Очень эпический рассказ

Это была какая-то неправильная… Гнарния. Тёмная, сюрреалистическая и сумасбродством событийности напоминающая скорее нечто кэролловское, чем клайвовское: в более грязной и абсурдной версии. Зато именно в ней многое наконец произошло как должно. Хотя можно ли говорить так, описывая абсурд? Но, тем не менее, упорядоченный хаос себя полностью оправдал: старые не закрытые гештальты и мучащие с детства «не до конца расписанные моменты» предстали во всей красе долгожданным раскрытием темы! Эдмунд искренне и откровенно залип на Белую Королеву. Сьюзен оказалась не самым спорным, а вызывающим наибольшее одобрение правильностью решений участником событий. Питер, попытавшись строить младшего брата, наконец-то отхватил от него заслуженных тумаков. (А потом от Сьюзен. А потом от Люси. И снова от Люси. И снова от Эдмунда. И снова…) Метафорическая ситуация с возвращением мистером Тумнусом белого платка отвергнутой Люси объяснилась: гомосексуальными предпочтениями фавна. Да и вообще: Питер был ни черта не храбрым. Люси… была непревзойденной в своей ипостаси. Каспиана заменил один известный пират, и, честно говоря, из-за отсутствия принца никто не расстроился, а Питер вообще обрадовался больше всех: своеобразная версия дочери Раманду по праву досталась ему… И тогда как Нарния Льюиса была поистине гениальной, но… всего лишь книгой: дополненной фильмами, играми и прочим… Эта же её версия — существовала на самом деле. Младший брат, который, как и исполнитель роли персонажа в реальности, звался по-настоящему не Эдмундом, недалеко ушел от оригинала: его звали Эдвард. Остальные же, действительно, обладали именами прототипов, и это было… настолько пародийно и в то же время… верно, что отчасти раздражало. Серьезно: Эдвард был бы куда больше рад, если бы вместо них в Нарнию попал кто-то другой. Например, сами актеры, отыгрывающие роли Пэвенси. Он считал, что это должно было бы быть смешно. Вот бы они… охренели, увидев, как обстоят дела по-настоящему! Да они бы в обморок похлопались после первой смерти и последующего возрождения, зарыдали бы в ужасе и стали умолять Бога отпустить их домой! Питер вот — так и сделал. Как там в первый раз умер этот трусливый ангел? Вроде его пристрелил псевдоМоргрим? Или убила Белая Колдунья, опять же местного разлива? Взгляд Эдварда подернулся пеленой воспоминаний, а губы сами собой растянулись в похабной ухмылке. Какие же у Колдуньи всё-таки буфера. А задница!.. И эта белая копна дредов… То, что она обладала куда более пышной, нежели версия из фильма, фигурой, её только красило. А уж её садистские пристрастия… Опять же: нынче тема раскрыта с куда большей фантазией. Куда более… детально и глубоко… Эдвард закусил губу и хохотнул, вспомнив, как выпячивал перед Колдуньей бедра мазохистский белый волк, подставляясь под удары флоггера. С Эдвардом она себе такого не позволяла… Правда вот Эдмунду в одной из версий событий повезло меньше, но что до персонажа?.. Питер чересчур громко всхлипнул, и Эдвард вынырнул из грёз, нахмурившись. Нет, ну как же брат достал. Невыносимый, жалкий, трусливый цыплёнок. Супермен — в своих мечтах, как же. Осмеивать его Эдварду уже надоело: он и так с полчаса до слёз хохотал над скулящим блондинчиком, поделившимся с ним своей бедой. Нет, серьёзно, узнал бы Льюис, как обстоят, на самом деле, дела в описанной им Нарнии… Его бы самого, кстати, сюда: с Асланом познакомить. Тот бы оказал ему божественную встречу… — Ну прекращай реветь, Питер, — раздраженно велел Эдвард. — Ну облюбовал Стебасло твою задницу, что теперь, рыдать, что