Точка зрения

P. O. V. Брайана

Все это время я только и пытался достучаться до тебя. Под струями дождя Ты паришь в пространстве, И твои белые глаза занимают все твое лицо, Когда ты зависаешь между небом и землей. Я умру с тобой, если ты захочешь уйти так, Если захочешь воспарить. Я умру с тобой, Я умру с тобой, Я умру с тобой. Bush — Float

Я сижу на диване, подкидывая на коленях веселую Одри. Она хохочет и при этом выглядит неимоверно восхитительно. На самом деле я вижу в ней много своих черт, и она практически точная копия Эвелин, когда та была такой же малышкой. Одри становится такой большой, проходя все медицинские тесты и анализы как совершенно здоровый ребенок. Удивительно, сколько времени прошло с тех пор, как Гриффин умер, но поразительней всего то, что я могу быть счастлив без него. Ещё совсем недавно я думал, что никогда не улыбнусь и не буду счастлив без него на этой земле. Я перестал подсчитывать все, что делаю без него, наконец внял главному совету, звучащему в каждом его письме ко мне, и теперь фокусируюсь на «здесь и сейчас». Также я последовал совету Джастина. Как можно больше общаюсь с детьми, и они в свою очередь заставили меня почувствовать себя таким живым. Я сделал всё возможное, чтобы дать Джастину пространство, если казалось, что он в нем нуждался, чтобы показать как я ценю то, что он делает, и постараться угодить ему, когда могу. Между нами многое изменилось. Но физически он очень далёк от меня. Думаю причина в том, что это я не готов продвинуть наши отношения вперед, и я знаю, что-либо Джастин тоже не готов к этому, либо он дает мне время, в котором я ещё нуждаюсь. По правде говоря, я чувствую, как меня тянет к Джастину и к мыслям о будущем с ним. Но я не уверен, что правильно оцениваю те чувства, которые во мне растут по отношению к Джастину, когда я всё ещё чувствую столько любви и желания к Гриффину. — Папа? — голос Лейтона вырывает меня из размышлений. Я вижу, как Лейтон осторожно двигается ко мне из угла гостиной, выглядя при этом очень угрюмым. Последние несколько недель его стали беспокоить плохие сны о Гриффине, после которых он всегда просыпался в слезах посреди ночи. Мы с ним обсуждали это, но, похоже, что его психика всё ещё страдала от потери. — Что случилось, приятель? — жестом прошу его подойти ко мне и сесть рядом на диване, пока я опускаю Одри вниз на одеялко, чтобы она могла поиграть со своими игрушками. Лейтон какое-то время смотрит на Эвви, сидящую за маленьким столиком и увлечённо рисующую, затерявшись в своём волшебном мире. Джастин оказал на неё огромное художественное влияние, хотя на данный момент она в основном рисует балерин и принцесс. Тем не менее, для ребенка своего возраста Эвви очень хорошо рисует. Лейтон забирается ко мне на колени и обнимает меня. Я крепко держу его, успокаивающе тру спину и шепчу на ушко. — Что случилось? Он приставляет рот к моему уху. — Папа собирается умереть? Моя кровь леденеет, и я чувствую как мой желудок сворачивается в колючий узел. — Что? — мой рот стал настолько сухой, что я едва могу выдавить из себя слова: — Нет! Тебе что, прошлой ночью приснился плохой сон о нем? Лейтон отодвигается, и я вижу как его блестящие карие глаза застилают слезы. Он наклоняется и снова шепчет: — Нет… но он наверху, и я слышу, как он болеет, в ванной. Он плачет… как и папа. Боже! — Нет, сынок, — шепчу я, задыхаясь собственным голосом. Я пропускаю пальцы сквозь его тёмно-русые волосы и говорю самым сильным, уверенным тоном, которым могу управлять: — Папа не умрет. Сейчас он немного болен, но скоро ему будет лучше. Я обещаю тебе, Лейтон. Он опять отстраняется от меня внимательно вглядывается в лицо и найдя там то что искал, целует в щеку. — А ты, папа? Я качаю головой, используя подушечку большого пальца, чтобы стереть его слезы. — Поверь мне, Лейтон, я тоже не умру. Мы семья, и мы будем семьей очень, очень, очень долго. Он кивает головой на эти слова и снова прижимается к моей груди. — Я пытался спросить у папы кое-что, когда увидел его