Попутчики

      Все, что у них было — пустая дорога без фонарей и пара миллионов в кармане. Они оба молчали, пока голос из радио не напомнил, что мир вокруг — реален: заиграла какая-то старая песня, и из-за помехов создалось впечатление, что ей уже лет сто. Две потерянные души, ищущие что-то на этой планете. По отдельности они не имели никакого значения, но, найдя друг друга, вдруг обрели смысл. Жить, чтобы просто быть попутчиками, ехать в одном направлении. — Как так получилось, что ты едешь туда? — спросил сидящий на пассажирском сидении. — Меня просто все достало, — ответил ему водитель. — Вся эта жизнь с ее идиотскими правилами. Я начал чувствовать, что постепенно угасаю. Это хуже смерти: когда ты мертв, тебе уже на все наплевать. — Угасаешь? Сонмин был достаточно молод, но уже ощущал, что с каждым годом от него требовали все больше и больше, и возраст становился проблемой. Когда он был подростком, ему многое запрещали: гулять допоздна, курить, пить, трахаться — но уже ожидали ответственных решений. Он не смотрел фильмы для взрослых, не читал книжки с матерной лексикой, якобы не зал о существовании геев, лесбиянок и трансов, однако должен был знать о том, что делать со своей жизнью дальше. Где учиться, где потом работать, чтобы получать хорошие деньги и кормить семью, на ком жениться, как сыграть свадьбу, куда переехать, где провести остаток лет и на каком кладбище разместить свою могилу — если ты не знаешь ответы на эти вопросы, во взрослой жизни тебе делать нечего. Какой, однако, тщательно спланированный сценарий! И Сонмин знал ответы: учиться на актера, работать в театре, потом, возможно, получить роль в кино и затем занять кресло режиссера, не жениться, потому что свадьбы и все из этого вытекающее — пустая трата денег; вероятно, просто расписаться или жить в неформальном браке, чтобы всегда иметь доступ к прежней холостяцкой жизни без всех заморочек, переехать ближе к океану, чтобы там и умереть. И черт бы с этой могилой: когда ты мертв, тебе уже на все наплевать. Но родители с таким сценарием не согласились и решили, что их сын будет жить «как все нормальные». С горем пополам Сонмин получил свое образование, с таким же успехом нашел работу в какой-то фирме, там встретился девушкой, которая очень понравилась его родителям, спустя год женился, переехал ближе к центру и стал ждать того возраста, когда от него начнут требовать детей. Все шло гладко: по будням он вставал с утра, завтракал и уходил на работу, там общался с коллегами, набирал тексты на клавиатуре компьютера, отвечал на вопросы клиентов, мило улыбался шефу, возвращался вечером, ужинал и ложился спать. Каждый гребанный день. Все один и тот же гребанный сценарий. Жена требовала денег: на одежду, косметику, парикмахерскую, фитнес, бассейн, уроки итальянского. Однажды Сонмин сорвался и послал ее чуть подальше, чем на хер. В ответ — слезы и крики: «Ты меня не любишь! Все подруги хвастаются, что их мужья возят к океану и любят их ночами, а ты меня целуешь раз в полгода!» Да, он снова виноват и извиняется за это. Нет, ему нельзя ее отпускать, иначе все пойдет не по сценарию, и кто-нибудь сверху закричит: «Снимаем заново!» — тогда придется разыгрывать этот ад по второму кругу. А где-то у океана пылится его кресло режиссера. И вот медленно и плавно, как одуванчик на ветру, Сонмин подошел к тому возрасту, когда пора размножаться. Хотел ли он этого? Нет. Спрашивали ли его об этом? Нет. И что из этого получилось? Случилось то, что случилось. В глубине души он хотел ребенка, может, даже не одного, но после того, как сыграл уже в двух блокбастерах, чтобы понять, что все интересное в жизни закончилось и можно постепенно угасать. Тогда он представил, что случится, если к его сценарию добавить еще персонажа: больше денег, больше нервов, больше ссор и воплей. Однозначное «нет». Но давно ли режиссеры сверху спрашивали у актеров, что он бы предпочли? Жена забеременела, ушла в декрет и стала больше требовать денег. Сегодня она в последний раз кричала, что он ее не любит. Почему? Потому что не дал денег на педикюр. Сонмин не стал ее никуда посылать, а просто молча встал, взял все свои сбережения, документы, ключи от машины и сам поехал именно туда: чуть подальше, чем на хер. По пути он встретил парня, который ловил попутку. Когда он спросил, куда тот направлялся, парень ответил: «К горизонту». Как хорошо, что их пути совпали. — Я не хочу быть затухающим огоньком, — объяснял попутчику Сонмин. — Я хочу гореть ярким пламенем. Пока я жив, пока я молод, вернее, пока я чувствую, что в душе не состарился, я хочу гореть. — Пассажир понимающе закивал. — А ты почему решил уехать? У Кюхена был свой сценарий жизни. Мечтая о карьере на телевидении, он решил начать с низов. Вернее, на высокие должности его просто не взяли. Он был просто рабочим площадки: обустраивал декорациями место съемки, поправлял одежду ведущим и гостям, приносил еду и напитки. Проблема заключалась в