Небо падает на нас

Raised by swans — violet light       Ты любишь подолгу смотреть на небо, а я люблю тебя. Всё предельно просто и понятно.       Мечтательная девочка влюбилась в мальчика, который выживает в своей суровой реальности. И не желает никого впускать в сердце. Только вот девочка не учла, что он, как Кай из сказки, лишён возможности любить, и душа его покрыта корочкой льда. И вовсе он не ждёт своей Герды. Да и девочка совсем не она.       Поэтому мне только и остаётся, что любоваться твоими искрящимися глазами, направленными к лазурному небу и кучерявым облакам. Я так близко стою к тебе, но при том остаюсь невыносимо далеко. Как Солнце и Земля. Я могу вечность крутиться вокруг тебя, смотреть и наслаждаться тобой, но мы всегда будем вдалеке друг от друга. Недосягаемы. Сто пятьдесят миллионов километров. Вот расстояние между планетой и звездой. И даже если я сделаю шаг к тебе, ты сделаешь два назад.       — Ынби, как долго я тебя ещё буду звать? — доносится до меня женский голос, поворачиваюсь и вижу идущую навстречу мне стилистку, разозленную, словно фурия. Моей начальнице, наверное, приходится тяжело со мной, ведь я, как отшельник, ни с кем не общаюсь, всегда в стороне от остального стаффа, не смеюсь над их странными шутками и не провожу с ними своё свободное время. Лучше побыть в одиночестве в своей любимой квартирке на окраине города. И пусть она находится в одном из самых неспокойных районов Сеула, зато — самая уютная и дорогая.       — Простите, я задумалась, — отвечаю тихо и кланяюсь в извинениях, но она лишь отдаёт мне пенал с кистями и указывает на тебя, Пак Чимин. Стилистка Кан лишь снисходительно улыбается мне и зыркает так, будто одним взглядом говоря: "Хватит придуриваться и займись, наконец, своим делом. Долго я терпеть такое поведение не собираюсь".       — Живо за работу, у нас не так много времени, — произносит и уходит подправлять макияж Хосоку, у которого сейчас проходит фотосъемка. Я лишь шмыгаю носом — на крыше немного прохладно, — и поворачиваюсь к тебе. Ты по-прежнему стоишь у края крыши немного поодаль от всей съёмочной площадки.       — Мне нужно немного поработать, — шепчу тихо и опускаю взгляд, боясь встретиться с твоим. Ведь ты всегда такой искусственно-доброжелательный со всеми. Я это вижу. Я всё прекрасно понимаю. Ведь никому нет дела до тебя настоящего, все лишь требуют от тебя красивую обертку, вечно улыбчивую и довольную. Но ты не такой. И не в плохом смысле. Ты всего-навсего тоже человек. Человек, который даёт людям то, что они и ожидают. Человек, который вьёт шелковое кружево из лжи, что сочится из каждого твоего взгляда и слова, улыбки и тихого вздоха.       — А? — поворачиваешься ко мне и видишь мою макушку. Прости, но я боюсь, что моё сердце остановится в такой неподходящий момент. Поэтому остерегаюсь твоего взгляда. — Да, хорошо, — произносишь и садишься на стул рядом со всей необходимой косметикой.       И начинается моя личная пытка. Тридцать минут настоящих страданий и мук ада. Я пытаюсь не дышать, не издавать и единого звука, не прикасаться к тебе. Лишь бы не напрягать тебя. Я знаю, что ты ненавидишь, когда к тебе дотрагиваются чужие люди, когда нарушают твоё личное пространство. Поэтому всегда стараюсь быть лишь сторонним наблюдателем. Ведь когда плохо тебе — плохо и мне. И да прибудет со мной всё терпение человечества, ведь находиться с тобой на таком сумасшедшем расстоянии — преступление против моей психики. Да... сердце разрывает внутренности своими обжигающими ударами, а я, кажется, и вовсе потеряла рассудок. Делая что-то на автомате и понимаю, что если я не возьму себя в руки, то неизбежна катастрофа под названием "Разъяренная стилистка Кан".       Ты сидишь с закрытыми глазами, изредка выполняешь мои просьбы и размеренно дышишь, а я, кажется, готова сознание потерять. Мне правда нехорошо. Да и жуткая жара сказывается на самочувствии. Все движения скованные и неловкие. Я правда стараюсь соответствующе выполнять свою работу.       — Опять не завтракала, да? — спрашиваешь, с по-прежнему сомкнутыми веками, а я, кажется, уже сейчас готова умереть. Прямо у твоих ног. — Почему не отвечаешь?       — С чего ты так решил? — решаюсь задать вопрос, а сама сжимаю до боли в костяшках кисть для макияжа, которая теперь дрожит у меня в руках. Могу легко сломать её надвое, поэтому цепляюсь за остатки силы воли, что уже машут мне на прощание. Разве возможно в таком состоянии что-либо выполнять? Поэтому я больше всего ненавижу эти тридцать минут в своей работе, но при этом ради них встаю каждое утро с нагретой сонным маревом постели. Ради них встречаюсь с этими людьми, которых с радостью вычеркнула бы из своей жизни. Ради них каждую ночь плачу от осознания того, что ты для меня — воплощение Бога, но я для тебя — лишь пылинка в воздухе.       — У тебя лицо бледное. И только не говори, что неудачно подобрала тон, уж кто-кто, а профессиональный стилист не может совершать такие глупости, — бормочешь себе под нос, улыбаешься, выставляя свою дурацкую улыбку, пухлые губы и милые щечки, а глаза исчезают за веками в форме полумесяца. Черт бы побрал эту твою привычку... Но нет, ты не милашка. Ты уже взрослый, сформировавшийся мужчина. Уж я-то знаю... Ведь, приходилось быть свидетелем твоей интимной жизни. Приходилось сдерживать душераздирающие рыдания, прячась в углу подсобки, лишь бы не мешать тебе, не ставить в глупое положение, пока одна из твоих "временных" девушек выстанывала твоё имя.       — Я не успела. Съемки же перенесли, — тихо произношу и хихикаю, как дура. Ведь ты заметил такую деталь во мне. Знаю, что ты просто внимательный, и это ничего не значит. Мне лишь приятно. Я осознаю, что для такой, как я, ты — путеводная звезда. Альфа Центавра. Последняя спичка в кромешной темноте. Оазис в пустыне. Самая желанная галлюцинация сумасшедшего. Последнее желание перед казнью. Спасательный круг для утопающего. Но ты недосягаем. А я где-то там, внизу, под твоим небом, словно мошка под ногами. — Ничего, со мной все в порядке, — успокаиваю тебя. Всё замечательно, Чимин. И пусть на часах уже пять часов. Ничто не имеет значения, пока я делаю свою работу.       Ты лишь тихо цокаешь и надуваешь губки, а после упорхаешь на фотосъемку. Как всегда безупречен, выполняешь свою работу по максимуму. Какой же ты великолепный. Наверное, именно в твою целеустремленность я и влюбилась?.. Я тихо вздыхаю и смотрю тебе в спину. В принципе, как всегда. Такова моя роль: видеть тебя шагающим по своей жизни, вдали от меня. Любоваться и восхищаться. Прямо как фанатка.       Только вот ты оставил у меня свой телефон. И сколько бы мне не льстило, что ты доверяешь его именно мне, но суть заключается в том, что я вечно становлюсь свидетелем твоих любовных переписок. Как и сейчас. Немного больно, но я уже привыкла. И пусть в груди жжёт так, будто раскалённый металл приложили к коже, я вытерплю это наказание.       «Оппа, чем занят?» — мой взгляд случайно упал на высветившийся экранчик мобильника, поэтому я, подавившись слюной и невольно закашляв, сразу отвела глаза в сторону. Неправильно. Я никто для тебя. Я не имею и малейшего права читать твои сообщения.       «Оппа, не хочешь парочку моих горячих фоток?» — черт бы побрал меня и мою забывчивость. В отключке я снова подалась любопытству и заглянула на новое письмо. А после быстро убрала твой телефон в сумку. От греха подальше. Да, совестно, но я же любленная дура, меня можно понять.       И знаешь, что самое забавное? Я уже привыкла к такому. Я привыкла выслушивать твои восторгания какой-нибудь участницей девчачьей группы, привыкла доставать для тебя их номера, привыкла обманывать твоего менеджера, ссылаясь на какие-нибудь тупые отговорки по типу «нужно попробовать новый мейк» или «нужно подобрать одежду». Чтобы ты сходил на свидание. А я в это время топила собственное сердце в море слез и скрежещущей от струн страданий боли. Заедать горе дурацким шоколадом, от которого мне уже блевать охота, опустошая очередную банку пива. Потому что в моменты особой горечи в жизни, когда хочется на стенку лезть от раздирающих душу мыслей о том, как ты с другой... Ощущение шоколада с пивом на языке даёт мне хоть какой-то вкус к жизни. Будто напоминание «Я всё ещё существую». И в такие моменты, Чимин, знаешь, то, что я живу и ещё не сдохла — уже победа.       