ли, постоянно? Научись получать удовольствие. Во всём есть свои плюсы. Эдвард направил волшебную палочку Люси на стоящий в отдалении стол и попытался стелекинезить с него себе в руку райское яблоко. Роулинг бы… тоже в её Хогвартс закинуть, познакомить с истинным Поттером, тем, что Гарри, и остальными. Подсказать, что персонажи не стоят послушно на том месте, где ты остановился в написании, решив вернуться к книге через год или пять. Слишком взрослые для учёбы в Хогвартсе, в самый раз для обрюхачивания школьниц Хогвартса, ага. Яблоко изменило траекторию, рухнув аккурат на макушку Питеру. Тот с готовностью заплакал ещё горше. Эдвард тяжело вздохнул. Какая-то… аура невезения у этого ангела. Хоть и крылья из спины выдрал, а полностью себя не изменить. Сколько раз уже на части его разрывало да разрезало — всё тот же сексуальный блондинчик в эротично пошитом костюме. Ну вот чего он ждал, в самом деле? У него под тканью рубашки — кожаные ремешки, и Эдвард это знает. Вся истинная Нарния это уже знает, Моргрим подери! И ещё смеет удивляться, что один раз устроивший оргию с Люси, Сьюзен… и Питером, Аслан или Стебасло, как звали его здесь, выбрал именно последнего в постоянные любовники. Эдвард подумал, что понимает выбор Аслана, несколько отстранённо. Всё-таки Питер интересовал его не так… сильно, как Белая Королева — та ещё стерва, конечно, но за её внешность ей можно простить всё… Взгляд Эдварда опять поплыл, расфокусировавшись, по тронному залу, и громкий всхлип Питера, в очередной раз вернувший из мечтаний, сбил на злость. — Тебе легко говорить! Тебя же не трахал оборотень-лев! — Питер нашёл в себе силы подняться с пола, где сидел, привалившись к трону, и опуститься на него. Слишком резко, от чего охнул и захныкал. Эдвард хохотнул. — А мы тебя, между прочим, тогда спасали! Ради того, чтобы он тебе помог… — Питер замолчал, закусив губу, и Эдвард захотел его ударить. Разодрать ангелку ногтями спину, вставить до основания член в его разработанный зад. Вряд ли уж так сильно замучает: Эдвард, конечно, потрясающий любовник, но местного бога ему не обойти. Кое в чём нарнийский лев всегда будет обыгрывать человека, увы. Эдвард всё же притянул, с помощью волшебной палочки, к себе со стола яблоко и вгрызся в сочную мякоть. И с чего такие жестокие фантазии? Всё Стерва со своим садизмом. Или это даёт о себе знать увлечение боевыми искусствами?.. Избить Питера тоже хотелось. С самого момента знакомства. Высокий, ангельски красивый, прямо-таки источающий жестами и позами сексуальность, и притом такой пугливый и слабый… Да ещё и за книжного Эдмунда было обидно. Так его книжный Питер задирал несправедливо: детской мечтой было, чтобы Эдмунд старшему брату хорошенько отвесил. А, впрочем, что до книжных персонажей? Они сами — настоящие, а не персонажи. А вот то, что Нарния оказалась настоящей — это уже другое дело… Первое время Эдвард страдал страшно. То, как этот мир обходился с ним, было поистине пыткой для привыкшего к реальности человека. Нет, серьёзно, такого даже в фильмах не было! Чтобы такие вещи случались, чтобы стёб был таким непредсказуемым… Никогда ещё чёрный юмор не был настолько чёрным. А потом… пришло смирение. Они все умерли, наверное, и это их предсмертный трип. Ну или… да неизвестно, что это такое было. Эдвард не знал. Но догадывался, что подобное, как минимум, — приходило в голову другим. А, может… с кем тоже взаправду случалось… Тонны фэнтези-историй, где придуманные миры оказываются реальностью… Ведь не из пустоты это всё? Чьи-то мечты, чьи-то кошмары… Если бы кто-нибудь только мог