Алый цвет на его руках

Дождевые капли на лице, вой свирепых ветров в ушах, теплые губы на губах. Куроко бы послал такую судьбу к черту, но на пальцах подсыхает собственная кровь — с каждым разом она течет из носа все чаще, — а голова словно раскалывается на части от нестерпимой боли. Буря все ближе. * * * Воочию увидеть нелепую смерть лучшего друга от рук неуравновешенного отморозка — совсем не то, чего ожидал Куроко, возвращаясь в родной город спустя долгие годы. Его отчаянный крик вторит эхом отразившемуся от стен пистолетному выстрелу, а время замирает, всего на миг, чтобы заново начать свой бег с уже миновавшего несколько минут назад момента. И Куроко не медлит. Переписывать историю на свой лад оказывается легко. Как по взмаху крыла синей бабочки, что мелькнула рядом перед случившимся: Куроко даже повезло сфотографировать ее — такую красивую и необычную, словно призрачную — на свой любимый полароид, всегда лежащий на дне школьной сумки. А позже, встречаясь с похожей синевой родных глаз и теплой улыбкой, Куроко понимает, что готов хоть бесконечно менять прошлое ради Аомине, если это поможет тому быть рядом — целым и невредимым. Живым. * * * Город утопает в объявлениях о пропаже Кисе Рёты, до которых, кажется, никому нет дела, а у Аомине на столе целая стопка еще не расклеенных листовок. Рядом с ней лежит фото бабочки — у Куроко никогда не получалось что-то утаивать от него, не вышло и на сей раз. Он задумчиво проводит пальцами по гладкому поблескивающему глянцу, вспоминая, как страшно и волнительно было рассказывать правду о том, что произошло на самом деле. Как оказалось — напрасно. Потому что у Аомине — смелого и азартного, предпочитающего доверять своему сердцу, а не здравому смыслу — всегда все просто и понятно. Куроко до сих пор ощущает его теплые ладони, успокаивающе поглаживающие спину, и дыхание на макушке, когда он уверенно шептал ему под покровом ночи, что они непременно связаны, прямо как родственные души, и что Куроко, вероятно, его личный ангел-хранитель. Сейчас же Аомине еще спит, утомленный их ночными играми в детективов, и Куроко не может сдержать улыбки, залюбовавшись его мерным дыханием, подрагивающими ресницами, восхитительным контрастом темной кожи с простынями. Он и сам лишь недавно выпутался из одеяла и горячих смуглых рук, смущенно приглаживая растрепанные после сна волосы. Под босыми ногами, на ковре, рассыпаны бесчисленные фотографии, газетные вырезки, документы, и Кисе Рёта смотрит на Куроко с черно-белых плакатов своими лучистыми глазами. Аомине отзывается о нем, как о шумном и неугомонном надоеде, но Куроко знает, что тот важен для него — это чувствуется в его безграничном желании добраться до истины. Поэтому Куроко дает себе слово, что они обязательно сведут воедино все ниточки и разберутся во всех странностях, творящихся вокруг. Он приложит для этого все силы, даже те, что пробудились в нем совсем недавно. Ради Аомине. Ради того, чтобы сказать Кисе Рёте спасибо за то, что не дал ему погрязнуть в бесконечном одиночестве, когда самого Куроко не было рядом. Но если играть со временем, оно может обернуться против тебя. * * * Тающее за горизонтом солнце заливает золотом морскую гладь и пляж. Все совсем как раньше, когда они прогуливались вдоль пенящейся кромки моря, возвращаясь после тренировки в средней школе. Вот только выбросившиеся на песчаный берег киты выглядят ужасно и неправильно, но по-прежнему величественно и прекрасно. Куроко с болью отводит взгляд, отлично понимая, что спасение Аомине и множество других судьбоносных решений не могли не повлиять на естественный ход событий. Он вспоминает снегопад, затмение, падающих с неба птиц и боится представлять, что будет дальше. Во внутреннем кармане куртки Аомине