там, в ванной. — И что ты пытался спросить у него? — Могу я теперь поиграть со своим Прыгуном? Я прибрался в комнате. — Конечно, только подожди, пока я сам отключу его от зарядного устройства, хорошо? — Хорошо, папа! — услышав это, Лейтон взволнованно улыбается, спрыгивает с меня и бежит так быстро, как только может, вверх по лестнице. Обычно я бы отругал его за то, что он бегает по дому, но сейчас мне не хочется отнимать у него улыбку. Он воспринял смерть Гриффина гораздо тяжелее, чем Эвелин. Почти каждый раз, когда Джастин и я думаем, что его кошмары наконец-то закончились, они возвращаются, и иногда с большим эффектом. Последние две недели они беспокоили его каждую ночь. Мы решили отложить посещение с детьми психотерапевта на некоторое время, но сейчас я думаю, что у нас уже нет выбора в этом вопросе. Мне лучше подняться туда и взять его любимую игрушку, не заставляя его ждать, к тому же нужно будет проверить и поговорить с Джастином о беспокойных мыслях Лейтона. Я встаю и забираю Одри с одеялка, по которому она заползла под журнальный столик, и сажаю её в манеж. Чем старше она становится, тем легче увлечь её простой игрой с любыми игрушками, которые вы даете ей. До тех пор, пока она не голодна и не нуждается в смене подгузника. Вот почему я так легко могу взять её с собой в офис. Единственное время, когда она плачет, это если она проснулась посреди ночи, или утром, когда просыпается. Подхожу к Эвви, рассматривая её рисунок над которым она так долго трудится, высунув кончик языка. — Это великолепно, малышка, — присаживаюсь рядом с ней и целую в щёчку. — Спасибо, папочка, я попрошу папу повесить его, — говорит она, не отрываясь от рисунка. — Ему бы это понравилось, Эвви, — уверяю её. Это нечто новое в нашей жизни. Эвви откинула приставку «Джастин» от «папа Джастин». Честно, не знаю, как к этому относиться, но если задуматься, то Лейтон сделал то же самое со мной. Я больше не «папа Брайан», а просто «папа». Полагаю, Джастин и я должны поговорить об этом с терапевтом, тоже. Не знаю, это просто часть скорби, или адаптация к новой жизни. Первое слово Одри было очень ясным — «папочка». Джастин и я были немного не в себе после того, как это произошло. Затем, она начала называть меня «Пa» и продвинулась до «Папa». Мы показываем ей фотографии Гриффина, объясняя кто он, даже пытались научить её говорить «папа», когда она смотрит на его фото, но пока не добились большого успеха в этом. Я думал, что знаю, как это будет трудно, думал, что готов к тому, что произойдет, когда Грифф исчезнет, но это не так. Ни одного долбаного кусочка. Я всё ещё тоскую по нёму, каждый день. Вот почему я так запутался в своих отношениях с Джастином. Бывают дни, когда я обижаюсь на Джастина, знаю, что это неправильно, но я это делаю. Бывают дни, когда я просто хочу убить себя, потому что — давайте смотреть правде в глаза, — именно я убил своего мужа, разве не так? Я чувствую, как каждый день я всё больше и больше времени могу не думать о нем, и я ненавижу себя за это. Но в то же время я этому рад. Мне, наверное, тоже нужно к психотерапевту. Теперь, когда Джастин ждёт ребёнка, происходит гораздо больше, чем я готов был вынести. Даже не знаю, с чего начать, чтобы что-то исправить в наших с ним отношениях. Я не знаю какие именно эмоции заставляют его иногда поворачиваться ко мне со слезами на глазах, или же это потому, что он помнит, что я сделал с ним, и ненавидит меня за это. Раньше я ни о чём не жалел. Тем не менее, я здесь, чтобы сказать наверняка. Я сожалею. Я сожалею. Я сожалею. Я чертовски сильно сожалею! Больше, чем любому человеку может быть позволено. — Ты думаешь, что это значит? — Эви задает мне вопрос, выводя из горьких размышлений. Я смеюсь, когда понимаю, о чем она спрашивает, это наверняка Джастин её научил. Смотрю на рисунок красочных балерин, выстроившихся на сцене. — Думаю, это означает, что танцовщица счастлива и не может дождаться завтрашнего занятия танцами. Она смотрит на меня, ее лицо загорается огромной