прознать про истинную Нарнию, собравшую в себя и около себя множество других чужих фантазий… Но здесь не было никого из настоящей реальности, (а, впрочем, точно ли именно реальность Эдварда была настоящей?) кроме них четверых. Люси… возможно, она снова стоит сейчас, прилипшая языком к фонарному столбу, и поджидает мистера Тупуса, оторвавшего её от столба ценой её языка. (Впрочем, у каждого из них был дар абсолютной регенерации, так что подобные прецеденты — не более, чем особенность этого мира. Жестокий дар от создателя. У каждого бога своё чувство юмора, и в каждом мире свои правила). Сьюзен, скорее всего, где-то закатывает глаза, давая понять очередному поклоннику, что он не в её вкусе. Или же проявляет чувства более прямолинейно, выплескивая кому-то в лицо дурно пахнущие остатки отравляющих алкогольных веществ, которые в себя вливала через трубку, подсоединённую к рогу. Белая Стерва, возможно, порет высунувшего от наслаждения язык Моргрима, (как-то по-другому его прототип зовут в этой версии Нарнии, но Эдварду плевать, он не запоминал и не запомнил его имя: белый волк ему не интересен). Где-то что-то происходит. И чаще всего, как итог этого чего-то, кто-то умирает, чтобы возродиться в целости и сохранности вновь через пару минут. Это страна чёрного юмора и сюрреализма. В ней любое событие обращается в жестокость и абсурд. Везде что-то происходило, только в тронном зале царило уныние, и с каждой секундой увеличивалась злость Эдварда. Он был готов проткнуть Питеру горло волшебной палочкой Люси, лишь бы заткнуть его хоть на пару минут. Но вместо этого… решил всё же дать волю промелькнувшему желанию оттрахать ангела: до его сорванного голоса. Лишить возможности ныть иным способом. Тот же всё равно давно этого хочет: Эдвард знает, что когда Мистик предложила видоизменить своё тело по желанию ангела, тот сперва превратил её великолепные формы Стебасло знает во что, а потом, когда девушка смирилась с его извращёнными пристрастиями, осмелев, велел ей обратиться в Эдварда. Младший брат знает, что после первого акта со Стебасло, случившегося из-за Эдварда и за него, Питер прорычал, кутаясь в плед, что за Эдвардом должок. Ангелок всерьёз планирует себя верхним партнёром? Вот это вот, сотрясающееся в плаче, десятки раз взятое силой создание, оплетенное под рубашкой кожаной портупеей? Эдвард рассмеялся, и Питер, наконец, замолчал. Младший брат соскочил с трона, вздёрнул старшего на ноги и выдохнул: «Захлопни же ты рот, Питер. Твоему прототипу, когда он сыпал ругательствами и нотациями, никто этого не говорил в книге, а этого так не хватало, поверь!.. Говорю тебе я: сейчас, в настоящей версии Нарнии. Заткнись. И примени свои пухлые губы по назначению уже!» Жестокость и пародия. Раскрытие ситуации: детальное и углублённое. В глазах Питера была мольба, и Эдвард, зарывшись в его светлые волосы, запрокинув голову брата, озвучил установку: «Соси, Питер. Или же я последую примеру льва прямо сейчас. Разорву твою задницу на части… да хоть вон тем ананасом со стола. В тему местных привычек: доводить эротичность до комичности, а комичность до жестокости. Затолкаю глубоко в кишки — будет твоя самая нелепая смерть». Питер, часто задышав, поспешно потянулся к брюкам Эдварда, и тот рассмеялся вновь. Трусливый ангелок, так ему! Высказанная идея уже не казалась такой нелепой: то, каким ужасом Питер среагировал на издёвку, заставило задуматься о том, чтобы претворить идею в реальность. Довести старшего брата до грани и пинком под зад скинуть в пропасть. Просто потому, что Эдвард любил власть. Потому что