Какая же я низменная... Есть ли у меня вообще чувство собственного достоинства? Ведь я соглашаюсь на любое твоё предложение, пресмыкаюсь, лишь бы остался доволен. Лишь бы угодить тебе. Как собачонка, выполняю любую прихоть. А ты улыбаешься снисходительно, называешь это дружбой, поднимаешь большие пальцы вверх и говоришь: «Ты — лучшая». Да, я лучшая. Особенно в том, как проебывать собственную любовь.       И по-прежнему наблюдаю за тобой. Ты позируешь, улыбаешься в камеру приторно-сладко, но я ведь знаю, что тебя уже тошнит от этой всей наигранности. Буквально вчера ты подошёл ко мне с прискорбным взглядом и прошептал: «Знала бы ты, как я устал от всего этого обмана. Вся моя жизнь превратилась в сплошной фарс...» А после подмигнул с улыбкой на лице и скрылся. Ведь тебя позвала твоя очередная девушка. «Девушка на две недели». Как прозвали твои одногруппники каждую твою новую пассию. Потому что после двух недель у тебя заканчивалось терпение, и ты безжалостно бросал каждую из них. Дурак. Пак Чимин, ты просто дурак... Прямо как я... Хах… хоть что-то общее у нас есть...       — Ынби, подправь макияж Тэхёну! — слышится неподалёку голос начальницы, я смотрю удивленно. Меня застали врасплох. Но сориентировавшись, быстро направляюсь к парню, который сам в растерянности не знает, куда податься. Он будет после Чимина, но почему-то жутко напряжен. Я подхожу к нему и несмело улыбаюсь.       — Ну что, готов к съемкам? — спрашиваю из вежливости, чтобы нам не было совсем уж неловко. Мне вечно с ним странно. Рядом с этим угрюмым парнем я чувствую себя словно раздетой. Одного его проникновенного взгляда хватает, чтобы почувствовать себя так, будто он раскрыл все мои секреты. Не люблю такое. И надеюсь, что это лишь мои тупые домыслы.       — Не знаю... чувствую себя паршиво... — отвечает Тэхён, проскальзывая по мне взглядом, не задерживаясь им на глазах. Интересно. Сегодня он определенно захвачен какой-то мыслью, из-за чего не лезет в душу своими вечными язвительными подкопами и намеками. И не смотрит сосредоточенно в глаза собеседника, будто сканируя все его тайные уголки души.       Предпочитаю больше ни о чем не спрашивать. Это вовсе не мое дело, рыться в его мыслях и переживаниях. У меня и так своих хватает. Тем более сейчас, когда сердце болезненно постукивает в грудной клетке, отдавая импульсами по всему телу. И кажется, будто то место, окружающее этот безустанный орган, все горит и шипит от соприкосновения. Мне правда больно. Ведь вот он, Чимин, улыбается девушке-фотографу, смотрит ей за спину и что-то шепчет. Дерьмо. Какое же дерьмо...       — Хей, я принёс перекусить! Давайте устроим небольшой перерыв! — слышится знакомый голос, который моментально возвращает меня на эту площадку, где воздух пропитан искусственными улыбками и неправдоподобной лестью, где каждый выживает, как может, лишь бы вернуться домой в одинокую квартиру, открыть банку пива и выпить в одиночестве, тихо вздыхая, что наконец-то этот тяжелый, отстойный день был пройден, можно хотя бы пару часов не выжимать из себя ненатуральные эмоции, которые никак не вяжутся с начинающейся депрессией...       — Как вовремя, я как раз зверски проголодалась, — произносит с энтузиазмом кто-то, а я оборачиваюсь к дверям и вижу нового паренька с стаффа, который выполняет мелкие поручения. В руках у него пакеты из закусочной неподалёку. А живот недовольно урчит и скручивает от того, что я совершенно о нем не беспокоюсь. Как же хочется кушать. Надо забыть все эти любовные глупости и перекусить. Да, это определённо поднимет мне настроение.