улыбкой, освещая распахнутые глаза. — Ты прав, папа! — Я знаю, моя маленькая девочка, — соглашаюсь я с ней, а затем становлюсь серьёзным. — Эви, можешь сделать мне одолжение и присмотреть за своей сестренкой? Я пойду наверх и поговорю с Джастином. — Конечно, — говорит она, выпячивая грудь, очень гордая тем, что я попросил её о помощи. — Хорошо, если тебе что-нибудь понадобится, или Одри начнет плакать, просто поднимись по лестнице и позови меня. Договорились? — Хорошо, — соглашается она и возвращается к раскрашиванию пуантов. Я ещё раз проверяю Одри, и удостоверившись, что она счастлива, играя со своими пластиковыми ключами, поднимаюсь наверх. Я снимаю Прыгуна Лейтона с верхней полки в игровой комнате и, удостоверившись, что он зарядился, отдаю его терпеливо ожидающему мальчику, а затем направляюсь к главной ванной. Через несколько дней после того, как Джастин и я узнали, что он был беременен, я, наконец, решил, что мне необходимо очистить весь дом. Оставив несколько вещей Гриффина, я по большей части упаковал всё остальное, в том числе его сувениры, и отнёс на чердак. Спальню, которую мы с ним использовали внизу, переделал в библиотеку. Эта комната теперь совершенно не такая как раньше. Мне нужна была эта перемена. Мне нужно было сделать этот дом снова моим. Джастин также внес большой вклад в изменение интерьера. Но самое главное, я, наконец, из комнаты для гостей переехал в главную спальню. С самой покупки этого дома я разрабатывал её на свой вкус. Гриффину мой дизайн никогда не нравился и он категорически отказывался спать в ней. Удивительно, но я очень хорошо там сплю. Джастин принимает душ или купается по утрам именно в этой ванной комнате. У меня, конечно, не было других отремонтированных ванных комнат, но я знал, что Джастин хотел бы пользоваться огромной ванной и великолепным душем. Он беременный, и мне хочется сделать всё возможное, чтобы ему было комфортно. У нас и так много стресса каждый день, и я бы солгал, если бы сказал, что не испугался за него. Он здоров, и с медицинской точки зрения с ним всё в порядке, но я до сих пор чертовски боюсь, что могу потерять и его… — Джастин, можно я войду? — спрашиваю я, стуча в дверь ванной. — Да, — отвечает он хриплым голосом. Захожу в ванную и запираю за собой дверь. Джастин упирается руками в пол, сидя на коленях и плюёт в унитаз. — Ты в порядке? — я присаживаюсь на колени за его влажным обнаженным телом. Похоже, он принимал душ, когда его затошнило. На полу есть несколько лужиц, ведущих от стеклянных дверей душа до унитаза, которые теперь впитываются моими джинсами. Он вытирает рот тыльной стороной ладони и прислоняется спиной ко мне. — Чем занимаются дети? — Эвви рисует, приглядывая за Одри. Лейтон закончил убирать свою комнату, так что я разрешил ему поиграть с Прыгуном. С тобой все в порядке? — глажу его по холодным рукам. — Ты замерзнешь. Он кивает головой и вздыхает. — Лучше бы меня стошнило, но это просто сухие позывы. — У Гриффина едва ли было утро… — Брайан, не надо, — прерывает он меня. — Что? Он поворачивает голову и смотрит мне в глаза. — Я не Гриффин. Я знаю, что ты скучаешь по нему. Я скучаю по нему. Но ты должен перестать сравнивать мою беременность с его, хорошо? Это моя беременность, и это наш с тобой ребенок. — Хорошо, — отвечаю я. Он перемещается, пристраивает свою кругленькую задницу на ванный коврик, подтягивая ноги к себе и упирается головой мне в грудь. Когда я смотрю на его тело в этом положении, я более ясно могу видеть доказательства того, что Джастин беременный. Его живот уже приобрел округлость и небольшие растяжки, идущие вниз от пупка. Некоторые остались ещё с его беременности Лейтоном. Я как раз собираюсь рассказать ему о том, что сказал Лейтон, когда я слышу, как он шмыгает носом, и замечаю, как из его закрытых глаз падают слезы. — Почему ты плачешь, Джастин? — Не волнуйся, — это всё, что он говорит тихим шепотом. Его глаза плотно закрыты и он кусает нижнюю губу так сильно, что выступает кровь. — Открой глаза и посмотри