ему нравилось подчинять. Потому что Питер был так сильно похож на изображенного фильмом, ненавистного ему с детства книжного героя, что хотелось отомстить самым изощрённым способом. Даже если, на самом деле, Питер не был тем самым Пэвенси. А Эдварда звали не Эдмундом. И Нарния была другая, отзеркаленная с зеркала, отражённая десятки раз. Разбитая на осколки, расколотая, ломанная. Эй, Пэвенси, у вас Нарния сломалась! Сказать бы это им самим… да существовали ли они, на самом деле? Они вот с Питером — существовали. И сейчас Питер вбирал в рот член Эдварда, а тот, стискивая его светлые пряди на затылке, чувствовал себя персонажем какого-то не порно, а тёмного (и темного) пародийного кино. В сценарий бы ещё какой-нибудь крэк, типа того, что Вилли Вонка добавлял в свои сладости части человеческих тел. Или это слишком?.. А, впрочем, нет — в самый раз: в порядке общего беспорядка можно бы и прибавить. Или это, и в самом деле, было? В каком-то фильме?.. Или в реальности?.. Здесь всё какое-то секонд-хэнд, да и везде, если задуматься, тоже. Разобраться, что есть истина, почти не представляется возможным. Эдвард пристроил и вторую руку на волосах стоящего перед ним на коленях Питера и жарко выдохнул. Губы Питера, обхватившие его член, — точно реальность. Иначе, если бы это всё было, например, сном, ощущения были бы слабее… Всё же фантазия в сновидении, хоть и не имеет ограничений, но обладает скудной физической ощутимостью. А тут… Питер так… ох. Эдвард толкнулся, проталкивая член глубже красавчику в горло, и тот на мгновение замер, а потом принялся вырываться. Эдвард с силой выкрутил ангелу волосы. Богу он, значит, играться с собой позволяет, а человек для него недостаточно хорош? Он западает только на девок-мутанток? Да вот хер ему, в буквальном смысле! К Эдварду прибегает плакаться, ноет беспрерывно… Хочет внимания и понимания: пусть оказывает ответные услуги. А то помогать за просто так Эдварда порядком достало. Белая Стерва и та на себя посмотреть, а после и овладеть собой позволила. А этот самый жалкий король из всех возможных хочет присаживаться на уши Эдварду за бесплатно? Сейчас он так присядет, слизняк бескрылый! Эдвард ускорил темп толчков. Насадив Питера ртом на свой член до упора, со стоном выстрелил семенем. Убедился, что брат насытился его спермой, и, вытащив член из его рта, не дав Питеру времени зарыдать, с силой толкнул ботинком в грудь. Король Нарнии плюхнулся на бедра, взвыл и скорчился на полу на боку. Эдвард сел на пол рядом с ним. Хотелось избить его. Прежнее увлечение начало напоминать о себе: лежащего на полу так хотелось добить… Сиротская школа жизни учила поступать именно так. Эдвард дал себе волю, впечатав Питера кулаком в низ живота. Насладился его визгом и сучением ног по полу, и, распластав на спине, решительно оседлал. — А ну заткнись! — рыкнул он. — Я ведь тебе уже приказывал замолчать! — За что? За что ты так со мной? Почему надо мной все издеваются? — заплакал ангел. — Почему ты мучаешь меня больше всех?! — Аура у тебя такая… Или карма, — подумав, добавил Эдвард и мерзко заулыбался в ответ на дрожание губ Питера. — Я возьму тебя, и лучше тебе не сопротивляться. Меньше крови будет. Питер в ответ на его слова, взвыв, задёргался, но Эдвард лишь опустил ладони ниже, перенося вес тела и надавливая пальцами на низ живота брата. Питер, вскрикнув, подчинился, прекратив попытки оттолкнуть Эдварда. Он вообще привык пасовать перед трудностями и сдаваться без боя: раз уж сбежать не получалось. Эдварда как раз возбуждал тип жертвы. Но притом его не интересовали те, кто