теперь уже две неиспользованные пули: для него самого они — сувениры, для Куроко — жуткие символы того, что Аомине не должно быть рядом. Внутри что-то мерзко нашептывает, что их будет больше. Стихия в ярости — Куроко это чувствует, — и она не остановится, пока не получит свое. Аомине крепко сжимает его ладонь, рассеивая все мрачные мысли, и это так чертовски правильно — вновь ощущать его поддержку. Куроко смотрит вдаль, на заходящее солнце, и клянется себе, что обязательно будет бороться до конца. Ведь пока Аомине рядом, ему не страшно. Но расследование по делу Кисе Рёты затянулось ещё на пару недель. Родители парня уже каждый день звонят и просто орут в трубку, а Куроко это терпит. Аомине на их звонки в очередной раз вздыхает, но ничего с этим не сделаешь. Зацепки, для расследования есть, но пока единственное, что парни поняли — фанат Рёты. Да-да, таких случаев со знаменитостями просто дохрена, но случай с этим парнем непростой. Недавно нашли его тело в одном лесу, рядом с Токио. У парня были разрезаны щеки в ужасной улыбке, а тело было в мелких порезах. Каждый раз, смотря на такого блондина, у Куроко появляются рвотные рефлексы и поэтому приезжает на экспедицию или вскрытие только Аомине. Тецуя знает, что такого за всю работу детектива у Аомине не было, но смотря на искалеченное тело парня, его лицо оставалось таким же — холодным. Пару раз парень замечал, что Дайки ухмыляется, видя Кисе в таком состоянии. Но ничего не говорил. Верил ему. Раскрытие дела всё также оставалось под загадкой, но таких случаев стало больше. Находили мертвых девушек в разных частях города, а то и вовсе за ним. Самое интересное, что у всех была одна и та же причина смерти — болевой шок, из-за разрезов на щеках, в виде той самой ужасной улыбки. Хотя Куроко отметил странный факт: все девушки были блондинками. *** Воскресное утро радовало с первых секунд пробуждения. Солнце давно встало, птички пели, а воздух был наполнен прохладой, после ночного дождя. Наконец, настала весна. Весь снег давно потаял, а цветки сакуры уже давно показали свой окрас. Но этой ночью Аомине как всегда не спалось, так как уже которую ночь не спал его Тецуя. Парень в который раз ссылался на бессонницу, а Аомине — на ночные кошмары. До расследования ему снился один и тот же сон, в котором силуэт говорил одно и тоже, каждый, чёртов раз. Алый цвет — Доброе утро, Тецу. — утренняя традиция у Дайки: целовать Куроко в лоб, а затем в нос. — Неужели ты всё ещё спишь? — тишина. Вздохнув, парень потянулся и лениво пошел за своими шортами. На его руках Брюнет всегда утром готовил традиционный американский завтрак: яичница с беконом. Другое просто не лезло с самого утра. Заодно приготовил вареные яйца Тецуе — он всегда только их на завтрак и ел. Улыбнувшись своим мыслям, Аомине пошел к парню. Мой цвет — Эй, соня, просыпайся уже. — тихо шепнул на его ухо Дайки, но Куроко даже слово не сказал. На секунду, Аомине показалось, что он дёрнулся, но ему показалось. Боже, как Тецуя в глазах парня был прекрасен: белоснежная, скорее даже зеленоватая кожа, казалась, словно прозрачной, глаза парня, цвета неба, были открыты и можно разглядеть его длинные ресницы, а его хрупкое тело было настолько худым, что складывалось впечатление, словно одно неверное движение сломает парня. — Тецу… Скажи, что мы всегда будем вместе… Но Тецуя молчал. — Скажи, что любишь меня больше всех на свете. Хотя бы ты… Тецуя молчал, не потому что не любил. — Прошу, Тецу… — солёные слезы капали на прозрачную кожу парня и словно сливались с ней. Алый цвет на его руках — мой цвет. Повернув к себе парня, брюнет уткнулся в грудь Куроко, пока тот смотрел в потолок своими стеклянными и безжизненными глазами, а из разрезанной улыбке на лице текла кровь.