том, что ему платили за то, что он делал, но не за то, что он терпел. Эти неженки постоянно кричали на него: кофе слишком горячий, вода недостаточно холодная, хлеб в сэндвиче слишком углеводный, и почему он вообще принес зеленое яблоко, если просили красное. Эти неженки постоянно унижали его: он тупой и глухой, раз не понял с первого раза, руки у него растут не из того места, он слишком медленно бегает и неискренне улыбается. Эти неженки постоянно возмущались: свет отрегулирован неправильно и направлен не в ту сторону, этот стул должен стоять в другом месте, эта подушка должна быть синего, а не желтого цвета, потому что у приглашенной звезды «аллергия» на желтый. Кюхен возвращался домой в разное время суток, поскольку график часто менялся, выпивал стакан воды, смотрел на себя в зеркало, набирал в легкие побольше воздуха и во весь голос орал: «Я ненавижу вас всех, уроды!» Это был его собственный ритуал. Без этого он бы просто не смог найти в себе силы идти туда снова. Затем его заметил какой-то продюсер и предложил самому стать звездой. Кюхен уже утратил ту искру, с которой пришел туда, но все же согласился, потому что эта неблагодарная работа его конкретно достала. И здесь начался настоящий ад. Его заставляли постоянно улыбаться, надевать на себя какую-то дрянь, строить из себя черт пойми что, говорить то, чего он не хотел говорить. У него была свобода, когда он таскал эти стаканы с холодным кофе и теплой водой, а сейчас ее окончательно отобрали. Поначалу коллеги показались Кюхену весьма дружелюбными, но потом он осознал, что это был настоящий цирк уродов. Перед камерами они надевали свои отвратительные маски, улыбались, смеялись, несли всякую чушь, выворачивали себя наизнанку, чтобы показаться хорошенькими. Но как только съемка заканчивалась, они прятались по своим углам и покрывали друг друга дерьмом. Столько лицемерия, столько фальши и отвратительной игры. Потрясающие актеры. Блестящий цирковой номер. Не этого он хотел, когда шел сюда. К черту славу и детские мечты. Он понимал, что это обыкновенная баржа с дерьмом, с которой надо поскорее спрыгивать. И вот случилось то, что послужило спусковым крючком. Кюхена пригласили на специальное шоу, которое зарекомендовало себя как шоу «свободных мнений». Кюхену хотелось верить, что он наконец-то сможет поделиться своим мнением и изменить этот мир, но в глубине души он понимал, что за кулисами всегда разворачивалось шоу по-крупнее. И вот ему выдают сценарий, где расписана абсолютно каждая его реплика. Он удивленно смотрит на продюсера, а тот в свою очередь твердит: «Учи наизусть. Ни шагу влево, ни шагу вправо». Кюхен почти выдал ему бесплатную путевку в тур на половой орган его папаши, но сдержался. Он просто начал сниматься, а потом отошел от сценария и высказал то, что думал сам. В момент он почувствовал такую легкость, которая последние годы казалась ему недостижимой. После ему сделали выговор и пригрозили уволить к чертям. Но Кюхен уволился сам. Как? Он купил баллончики с краской, расписал все стены здания своего агентства надписями типа «Go fuck yourself», пожелал директорам пососать побольше членов, взял все свои деньги и ушел. Он просто шел по дороге, пока не поймал машину. Водитель спросил, куда он направлялся, и Кюхен сказал: «К горизонту». Как хорошо, что их пути совпали. — У нас всего одна жизнь, так почему мы должны проживать ее по чьим-то правилам? — поделился своими мыслями Кюхен. — Я не могу изменить целый мир, но я могу жить так, как я захочу. — Ты прав, — согласился Сонмин. — Твоя жизнь — цирковое представление, а моя — низкосортное кино. Разве мы не можем это изменить? — У тебя есть что-нибудь покурить? Сигареты или какая-нибудь трава... — Сигареты в бардачке. Кюхен достал пачку и с разрешения водителя закурил в открытое окно, но дым все равно проникал в салон. Сонмин открыл окно со своей стороны, чтобы все поскорее выветрилось. Когда-то в своем ежедневнике он написал себе красным фломастером бросить курить, чтобы не портить здоровье ребенку, но сейчас все это не имело смысла. — Можно я украду затяжку? — спросил он у Кю, на что тот улыбнулся. — Это же твоя пачка. — Кюхен поднес к его рту уже наполовину выкуренную сигарету. Сонмин поглубже вдохнул дым, пустил его в свои легкие и на мгновение прикрыл глаза, не выдыхая. Тонкой струей дым сожженного табака покидал его тело, принимая в воздухе самые разные формы. Наконец Сонмин выдохнул остатки. — Тебе не говорили, что это выглядит привлекательно? — Впервые за время поездки Мин рассмеялся. — Мне говорили, что целоваться с курящим человеком — то же самое, что лизать пепельницу. — Если человек так утверждает, то он как минимум один раз лизал пепельницу и все же целовался с курящим. — Кю сделал еще одну затяжку и стряхнул пепел на дорогу. — За время работы я встретил столько людей со своими личными заморочками, что уже ничему не удивлюсь. От этого пахнет рыбой, от этого сигаретами, от этого старым холодильником, а