сам искал боли и страданий. Питер ненавидел, когда с ним случалось что-то плохое. Искренне расстраивался, рыдал и страдал с отчаянием, а не с удовольствием. И именно поэтому Эдвард хотел причинять ему боль снова и снова. Волшебная палочка лежала на сидении трона и, чтобы достать её, Эдварду пришлось подняться с Питера. — Лежать, — предупредил он. До трона был шаг, до стола около пяти. К тому же, если бы Питер решил попытаться сбежать, палочка бы мгновенно догнала его испепеляющим разрядом. Регенерировался бы: стал бы посговорчивее. Смерть вообще меняет мировоззрение. Питер умирал уже столько раз, что от одной мысли о том, чтобы испытать это снова, его бросало в дрожь. Последние секунды не поддаются описанию, ничто не происходит мгновенно, всегда находится время для невыразимой боли, после которой наступает тьма, а затем вновь свет… Питер был готов принять любые истязания, лишь бы свет не сменялся тьмой. Хоть свет и ассоциировался у него с болью тоже. Ничего другого в жизни Питера почти и не было. Боль и унижение, жестокие насмешки и провал во всех начинаниях… Нарния сделала его королем. Подарила ему семью… …Познакомила его со смертью. Расширила ассортимент унижений до нереального размера… Телекинезом перенесший на пол рядом с собой ананас с трапезного стола на отдалении, Эдвард оседлал Питера вновь быстрее, чем тот успел выдрать из его рук волшебную палочку. — Хотел заколдовать меня? — улыбнулся Эдвард. — Ты не маг, Питер. Да и не воин. Ты неудачник. Жертва, по какой-то случайности получившая главную роль. Отголоски параллелей, наверное. Эдвард наставил острие волшебной палочки Питеру на глазницу, и давно сочиненная старшим братом фантазия (он даже в собственных фантазиях оказывался побежденным) о том, как его глаз протыкают насквозь, всколыхнулась в памяти и сорвалась с губ стоном. — Лучше убей, — попросил Питер, и Эдвард поджал губы. На одно лишь мгновение он испытал к этому ангелу что-то сродни… жалости? Последнее, о чём жалел Эдвард, это что в памятной битве за истинную Нарнию героем умудрился стать именно Питер, укравший его призрачную славу, а не он сам. И на фоне этого эмоции, что он испытал сейчас, были… неожиданны. Хотя ничего же не происходит мгновенно: ну… пусть Эдвард жалел Питера… пару мгновений. В глазах ангела снова стали накапливаться слёзы. Эдвард положил палочку на пол и оттолкнул её рукой, закатив под трон позади себя. — Прошу… — Питер коснулся колен Эдварда, разведенных по обе стороны от ангела. — Хватит издеваться надо мной. Я ничем это не заслужил. Я твой старший брат. Ты ведь говорил, что любишь меня. Последняя фраза проткнула Эдварда насквозь — через глазницы, по которым нервно метался взглядом Питер. И Эдвард, не придумав наилучшей реакции, стопроцентно попав в атмосферу местного стёба, с размаха опустил ананас брату на лицо. Ангел вскрикнул. Эдвард поднял импровизированный снаряд и ударил брата снова, сильнее. Ангел закрыл лицо руками и снова затрясся в судорогах плача, и Эдвард слегка остыл. Да, он, действительно, ему такое говорил. Когда новообретённая семья вытащила его из темницы. Когда они простили его за отступничество. Когда он впервые вернулся с того света… Прописанный в книге сюжет старательно лепил из вовсе-не-Пэвенси своих персонажей. Но они не были Пэвенси, они не были теми, кем хотела (или ей было всё равно?) видеть их Нарния. Они исполнили пророчество. Они свыклись с жизнью в ролях королей. Но они не обязаны следовать детскому сказочному сценарию! У них тут своя Нарния, с бобрами-гомосексуалами, с волками-мазохистами и с богом, трахающим