Оставайтесь в "Оверлуке"

Если вы хотите познакомиться со знаменитостями, приезжайте в «Оверлук». Если вы хотите отведать самые изысканные блюда, приезжайте в «Оверлук» Если вы хотите сыграть в роке, приезжайте в «Оверлук», здесь есть корты для этой игры и все снаряжение. Если вы хотите отдохнуть, но при этом не желаете, чтобы пройдохи-журналисты пронюхали, с кем именно вы отдыхаете (и как, если уж по-честному), приезжайте в «Оверлук». Хотите резко сменить образ жизни? Приезжайте в «Оверлук» и (перережьте себе вены, лежа в ванной) оставайтесь здесь! Хотите ни о чем не заботиться и проводить все время в баре «Колорадо», где выпивка никогда не кончается? Приезжайте в «Оверлук» и (зарядите пистолет, приставьте его к виску и спустите курок) оставайтесь здесь навсегда! Хотите иметь верную жену и послушных детей? Приезжайте в «Оверлук» и (размозжите их тупые головы молотком для роке, выбейте из них на хрен все дерьмо, «ну давай уедем, дорогой, мы как-нибудь прорвемся, только давай уедем» — «заткнись, сука! заткни свою сучью глотку!», и молоток опускается, вновь и вновь, кровь летит вокруг, а потом что-то розовое и мягкое) и останетесь здесь навечно! Управляющий позаботится об этом. *** Его не помнили. Помнили злых дядей с пистолетами, убитых в большой комнате на последнем этаже, помнили семью, которая жила здесь прошлой зимой. Он так любил играть с их девочками, но они пришли на его площадку только один раз. А все из-за этих гадких кустов! Львы не хотят сидеть на месте! Все время стараются подойти поближе, если кто-то заходит на его площадку. Но ведь площадка — его и только его! Он сидит в темноте в цементом туннеле и думает о том, как когда-то мог бы сжечь те вырезанные из кустов фигуры. Он знал, что в большом блюде на первом этаже отеля лежат маленькие коробочки со спичками. На них еще надпись «Оверлук». «Реклама», — как говорила его мамочка. Он мог бы взять их, подойти к зеленому кролику или к одному из львов и поджечь их. Вот тогда бы он посмотрел, как они скачут туда-сюда, разбрасывая горящие веточки. Они бы валялись на всех дорожках, как черные червяки. Вот уж было бы весело. Если бы он поступил так когда-то, сейчас бы эти дурацкие кусты не пугали детей, которые приходили к нему поиграть. А уж он умел играть так, как никто другой! Он мог бы их обнять, прижать к себе, крепко-крепко. Так он когда-то обнимал мамочку, и она говорила, что он ее раздавит. Она смеялась. Вот так бы он обнимал детей, которые залезали бы в туннель. Они бы смеялись. Они бы смелись до слез, до крика. Он обнимал бы, пока у них бы не осталось сил сопротивляться. Он любил побеждать, когда играл, и в этой игре в «обнимашки» он бы победил. Один, два, три, он бы «наобнимал» себе целую коллекцию друзей. Мальчиков, девочек, может быть, он бы обнял и кошечку или собачку, если бы кто-то из ребят привел их с собой. Только гадкие кусты распугали всех детей. Ему очень хочется пожаловаться Управляющему. Пусть накажет злые кусты! Или пусть впустит его в отель! Ведь там есть дети — те девочки зимнего смотрителя. Наверное, им скучно. Чем взрослые могут их развлечь? Взрослые ничего не понимают в играх. Вот только вслух он этого не говорит. Управляющий — наверняка, взрослый, а именно взрослый когда-то привел его на эту площадку и оставил в туннеле. И гадкие кусты окружили его. *** Он заметил, что что-то произошло, спустя, наверное, неделю, не меньше. Хотя, если подумать, время здесь как-то странно трансформировалось — слиплось. Эта «слипшаяся» неделя прошла в таком угаре, что у Роджера просто не было времени остановиться. Да и