от этого мочой в керосине. Вот откуда они узнали, как пахнет моча в керосине? — Вот черт! — выругнулся Сонмин. — Прости, что перебил. У меня заканчивается бензин. Давай заедем на заправку. Я еще и дико хочу отлить. Может, у них найдется пара канистр керосина, и тогда мы тоже узнаем, что это за запах. — Самое интересное, что от того человека пахло какими-то духами от Гуччи. Если и мне приспичит отлить, то мы сможем продавать это как брендовые духи и поднимем бабла. — Отличная идея для стартапа. Сонмин повернул в сторону заправки и остановился рядом с колонкой. К нему тут же подбежал какой-то парнишка и спросил марку бензина. Кюхен выкинул бычок в урну и подошел к своему попутчику. — Купить что-нибудь в магазине? — Мин пожал плечами. — Наверное, надо купить минералки и что-нибудь поесть, хотя я не особо хочу. — А если что-нибудь более запретное? — Кю ненавязчиво мотнул головой в сторону темнокожих туристов, предлагающих что-то местным посетителям. — Думаешь, у них есть трава? — с едва уловимой иронией спросил Сонмин. — А ты думаешь, они тут толкают карамельки? — Прочитав в глазах нового знакомого что-то вроде согласия, Кюхен набрался смелости и пошел к тем парням. Его словарный запас английского был не настолько большой, но спросить, есть ли травка и сколько стоит, он мог. Сонмин отдал деньги за бензин и стал наблюдать за тем, как его новый друг разговаривал с американскими братьями. В какой-то момент, когда они повели Кюхена подальше от заправки, Сонмин немного запаниковал, но тот вскоре вернулся. Вероятно, они просто боялись засветиться в камере. — Хочешь прикол? — Кю улыбался так, будто он уже скурил пару косяков, пока шел к Мину. — Они называют марихуану Мэри Джейн. То есть все это время Питер Паркер грезил о косяках. Теперь понятно, почему он стал чувствовать себя пауком... — Если кто-то узнает, нас посадят, — с неодобрением сказал Сонмин и направился к машине. — Ты знаешь, сколько знаменитостей курят марихуану? А плюхи? А сколько из них закидывается более сильной дурью? Всем на нас плевать. — Кю уселся на свое сидение и стал пристегиваться. — В конце концов, может, нас посадят в одну камеру. Посидим немного, а потом опять вернемся к нашей дороге. — Минералка, — напомнил ему Мин. — Нам нужна вода. — Точно. Подержи, я сейчас сгоняю. — Кюхен вручил ему несколько пакетиков и уже готовые косяки и выпрыгнул из машины. Некоторое время Сонмин смотрел на это все и пытался понять, в какой момент его сценарий скатился в глубокую ж... — Ащ, хер с тобой! Слышишь? Хер с тобой! — кричал он скрывающемуся за дверью магазина Кюхену. — Я сам на это подписался. Что ты себе сказал? Правильно, Ли Сонмин, хватит посылать на хуй людей — пора сходить туда самому. Они остановились где-то в глуши подальше от дороги и развалились на лугу. Сонмин пожалел, что поначалу выеживался и отказывался, потому что эта чертова трава накрывала лучше, чем крепкие сигареты после виски. От этого блаженства ему хотелось кувыркаться по чертову лугу, где, возможно, справили нужду какие-нибудь коровы или лошади. Или нассали муравьи. Кто-то ему говорил, что у муравьев кислая моча. А он так и не успел отлить и создать новый аромат от Гуччи. — Тебе так хорошо? — смеялся Кю, глядя на потирающего о луговые сорняки спину Сонмина. — Да. Мне кажется, даже если ты меня сейчас трахнешь, я не почувствую. Как же хорошо... — Мин стал кусать свои руки и издавать странные звуки, напоминающие стоны. — Я, может, и похож на человека без принципов, но не трахаюсь с едва знакомыми людьми. Существует мнение, что среди геев СПИД более распространен. Хотя ты женат, и у вас намечается ребенок... — А я не курю марихуану в обосранном коровами поле, и что с того? — Кюхену на миг показалось, что Сонмин действительно разозлился. — Знаешь, что я успел сделать сегодня? Бросить беременную жену, встретить странного парня на трассе, накуриться с ним в какой-то глуши и захотеть его. Я всего лишь чуть-чуть отошел от сценария, а жизнь вот как изменилась! Что-то душно... — Мин снял с себя майку и стал тереться об траву голой спиной. — Как чешется все... — У тебя, наверное, косяк сильнее. Или в него что-то еще подсунули. Дай попробую. — Сонмин поднялся на колени и поднес к губам Кюхена свое жалкое подобие сигареты. Он жадно смотрел на то, как Кю вдыхал дым, втягивая щеки, закрывал глаза от удовольствия, затем снова их открывал и смотрел на него расширенными зрачками. — Реально сильнее. Ты наклюкался быстрее меня! Так нечестно! — Ты бреешь ноги? — вдруг спросил Сонмин. — Хочу потереться о волосы на ногах. Прям очень надо. — Кю засмеялся в голос. После косяка своего друга он словил больше кайфа и чувствовал, что еще чуть-чуть и он сам будет тереться о чьи-нибудь пятки. — Не брею. Но ты можешь потереться о свои. — Я брею. И там сейчас неприятная щетина, — с нотой грусти в голосе сообщил Сонмин. — Мы животные. Мы должны быть пушистые, — бубнил он себе под нос, снимая со слишком расслабленного