ангела, Моргрим подери! И классического преисполненного морали финала не будет: будет кровавый, грязный, максимально аморальный и высокорейтинговый. Потому что Эдвард свершит задуманное и отфистит Питера по самое горло гребаным ананасом, разодрав его внутренние органы на части. И пусть ненавистный ангел подохнет, как и хотел! Договорившись с внутренними демонами, Эдвард слез с брата и рывком перевернул его на живот. Дернул вниз его брюки, царапнув не до конца расстегнутой ширинкой, и раздвинул его ноги. Питер больше не сопротивлялся. Опустившись на локти, подрагивал в плаче, эротично выпятив бедра на манер опытной проститутки. Эдвард хмыкнул, с размаха шлепнув брата по ягодицам. Еще удивляется, что его возжелало божество: с такой-то сексуальной задницей! Эдвард положил на бедра Питера обе ладони и принялся наминать ягодицы брата, с полосочкой чёрных стрингов между ними. Ещё мечтал быть верхним: наивный ангел! Неудачник! Жалкое подобие того великолепного нарнийского короля, что изобразили в фильме!.. Поймавший себя на этой мысли, Эдвард быстро поразмыслил на тему того, что Питер из фильма, и правда, нравится ему. В отличие от Питера, прописанного Льюисом в книге-первоисточнике. Но всем киношным образам, актерам и сочетаниям букв далеко до этого похныкивающего светловолосого ангела, постанывающего сейчас перед ним на полу. Эдвард скользнул руками на пуговицы рубашки Питера, нащупал, что они застегнуты, и велел брату: «Расстегни». Подумал и уточнил: «Сними совсем. Портупею оставь». Питер, приподнявшись, сев на колени, послушно исполнил требование. Белоснежный шелк соскользнул на пол, и взору предстало роскошное тело, обтянутое чёрными кожаными ремнями. Эдвард положил загорелые руки на спину Питеру и провел ногтями по шрамам от крыльев, наслаждаясь властью и контрастом оттенков. Толкнул брата, прижимая к полу, и Питер вернулся к первоначальной позе, оперевшись на локти. Задрожал от страха, когда Эдвард стянул с него ткань белья, прежде больно шлепнув его ниткой стрингов по щели промеж ягодицами. Еще раз выдохнул умоляюще: «Эдвард, не надо…» и заерзал на локтях, мотая головой, когда Эдвард раздвинул его ноги шире. Хотелось начать сразу с конца, но Эдвард не удержался от желания всё же ощутить Питера собой. Сперва в его проход ворвались пальцы, но уже через несколько мгновений Эдвард заполнил разработанный зад брата членом, осознав, что в прелюдии смысла нет. Раньше Эдвард не задумывался, в каком обличье брал Стебасло Питера, и хотя сейчас был самый подходящий момент для издевки на эту тему, Эдвард удержался от неё. Вместо этого врываясь в Питера всё глубже. Восторженно причиняя ему боль снова. Никакой слюны для лучшего скольжения, никакой жалости к тому, что Питер едва ли час назад в слезах жаловался ему на то, что снова применял регенерацию, сращивая разорванную плоть и заживляя порезы от когтей на коже. Вероятно, Питера всё-таки выебал лев. Эдвард подумал о том, что о таком в книгах не писали и вряд ли напишут. Кожаные ремни на спине Питера манили, и Эдвард оправдал их присутствие, сделав то, что и хотелось сделать при виде них: с силой оттянув. Дернув вниз и в сторону. Потерев чувствительную кожу ангела посредством перекатывания скрипящих ремней туда-сюда. Не переставая притом, играясь с упряжью, долбить Питера членом. Старший брат выдавал боль отчаянным воем, и Эдвард содрогался в экстазе, думая о том, как охуенно больно для Питера ощущается трение члена по разодранным стенкам прохода. Мысль о том, что его возбуждает фантазия того, как Питера трахает дикая кошка рискованного для