенадцатилетнего мытарства Блэк мог бы озлобиться куда сильнее, не так ли? Взглянем на Пожирателей смерти, и попрошу не ссылаться на анимагию — речь тут не о ней. Темные маги и особенно Беллатриса — не вино и с годами не становятся лучше, ведь свет их душ украден дементорами, да и собственные недобрые помыслы сыграли роль. Сириус же предстает перед нами иным человеком… потому что он изначально был хорошим. Канонный Блэк имеет мало общего с Блэком-из-плоти-и-крови, существующим, увы, лишь в моем воображении. И это нормально, и это — не out of character, а формирование нового канона, основанного на фаноне и собственном развитии персонажа. Какие обстоятельства, такие и перемены. Это неизбежность, поскольку герой давным-давно вышел из лона создателя. Итак, я отвергаю Сириуса-нарцисса, равнодушного Сириуса, человека, которого мы наблюдали глазами Гарри в воспоминаниях Северуса. Забавно, ведь уйдя от этого образа в своих работах, я не получила ни одного обвинения в «неканонности» героя от читателей. Значит ли это, что рожденный образ гармоничен? Смею надеяться, что да. И это главное.июль-сентябрь 2018 г.