Кюхена штаны. Мин стал тереться щекой об икры Кю с открытым ртом, получая настоящее наслаждение. Будто от этого зависела его жизнь. — Я обещал себе, что никогда не влюблюсь. — Резко голос Кюхен из веселого превратился в слишком опечаленный. Он боялся, что накурится и начнет загоняться по какому-либо поводу, что, собственно, и случилось. — Я сказал себе запереть сердце на замок, потому что если и влюблюсь, то по уши и до самой смерти. Но никто не полюбит меня в ответ так же. — Из его глаз покатились слезы. — Я не влюблюсь в тебя, Сонмин. Слышишь? Пообещай мне то же самое. — Конечно. — Сонмин оторвался от его ног и, подвинувшись ближе, прислонил лоб к его плечу. — Я пристаю к тебе, потому что накурился. Но тебя не должно быть в моем сценарии. Я тут режиссер, и я не звал тебя на кастинг. Ты — просто душа, с которой мне по пути. Как только мы доедем до горизонта, сразу же расстанемся, будто не знали друг друга. У меня тоже есть принцип, — бормотал Мин, уже засыпая. — Я не влюбляюсь в едва знакомых людей. Есть мнение, что среди геев много тех, кто любит разбивать сердца. Кюхен проснулся перед рассветом. Он помнил почти все до того момента, как заснул. Сонмин спал на его плече и что-то говорил во сне. Где-то неподалеку местные жители уже вывели пастись своих коров. Бог знает, видели ли они издали, что два парня — один без штанов, а другой без майки — лежали в угашенном состоянии. По крайней мере, сейчас от них пахло больше свежей травой, чем марихуаной. Кю попытался убрать голову Мина со своего плеча, отчего тот тоже проснулся. — Сколько времени? — было первым, что Сонмин спросил, поднявшись. — Не знаю. Рано... Солнце еще не встало. — Они оба повернули головы в сторону желтой полосы на горизонте. — Вернее, только встает. — Я наговорил тебе вчера ереси? — Плевать. — Кюхен почувствовал неприятный привкус во рту от количества выкуренного вчера и поморщил лоб. — Я тоже нес чушь. Не надо извинений. Давай лучше посмотрим на встающее солнце. Когда ты последний раз видел рассвет вот так? — Никогда, — признался Сонмин. — Завораживающее зрелище. Они оба долго смотрели на поднимающееся солнце, и каждый думал о своем. Возможно, они думали об одном и том же. Кто знает? Их целью было место, откуда оно поднималось. Они могли пересечь океан, пройти всю Америку, через океан попасть в Европу и вернуться снова на этот луг. Они бы не нашли место, где солнце пряталось по ночам, но нашли бы кое-что другое. Нечто более важное. — Напьемся? — предложил Сонмин. И Кю, недолго раздумывая, согласился. На ближайшей заправке Кюхен купил несколько бутылок пива и еще одну пачку сигарет. Травы, конечно, осталось еще достаточно, но ему захотелось обычного табака. А у Сонмина сигареты были слишком слабые. Они снова остановились где-то в глуши, недалеко от речки. Мин включил радио погромче, чтобы придать немного очарования этому месту. На волне сейчас снова играли старые песни, которые напоминали ему детство. Кю открыл две бутылки, провернув крышки через ткань рубашки, и сел на капот. Довольно известный певец прошлого века надрывал связки, крича о своей любви в балладе, доносящейся из открытой двери автомобиля. Этот жанр никогда не устареет. Даже когда не станет самого Кюхена, этой машины и реки, они все равно будут петь, как болит их сердце. И Кю ценил это в балладах. Все пройдет, а они останутся. Они вечны, как и это непонятное чувство, о котором в них поют. — Я аккуратно, не волнуйся, — сразу сказал он вышедшему из леса неподалеку Сонмину. — Да ничего страшного. — Кю протянул ему бутылку. — Спасибо. Давно я не пил днем. — Думаешь, это случайность? Мы в один и тот же день решили уехать в никуда. Я ушел с работы, на которую потратил всю свою молодость, а ты бросил семью. Ты так и оставишь своего ребенка? — Я даже не знаю, мой ли это ребенок. — Облокотившись об машину, Сонмин поставил бутылку на капот и закурил. — В смысле? — недоумевающе спросил Кюхен. — Ну, мы не так часто спали, а если и спали, то с предохранением. Я не уверен, что у нас был секс в предполагаемый день зачатия. — Допустим, ты уедешь далеко, встретишь там новую любовь, захочешь завести семью, но ты не сможешь из-за брошенной где-то тут жены с потенциально чужим ребенком, которого все будут приписывать тебе. Что будешь делать? — На этот вопрос Сонмин лишь пожал плечами. — Тебе придется вернуться и развестись, но это еще та мозготрахалка. — Не волнуйся. Если выяснится, что ребенок не мой, я разведусь быстрее, чем ты допьешь эту бутылку. — Кюхен усмехнулся и сделал большой глоток. Хоть привкус хмеля он не особо любил, жажда после длительной поездки дала о себе знать. — Жаль, в таких магазинах не продают более качественный алкоголь. — О, мой мальчик, не переживай, я научу тебя улетать даже с обычного пива. Вчера ты преподавал мне уроки, а сегодня настала моя очередь. Чтобы немного развлечься, Сонмин достал из бардачка карты и озвучил правила игры: кто проигрывает, тот выпивает. Первые