на меня, Джастин. Он исполняет мой приказ и наклоняет голову назад, так, чтобы посмотреть на меня. — Пожалуйста, просто уйди, хорошо? — Что, чёрт возьми происходит, Джастин? — говорю это мягким голосом, позволяя ему услышать беспокойство, которое во мне звенит как натянутая струна. Он поднимает руки и перехватывает мои ладони у себя на плечах. — Мне очень жаль. — За что ты извиняешься? — Мне жаль, потому что мне хочется, чтобы ты держал меня. Я хочу, чтобы ты прикоснулся ко мне. Брайан, я… Он замолкает, но ему уже не нужно ничего говорить, я вижу всё в его стеклянных темно-синих глазах. Осторожно переплетаю наши пальцы, и мое тело начинает вибрировать изнутри. Я беру его другую руку в свою и касаюсь кончиками пальцев моей щеки. — Не надо извиняться, — шепчу я. Я никогда не забуду, как я обращался с Гриффином, пока он был беременным Одри. Я знаю, что он чувствовал мою отдаленность, даже когда я обнимал его. — Всё в порядке, Джастин. Я не позволю Джастину чувствовать себя таким образом. До сих пор помню, как Джастин чувствовал себя таким уязвимым, когда он был носил Лейтона, а Гриффин всегда хотел, чтобы его трогали, чтобы мы занимались с ним любовью, когда он был беременным. Гриффин нуждался в заверениях моей любви, чего Джастин, к сожалению, так и не получил в свою первую беременностью, и я не позволю этому случиться с ним снова. Он заслуживал лучшего от меня, от нас тогда, и ещё больше он заслуживает лучшего сейчас. — Клянусь, всё хорошо, — мои слова, по-видимому, смущают его, потому как его руки становятся жесткими в моих руках. — Солнышко, это нормально, если ты этого хочешь, — повторяю я. Целую его пальчики, а затем я начинаю вылизывать каждый из них, держа за руку и направляя все движения, пока его веки не начинают трепетать. — Брайан, — всхлипывает он. Опираюсь на стену ванной комнаты и раздвигаю ноги, чтобы он устроился между ними. — Я знаю, что тебе это нужно, — опускаю руки к его груди, чтобы начать щипать один из его сосков, пока играю с другим, заставляя его задыхаться и сжимать мою руку, — я хочу быть здесь, для тебя, Джастин. Двигаю наши руки вниз к его эрекции, его голова падает вперед и я начинаю грызть его шею, пока обхватываю нашими руками его член. Он так быстро реагирует, что его выделяющегося предъэякулята достаточно, чтобы смазать наши кулаки, пока мы играем с его членом, поглаживая быстрыми движениями. — Брайан… — он шепотом стонет моё имя, побуждая меня шептать ему на ухо его собственное, облизывая и покусывая его. Его тело дрожит на моих коленях, его задница трется взад и вперед о мои джинсы. Мой член твердый до боли, но сейчас дело не во мне, это всё для него. Рот Джастина открывается, и он начинает дышать короткими быстрыми вздохами. Короткое поскуливание вырывается из его груди время от времени, его голова снова на моем плече, мотается взад и вперед, пока мы стремительно ведём его к приближающемуся оргазму. Я касаюсь ртом его щеки, продолжая щипать его сосок, и смотрю сквозь собственную пелену возбуждения, как он крутит другой большим и указательным пальцами. Он чертовски красив. Я никогда не видел Джастина таким… нет… это неверно. Я уже видел его таким. Много лет назад, когда Джастин потерял свою девственность, он был такой красивый, такой потерянный, но удерживающий меня на грани. — Ну же, — призываю его, — не сдерживай себя, Солнышко. Кончи со мной, — я шепчу, крепко сжимая его за шею, чтобы я мог запечатать его губы в голодном поцелуе. Я пробую вкус его рта своим языком. Как я хочу, чтобы я мог переместить его в мое тело одним лишь поцелуем. Я чувствую, как он весь дрожит, дергается под моими руками и снова дрожит, и он стонет мне в рот свой экстаз, его глаза распахиваются, как только его член пульсирует и начинает стрелять белыми струями, заливая наши быстро движущиеся руки. Но пока я ловлю его ускользающий язык, и понимаю, что наши рты отделились, а наше дыхание начинает нормализоваться, я кончаю в штаны. Черт! Думаю, что мне эта разрядка была так же нужна, как и ему.