партнера размера, не смутила: напротив, Эдвард дал себе волю, отпустив смешок. Серьезно, он хотел бы на это взглянуть. Как бы дать знать кому, что подобное могло бы быть охуенным бонусом к вселенной Клайва. И назвать, по стёбной аналогии кое с чем, «Проблема Питера» или как-то так. Эдвард вставил в Питера член до основания, и, оттянув его портупею, выгнулся в оргазме, заполняя разъебанный проход ангела очередной порцией семени. Когда он вытащил член, то из прохода Питера вместе с тянущейся за концом члена Эдварда вязкой нитью спермы, вытек тонкий ручеек крови, и Эдвард оскалился в предвкушении того, как превратит его в кровавый поток. Импровизированная экстремальная секс-игрушка, с помощью которой Эдвард планировал запытать Питера до смерти, пропустив предмет сквозь его внутренности, терпеливо дожидалась на полу, равнодушно топорща острую листву. Пальцы сами скользнули на грудь Питера и, нащупав его соски, с пристрастием их выкрутили. Вовсе не жест, призванный дать передышку или, хуже того, добавить эротизма: просто Эдвард желал натешиться чувствительностью Питера, используя все возможные способы. И даже классические были допустимы: прелюдией к запланированному извращению. В древности фантазия палачей была изумительно изощренной… Интересно, периодика Нарнии считается допустимой для причисления к тем временам? Альтернативной, но довольно разумной: местные устои и повторяющиеся на бис, из раза в раз всё более абсурдные смерти, давали повод. Эдвард взял в руки ананас и провёл пальцами по топорщащимся кончикам пластинок кожуры. — Пиздец тебе, Питер, — с наслаждением озвучил Эдвард. — Я тебя насквозь продырявлю, и мучайся потом воспоминаниями всю вечность. Приятного аппетита. Ангел рванулся прочь, но Эдвард ожидаемо удержал его за портупею. — Замри и терпи, — выдохнул младший брат, и старший в голос зарыдал от страха. — И умри… — добавил Эдвард. — Сам просил. Пальцы Эдварда скользнули к заднему проходу Питера и, взявшись за край дырки, растянули плоть. Питер завыл, а потом замолчал, вероятно, закусив губу. Накаченные плечи его подрагивали, изгиб спины демонстрировал нереальную для человека анатомию. Эдвард использовал обе руки и расширил проход на максимально возможную величину, не переходя к разрыву. А неплохо его Стебасло: возможно, удастся и не порвать, несмотря на размер того, что Эдвард планировал запихать в Питера. Ничего страшного, отыграется на внутренностях: будет проталкивать кулаком, пока Питер не рухнет на пол в смертельной агонии. Вряд ли удастся, конечно, пропустить ананас сквозь него насквозь, как припугнул: разве что разрубив тело Питера пополам? А то рука так далеко не пройдёт, даже если по плечо засунуть. Но можно попробовать: может, анатомия ангелов позволяет свершать с ними подобные вещи? Питер выгибал спину едва ли по-человечески… Эдвард приставил край фрукта к анусу брата, и Питер снова зарыдал, умоляя остановиться и убить его, но не подвергать подобному. — Убью, — пообещал Эдвард. — Обязательно. Не порти мне удовольствие от процесса: заткнись. Удивительно, но острые кончики пластинок кожуры, раздирающие стенки прохода, причиняли Питеру большую боль, чем размер пыточного инструмента. Это было неожиданно и отчасти обидно. «Лапы в него Стебасло пихал, что ли, что его тело позволяет подобные изощрения?» — с раздражением подумал Эдвард. Мысль о фистинге львиными лапами дополнилась фантазией выпусканием когтей, и Эдвард растянул губы в ухмылке. Это всё, действительно, садизм Белой Стервы. И увлечение боевыми искусствами. И жажда власти. И ещё желание отыграться на