несколько партий Кюхен выигрывал и с улыбкой смотрел на быстро пьянеющего Мина, но потом хмельное действительно ударило в голову и он перестал хорошо соображать. Три проигрыша подряд, и он уже напился. Но он так и не ел ни вчера, ни сегодня. Алкоголь больше не помещался в желудок, который сейчас был готов взорваться. — Мне не очень хорошо, хен, — сообщил он Сонмину, слезая с капота. — Хен? — удивился тот. — Я увидел год твоего рождения на правах в бардачке. Ты мне хен. — И это нормально, по-твоему, что донсэн учит хена баловаться с Мэри Джейн? — Немного ошарашенный, Сонмин сделал глоток. Он, конечно, понимал, что кто-то из них должен был быть старше, но почему-то даже не подумал спросить возраст у своего нового друга. — Всякое случается. Кю опустился на землю и почувствовал головокружение. Вчерашняя марихуана, сегодняшнее пиво и двухдневный голод сделали свое дело. Он немного качнулся и поднял руки, чтобы снова обрести равновесие. Не душевное, конечно, но хоть какое-то. Сонмин приобнял его рукой, в которой держал пиво, а в другой у него была сигарета. Он сделал затяжку и блаженно прикрыл глаза. — Просто послушай, какая песня! — Радио все еще вещало, и на этой волне по-прежнему играли баллады. — Давай танцевать, как на школьной дискотеке, когда вы — еще два ничего не понимающих в жизни подростка, и этот танец — все, что у вас есть пока. Вы стесняетесь целоваться, боитесь трахаться, но можете танцевать, просто покачиваясь в такт музыке. Будешь? — Получив кивок в ответ, Сонмин поднес сигарету ко рту Кюхена, а сам сделал глоток из своей бутылки. — А сейчас ты что-то понимаешь в этой жизни? — Сейчас я не стесняюсь целоваться и не боюсь трахаться. Последняя затяжка вызвала еще большую тошноту. Кю еле успел выбраться из объятий Мина, и его тут же согнуло пополам и вырвало. Сонмин сел рядом с ним и похлопал его по спине. — Отвратительный вкус желчи и пива, — поделился впечатлениями Кюхен., вытирая рукой рот. — Ну, хотя бы не моча в керосине. Я достану тебе воды. — Мин покопался в багажнике и нашел эту чертову бутылку минералки. — Держи. — Он протянул ее Кю. — Спасибо. — Залив немного воды себе в рот, Кюхен прополоскал горло и выплюнул все на траву. — Ты все-таки заставил меня надраться с пива. — Надо немного протрезветь. Пойдем купаться. — Сонмин взял за руку Кюхена и повел в сторону реки. — У меня нет другой одежды, — отнекивался тот. — Значит, будем купаться голые. Полностью раздевшись, Сонмин окунулся в холодную воду с головой и тут же вынырнул. Берег был крутой: он только зашел в реку, а вода уже доходила ему до пупка. Плюнув на все, Кюхен тоже разделся и пошел к нему. Холодная вода действительно отрезвляла. Постепенно сознание Кю стало проясняться, и он понял, что проиграл. Еще в тот момент, когда потребовал от Сонмина обещание, а сам не смог его выполнить. И вот они, голые, стояли друг напротив друга в холодной реке, пытаясь найти друг в друге тепло. Сонмин положил руку на плечо Кюхена, почти не касаясь его, и потянулся к его губам. — Я только что выблевал последнюю бутылку пива, — напомнил ему Кю, чувствуя себя крайне неловко. — Плевать. Мне на все плевать, Кюхен-а. Их губы соприкоснулись в неловком поцелуе, словно он был первым в их жизни. Он противоречил всем правилам, и где-то наверху режиссер негодовал, но кому нужен этот чертов сценарий? Жизнь состоит из неожиданных моментов, таких как этот поцелуй — вполне логичных, но возникающих из ниоткуда. Кюхен приподнял Сонмина за бедра повыше и уже более уверенно прижался к его губам, ударяясь об него носом. Вышло глупо. Кю засмеялся, и Мин, глядя на эту улыбку, понял, что не сдержал свое обещание еще до того, как дал его, когда впервые ее увидел. Она была искренней. Кюхен перестал чувствовать себя частью циркового шоу, ведь он мог улыбаться, когда хотел улыбаться, и плакать, когда хотел плакать. Выйдя из воды, Сонмин сел на траву рядом с рекой и посмотрел на закат. Сегодня он видел, как солнце вставало, а сейчас оно уже уходило. День прошел быстро, как и его молодость. Кюхен был прав: жизнь слишком скоротечна, чтобы тратить ее на заезженные сюжеты. Сам Кю, оказавшись на суше, направился к автомобилю, чтобы выключить радио и взять сигареты. Захватив с собой и одежду, он присел рядом с Мином. Мокрыми руками зажечь сигарету оказалось трудно, но все же реально. Сделав первую затяжку, он прикрыл глаза и почувствовал, как легкий ветер приятно освежал лицо. — Иди сюда, — прошептал Сонмин, укладывая Кюхена на землю и устраиваясь у него на плече. — Так мы с тобой встретили этот день и так же его провожаем. Я что, вернулся к однообразию, от которого столь отчаянно пытался убежать? — Если однообразные дни всегда будут такими, — говорил Кю в перерыве между затяжками, — я готов утонуть в этой рутине целиком и полностью. Я не буду жалеть ни о чем, когда протрезвею. А ты? — Я жалею лишь о том, что этот день заканчивается... — пробормотал Мин уже в полудреме. Ночью похолодало, а