желания, в общем-то, не было. Он скакал на четвереньках перед Дервентом, ел и пил из миски на полу, «сидел», «служил», «умирал», совал голову под юбки женщинам и между ног — мужчинам, обнюхивая их, облизывал руки, облизывал ноги, облизывал все, до чего ему позволяли дотянуться языком. Дервент хотел хорошую собачку? Роджер был хорошей собачкой. Хорошая собачка, правда, хотела бы и хорошей случки, но Хорас только играл с ним. Наконец, Роджер решил, что снимет костюм и придет в «Колорадо» голым. Может, хоть так в Дервенте что-то всколыхнется, он вспомнит, каково им было вместе… Особенно, если Роджер все равно будет вести себя, как собака: бегать на четвереньках, виляя голым задом и тряся висящими между ног яйцами и членом. Молния на спине доставляет Роджеру неудобства, но, наконец, около зеркала, он смог так завернуть руку, что достает до язычка и тянет его вниз. Замок разъезжается, напоминая разверзшуюся под острым скальпелем рану. Роджер поднимает руки, хватается сзади за ворот и тянет его в стороны, стремясь стащить костюм с плеч, однако тот не поддается. Он дергает сильнее, еще и еще, желая уже порвать на хрен этот костюм, но выбраться из него. Слышится треск чего-то. Не ткани. Звук слишком влажный, чавкающий. Роджер поворачивается спиной к зеркалу и пытается рассмотреть, что же там такое (с таким звуком) оторвалось. Под стянутым с плеч костюмом была не спина. Ну, то есть спина, но с сорванной (содранной) кожей. Роджер в удивлении смотрит, как на открытых мышцах набухают капли крови – темной, вязкой, такой не похожей на обычную кровь (живого) человека. Ему не больно, хотя должно бы быть.В оцепенении он берется левой рукой за костюм на правом плече и тянет его вниз. Вновь раздается влажный треск — и кожа слезает с плеча и дальше с правой руки. Он видит все это в зеркало и все равно не может поверить. — Кис-кис-кис! — слышится откуда-то издалека. — Где же наш хороший песик? Куда же он убежал? Роджер знает, что это голос Дервента и что лучше бы сейчас идти в бар, но по плечу течет вязкая кровь. И по спине. И еще он ощущает запах – сладковатую вонь, которая, словно сидела под его костюмом, герметично запакованная, и вот он выпустил ее. Это запах еще не разложившегося мяса, но уже отдающего душком. Это он отдает душком под костюмом хорошей собаки. — Ай-ай-ай, песик! — опять доносится голос Дервента. — Я сейчас обижусь и пожалуюсь Управляющему. Песик отправится спать на снегу. Роджер вздрагивает, вдруг разом приходит в себя. Чего это он действительно? Он должен быть хорошей собакой, а не голым человеком без кожи. Он быстро натягивает костюм (и кожу) на плечи, выворачивая руку, застегивает его на молнию, надевает на голову маску и встает на четвереньки. Стоило закрыть замок, как запах портящегося мяса ушел. Роджер старается улыбнуться. Не только Дервент хотел хорошую собачку — Управляющий хотел хорошую собачку, а Управляющему не отказывают. Улыбка не получается. Роджер радуется, что его маска оскалившейся собаки закрывает всю его голову, и Управляющий не видит, что его собственная улыбка совсем не радостна. *** Женщине из номера двести семнадцать не так повезло, как тем, кто остался в «Колорадо». Они могут пить и танцевать, они могут трахаться, сколько душе угодно. Хотя за столько лет они, наверное, уже все переспали друг с другом. Эдакая большая семейка полуразложившихся гостей «Оверлука», которые спят под одним одеялом. Когда-то все они надеялись уехать отсюда, но задержались, и Управляющий позаботился, чтобы их задержка стала вечной. Иногда здесь «остается» кто-то новенький, и завсегдатаи