этом ангелке… а за что, собственно? Он не был Питером Пэвенси, придуманным Клайвом. На образ Питера из фильма он был похож… совпадением внешности с актером, но это всё равно не делало его ответственным за сущность выдуманного человека. Он вообще не был человеком. Эдвард осознал, что хочет обладать этой версией заключенного в Нарнии короля больше, чем кем бы то ни было, и встретил эту мысль пораженческим стоном сквозь зубы. Да чтоб этому Питеру: рыдать от боли, быть замученным Стебасло, сдохнуть!.. Эдвард пытался примириться с мыслью, что влюбился в старшего брата: трахая его ананасом. Питер, рыдая, не сопротивлялся, потому что трус, слабак и… это ведь всё быстрее закончится, если он смирится, да? Эдвард ведь когда-нибудь оставит его в покое, перестанет мучить насмешками и издевками, до которых далеко любым версиям младшего Пэвенси? Ананас застрял, почти скрывшись до конца. Питер умирать отказывался. И не самое обидное, но ставшее решающим аргументом: желанной Эдвардом крови не было! — Я ненавижу тебя, Питер… Пэвенси! — прорычал Эдвард, отстраняясь от брата и нашаривая под троном свой магический помощник. — Я не Пэвенси!.. — прорыдал тот и на выдохе добавил. — Вытащи его из меня, Эдму… Эдвард!!! Собственная оговорка сбила Питера на ярость, а Эдварда на истерику. — Авада кедавра, — издевательски выдохнул он сквозь хохот, направляя магический разряд волшебной палочки на брата и взрывая его на куски. Плоть разлетелась на части вперемешку с брызнувшим соком ананасом. Эдвард слизал с края губы попавший туда кусочек фрукта. В одной из детских сказок волк сожрал людей, и потом их вытащили из него живыми, разрезав во сне его желудок, который после набили камнями, и от всего этого волк даже не проснулся, словно бы всё происходящее — обычное дело. В другой — королева велела убить ненавистную ей девушку и планировала вкусить её сердце. Обыденность для сказочных миров, ставшая, едва ли страшными для детей из реальности, фрагментами старинных чернушных фантазий. Каждому миру — свои правила. Питер соткался из пустоты через пару минут. Сжался в комок на залитом кровью и грязью полу и заскулил, пестуя сломанную ему Эдвардом психику и дар из воспоминаний, которые станут кошмаром на всю вечность. Сидящий на троне, закинув ногу на ногу, Эдвард поприветствовал Питера смешком: — Ну вот и у нас с тобой что-то произошло, закончившееся смертью и последующим возрождением. Играем по нарнийским правилам. — Хочешь ананас? — злорадно предложил Эдвард, и Питер расплакался, размазывая ручьи слёз по ангельски прекрасному лицу. — Пошли посмотрим, чем там Люси и Сьюзен заняты, хватит страдать, — подошедший к брату Эдвард вздёрнул ангела на ноги и, властно прижав к себе, требовательно засосал, насилуя языком его рот и сжимая сзади, на спине, кожаный ремешок его портупеи, скользнув рукой под материализовавшуюся на нём вновь белоснежную рубашку. — Потом снова поиграем в Пэвенси, — отпустив Питера, пообещал Эдвард. — Придумаю ещё более охуенный сюжет, обещаю. — Я ненавижу тебя. Я люблю тебя. Чтоб ты сдох, — выдохнул Питер, уцепившись пальцами за кофту Эдварда. — Скажи, тебя Стебасло всегда в львином обличье трахает или всё же иногда в промежуточно-зооморфном? — всё же не удержался от вопроса Эдвард. Питер наскрёб всю имеющуюся у него храбрость и дал младшему брату слабого тычка в грудь. — Уже лучше. Будешь стараться — однажды попадёшь в роль, — подбодрил Эдвард и потащил ангела к выходу из тронного зала. — Времени у нас для репетиций — целая вечность… Этот нарнийский Рай диктует… поистине адские условия существования…