ветер, дующий с реки, совсем не щадил. Кюхен проснулся от дикой дрожи во всем теле и стал будить Сонмина, но тот не особо хотел вставать после такого количества выпитого пива. — Сонмин-хен, одевайся, и пойдем в машину. Ты простудишься. Вставай-вставай. — Кю еле поднял его и с трудом натянул на него штаны с бельем и свою рубашку, которая была определенно теплее его майки. — Пошли. — Оставь меня, я хочу умереть, — сопротивлялся Сонмин. — Не говори ерунды. Мы только начали жить по-настоящему. Дотащив упрямого и все еще пьяного хена до машины, Кю уложил его настолько свободно, насколько ему позволяли ноги, а сам устроился на нем. Через какое-то время руки Сонмина сомкнулись на его груди, и Кюхен услышал его умиротворенное сопение. Но сам он так и не смог поспать нормально, периодически просыпаясь от неприятного ощущения в затекших ногах. Когда солнце тоже проснулось и стало светить в окна, Кю выбрался из самых приятных в этой жизни оков и вылез наружу, чтобы найти обувь с носками. Сонмин проснулся, когда услышал звук заводящегося мотора. Сперва он не понял, где находился и что здесь делал, но потом увидел за рулем Кюхена и постепенно стал приходить в себя. Он вспомнил, как ночью отмахивался и не давал себя одеть, и в мыслях наорал на себя. — Проспался? — спросил его водитель, который еще вчера был пассажиром. — Да, но чувствую себя отвратительно, — признался Сонмин. — Кажется, я прокурил себе все легкие. — Его голос действительно звучал хрипло и неизвестно отчего: от выкуренных сигарет или от купания в холодной реке. — Может, найдем по дороге деревню и попросимся у кого-нибудь помыться? Мне уже тошно от того, насколько я грязный. — Можно, — согласился Мин. — У нас есть деньги, трава, бутылка пива и карты. Что-нибудь из этого, я думаю, их заинтересует. — Еще минералка, — с улыбкой добавил Кю. — Нет, минералку я не отдам. У меня всегда дикий сушняк после пьянки. Кюхен остановился у ближайшего населенного пункта. Они с Сонмином стали разыгрывать на «камень-ножницы-бумага», кто будет проситься помыться и покушать. К сожалению, сегодня удача была не на стороне козерогов и эта уникальная возможность выпала Сонмину. Он умылся жалким остатком минералки, пожевал жвачку, которую давно запрятал в бардачке, и отправился очаровывать местных бабушек, дедушек и всех, кто тут проживал. Сначала какая-то бабка его покрестила и захлопнула прямо перед носом дверь, затем молодая пара пригрозила вызвать местного полицейского и только потом какая-то добрая старушка выслушала его и впустила, попросив взамен не денег, а помощи в хлеву. Довольный собой, Сонмин побежал с хорошей новостью к Кюхену. Увидев их вместе, бабушка сперва удивилась, а потом мило улыбнулась. — Вы что, путешествующая парочка? — спросила она. — Мы? Нет, мы просто попутчики. — Сонмин натянул на себя донельзя глупую улыбку, а Кюхен почувствовал неприятный осадок в душе от этих слов. Хозяйка дома покопалась у себя в чулане и нашла парням старую одежду своего мужа, а эту забрала, чтобы постирать, благо на солнце она должна была высохнуть к утру. Кюхен помылся первый и уселся на диван перед телевизором. За эти два дня он так отвык от техники, ведь единственным электронным устройством у них было радио. Телефоны они оба отключили и кинули в багажник, чтобы никто из прежней жизни не названивал. Через какое-то время пришел Сонмин в широкой пожелтевшей рубашке и штанах на резинке. Он показательно заправил края рубашки в эти штаны, демонстрируя их ширину, и с огоньком в глазах посмотрел на Кю. — Ну, как тебе мой look? — игриво спросил Мин. — Безбожно сексуален, — ответил Кюхен, еле сдерживая смех. Сам он тоже сидел в непонятной рубашке с сотней заплаток и старых джинсах-клеш, которые не доходили ему даже до щиколотки. — Под этими штанишками нет трусиков. Как тебе такой расклад? — Очень возбуждает. — Я знаю, что у твоего друга сегодня тоже свободное плавание, — прошептал на ухо Кюхену Сонмин и сел рядом с ним. — Надо их, кстати, постирать, а то просить об этом бабулю — это уже кощунство. — Давай сначала поедим, а потом я с тобой хоть в другую галактику улечу. Каналов на телевизоре было немного, поэтому пришлось довольствоваться тем, что есть. И Кю был несказанно рад, что не нашел ничего, связанного с работой. Он оставил канал с дорамой, снятой где-то в начале нулевых годов. — Странно, — вдруг заговорил Сонмин, — мы с тобой встретились на трассе, купили травы, накурились в поле, вместе уснули там и встретили рассвет, потом напились пива и полезли голые купаться в реке, спали в одежде друг друга на заднем сидении, постучались к незнакомцам и попросили приюта... Но мы ни разу не смотрели с тобой телевизор. Вот просто так, сидя на диване, не включали глупый сериал, не жевали что-то во время просмотра. — Мы встретились при обстоятельствах, не предусматривающих таких обыденных вещей. — Знаю. И мне нравится эта необыденность. Я смотрю сейчас с тобой телевизор только потому, что все еще