бара «Колорадо» набрасываются на него, как изголодавшиеся псы. Новичок получает полный набор местных херов и вагин, так соскучившихся по приключениям. Последним «приобретением» Управляющего была семья зимнего смотрителя Грейди. Даже в его полубандитских чертах лица жители «Колорадо» находили нечто притягательное. Хотя, наверное, на лицо они обращали внимание в последнюю очередь. Тело, новое тело, еще не такое скользкое и вонючее, как у них. Женщина из номера двести семнадцать думает, что они и в Халке нашли бы что-нибудь манящее. Она даже знала, что именно. Правда, если говорить начистоту, она и сама находила ЭТО весьма привлекательным. После стольких лет в ванной она находила привлекательными даже деревянные набалдашники на спинке кровати. Только ими ей и приходилось утешаться. Семья Грейди — муж, жена и две маленькие девочки на сладкое. Кажется, в «Колорадо» даже устроили лотерею. Выиграл, как обычно, Дервент. Его «Оверлук» — ему и снимать сливки. Сейчас семейство Грейди побывало уже у всех, и интерес к ним слегка поутих. «Если вы наигрались, дохлые жлобы, привели бы их ко мне, — подумала она. — Мы бы нашли, чем заняться». Последнее время в ее номер заходили редко — только та визгливая девчонка, сбежавшая, стоило только ей отодвинуть в сторону занавеску, и долговязый повар-негр. За столько лет без теплых мужских рук на своей заднице и горячего члена в дырке между ног она стала неповоротлива и нерасторопна. Он смог сбежать прежде, чем она дотянулась до него. Почему управляющий оставил ее здесь? Почему не выпустил туда, где каждую ночь веселье? Они, тамошние ублюдки, могут дурманить головы живым постояльцам, они могут выглядеть почти как люди и носить маски, скрывающие их мертвые белесые глаза, ей же приходится голой гнаться за редким посетителем. Она лежит в ванной и прислушивается к звукам, доносящимся с нижних этажей. Ее кожа сморщилась от влаги и покрылась сине-черными пятнами и язвами. На поверхности давно остывшей воды растянулась вонючая гнилостная пленка. Ее маленькое «болотце». Вот только женщина из двести семнадцатого не испытывает к нему никакой любви. Она помнит то время, когда жила здесь с Артуром, таким милым семнадцатилетним мальчиком с упругим задом, который она сжимала, впиваясь длинными твердыми ногтями на узловатых пальцах, когда кончала под ним. Помнит, как каждый вечер спускалась в «Колорадо» и пила там сладкий джин с водкой и мускатом — накачивалась так, что едва стояла на ногах. Самое прекрасное в этом состоянии то, что мозги отключались и казалось, что она еще ничего штучка, еще может задать жару любому пацану. Потом он уехал, жалкий ублюдок, и она стала пить больше и чаще, но почему-то Управляющий оставил ее здесь, в ее номере. Ей ни разу не позволили спуститься в бар, хотя она могла бы. Могла бы! Вряд ли там кто-то обратил внимание на ее вечерний туалет. А вернее, его полное отсутствие. Ее кожа была сейчас таких шикарных фиолетовых оттенков, которым позавидовал бы любой модельер. Иногда она думает о другом: почему когда-то ей не пришла в голову мысль упиться до смерти в «Колорадо»? Почему она сдохла здесь, а не там? Наверное, потому что не знала, что останется здесь. Если бы знала, то выбор бы ее пал на какое-нибудь другое место, а не на этот осточертевший ей номер двести семнадцать. Если бы она знала, то никогда бы не приезжала в «Оверлук». Но об этом она думает очень тихо и очень редко, чтобы ее никто (Управляющий) не услышал. *** Оставайтесь в «Оверлуке». Здесь вам не придется заботится ни о чем. Секс и выпивка. Танцы и наркотики. Оставайтесь в «Оверлуке»…