на адреналине: мы в доме абсолютно незнакомой женщины, которая не может нам полностью доверять, она может позвать полицейского, который обыщет машину и найдет там траву, за нами приедут копы и заберут нас прям так — в этом тряпье, без трусов. У меня слишком слабая резинка. Представляешь, они могут повести меня в зал суда или вывести оттуда, а у меня слетят штаны, и я засверкаю голой задницей. Они ведь вряд ли выдадут трусы вместе с формой заключенного, тогда мы все еще будем с голыми задницами. А если нас будут обыскивать? Они попросят снять штаны, а под ними только то, что дано нам природой. Ты хочешь светить добром перед следственным отделом? Я — нет. И поэтому я на адреналине. — С твоей фантазией только книги писать, — немного саркастично сказал Кюхен. — Я не только режиссер, но и сценарист. В моей башке полно сюжетов, и этот — самый стремный, но будоражащий до дрожи. Если это произойдет, клянусь, я вернусь к пусть и не моему ребенку и скажу ему: «Малыш, я попробовал в этой жизни все. Если нужен совет, обращайся ко мне». Наевшись и вспомнив наконец чувство сытости, они отправились стирать одежду, а затем убирать хлев. От коров пахло не очень приятно, но к этому запаху можно было привыкнуть. Собрав сено в кучу, Кюхен плюхнулся прямо на нее и понял, что лучшей кровати за последние два дня он не видел. Все равно на том диване они вдвоем не поместились бы, поэтому он был готов уступить то царское ложе Сонмину, а спать тут, нюхая коров. Но Мин не обрадовался идее снова сгибать ноги, чтобы поместиться, и захотел тоже спать на сене. За последние два дня он привык спать на колючей траве, а изменять привычкам так часто — это уже дурной тон. На небе собрались тучи, а дождя давно не было. Сонмин снял еще не высохшую одежду и разложил ее в машине. Только он успел забежать в хлев, как начался дождь. Кюхен уже лежал на своей постели, прокручивая у себя в голове ту самую фразу, не дающую ему покоя еще с начала этого дня. — Еле успел... — Мин упал рядом с ним. — Отчего грустишь? — спросил он, заметив, что Кю был слишком задумчивым. — Просто попутчики? — сказал наконец Кюхен и даже почувствовал какое-то облегчение. — Ты действительно это хотел сказать? — Я сказал это, чтобы ни у кого не возникло вопросов. Нам не нужны лишние проблемы, — объяснил Сонмин. — Эй, — он прислонил ладонь к щеке Кю, — я все помню. Я не помню, как мы пили, плохо помню, как мы засыпали и перебирались в машину, но все, что было в реке — я помню до мельчайших деталей. Я все еще чувствую твои губы. — Мин усмехнулся. — Пусть это выглядит как в бездарной мелодраме прошлого века, где двое лежат в куче сена, а снаружи идет дождь. Это кино не вписывается в современные стандарты, но это бессмертная классика. — Когда ты сказал это, у меня создалось впечатление, что я снова вернулся на цирковую арену в костюме клоуна, будто все это было просто шоу, — с болью в голосе говорил Кюхен, не глядя на Сонмина. — Я не хочу быть ни клоуном, ни актером кино. Жизнь это не фильм и не представление, хен. — Нет, Кюхен-а, жизнь — это фильм, но ты в нем режиссер, сценарист, продюсер и главный актер. Только ты решаешь, как тебе жить и какие слова говорить. Сейчас я не накурен и не пьян, но говорю тебе: я жалею только о том, что тот день закончился. Я приставал к тебе не из-за Мэри Джейн и не из-за пива, а из-за того, что впервые встретил человека, с которым я горю ярким пламенем. — Очень хреновая мелодрама, — усмехнулся Кю. — Смените режиссера. И актер ужасно играет. Как вообще таких берут на главные роли? — Я же сказал, что это бессмертная классика. Сонмин навис над Кюхеном и снова украл у него поцелуй. Из-за ослабленной резинки штаны немного сползли с него, и он засмеялся, отрываясь от сладких губ Кю. Кюхен приподнялся и стал снимать их с Мина полностью, пока тот разувался и расстегивал рубашку. Избавившись от одежды, Сонмин поднялся на ноги и потянул за собой Кюхена, чтобы раздеть и его. Их губы вновь слились в страстном поцелуе, а телами завладело желание, возникшее еще со вчерашнего вечера. Старушка уже могла позвать полицейского, который сейчас, вероятно, обыскивал машину, а они стояли в этом хлеве, полностью обнаженные друг перед другом, и жадно целовались. От подобных мыслей быть вместе сейчас хотелось еще больше. Кюхен снова упал на кучу сена, притягивая к себе Сонмина. Два раза он был в магазине на заправке, два раза он смотрел на тюбик, напоминающий смазку, но так и не купил его. Ох уж эти чертовы принципы! Кю с большой неохотой разорвал поцелуй и одним только взглядом дал понять, что слюна сейчас понадобится в другом месте. Сонмин закинул его ноги себе на плечи и с непередаваемым словами блаженством на лице потерся об одну щекой. Это был кайф, вызванный не наркотиком и алкоголем, а близостью с Кюхеном. Не пиво и не марихуана стали его самым сумасбродным решением за последние три дня, а Кюхен. Дождь все еще лил снаружи, сухая трава царапала голую спину Кю, а хлев заполнился тихими стонами. Какое же бездарное, однако потрясающее кино. Сонмин проснулся еще до рассвета и не увидел никого рядом с собой. Сердце забилось в бешеном темпе от мысли, что случилось что-то плохое. Он стал искать свою одежду и только сейчас заметил, что кто-то предусмотрительно надел на него штаны, чтобы ни у кого не возникло лишних вопросов. Накинув рубашку, он побежал к машине, но никаких следов проникновения не обнаружил: одежда все еще сохла внутри. Тогда он побежал к лугу, где местные жители пасли скот. Где-то вдалеке Мин заметил одинокую фигуру человека, медленно прохаживающего по траве. На душе сразу стало легче. Он неторопливо пошел к Кюхену и, когда подошел близко, обнял со спины. Кю почему-то не услышал шагов, но и не испугался от неожиданности: он знал, кто это был. — Почему ты проснулся так рано? — спросил у него Сонмин, уткнувшись носом в его шею. — Ты не спал? — Спал. Но если спать долго, жизнь пролетит еще более незаметно. — Не делай так больше. Я испугался, что полицейский действительно пришел, потом подумал, что это я сделал что-то не так вчера... Ты ведь не сожалеешь? — Кю прикрыл глаза и поглубже вдохнул запах прошедшего дождя, которым был пропитан луг. — Сначала я думал, что меня тянуло к тебе из-за кайфа и желания совершить что-то из ряда вон выходящее. Я думал, что если меня трахнет парень, которого я знаю меньше недели, где-то в поле, то смогу почувствовать себя по-настоящему свободным. Но я все еще был клоуном и все еще пытался строить из себя черт пойми что. А потом я понял, что рядом с ним мне не нужно быть каким-то. С ним я могу быть просто собой. Потому что я не знаю, когда и чем закончится наше путешествие, и мне незачем беспокоится о будущем. С ним я живу настоящим. С тобой я действительно живу, Сонмин, и мне не о чем сожалеть. — Я тоже не хочу ни о чем сожалеть, — прошептал Мин, развернув к себе Кю и спустив руки к ширинке на его джинсах. — Что за ужасная метафора? — засмеялся Кюхен. — Вчера нам пришлось сдерживать стоны, чтобы никого не разбудить. А сейчас я хочу кричать от наслаждения. — С улыбкой на лице Кю стал расстегивать свою рубашку, но его остановила рука Сонмина. — Не трать время зря. Жизнь и так слишком скоротечна. Полоска света уже появилась на горизонте, объявляя о начале нового дня. Мин упал на сырую траву, больно ударяясь лопатками, и старая рубашка тут же намокла. Кюхен опустился на колени и стал снимать с него кроссовки и штаны, которые недавно сам же и надевал. Сонмин раздвинул ноги, подпуская его ближе, но Кю потянул его за руку на себя и сам оказался под ним. — Ты не понял моей метафоры? — недоумевающе спросил у Кюхена Мин. — Понял, — с улыбкой ответил тот. — Но я хочу, чтобы ты был выше солнца. В этот раз они не сдерживали ни стонов, ни криков в пустом, усеянном росой лугу. Даже если мимо проходили люди и видели что-то, эти парни приехали сюда не затем, чтобы следовать чьим-то правилам. Вскоре солнце все же поднялось над горизонтом. Сонмин снова, будто по привычке, лежал на плече у Кюхена и выводил буквы на оголенной части его груди. — Ты когда-нибудь встречал рассвет вот так? — спросил Мин и посмотрел на задумчиво разглядывающего небо Кю. — На лугу с тобой — позавчера. На лугу после секса с тобой — никогда. — Сонмин беззвучно посмеялся и вернулся к своему занятию. — Что дальше, хен? Мы так и будем вдвоем? — А ты хочешь втроем? — Звучит заманчиво и подходит под концепт нашего путешествия, но я не думаю, что смогу делить тебя еще с кем-то. — После недолгого молчания Кюхен все же сказал: — Сонмин, послушай меня, пожалуйста. Не закатывай глаза, пока не выслушаешь до конца. — Мин вопросительно посмотрел на него. — Я знаю, что нам обоим было плохо там, откуда мы ушли, но я думаю, нам нужно вернуться. Я не взял с собой документы, а в новой жизни при современной бюрократии без них никуда. Я даже не знаю, уволили ли меня, ведь я просто послал всех очень далеко и ушел. Нет, конечно, меня уволили, но нужно с этим покончить как следует. У тебя родится ребенок. Ты должен узнать: твой он или нет. Если твой, то разведешься и будешь высылать ему деньги. Если не твой, то разведешься и забудешь все это. У нас есть еще дела, с которыми нужно разобраться и со спокойной душой веселиться дальше. — Я не собираюсь снова возвращаться к тому сценарию. — Сонмин-хен, это было дерьмовое кино, но все же кино, которое заслужило финал. Нам не нужно переписывать сценарий — мы можем написать новый. А чтобы написать новый, нужно закончить старый. Давай сделаем так, чтобы не скатиться потом в глубокую задницу и наслаждаться этой жизнью до конца своих дней. — А как же жить настоящим и не думать о будущем? — Я хочу хорошего конца для этой бездарной мелодрамы, чтобы она стала для меня бессмертной. Сонмин согласился. Они поблагодарили старушку, отдали ей одежду и поехали назад. Они покинули хлев, в котором впервые переспали, проехали ту реку, в которой впервые целовались, то место на лугу, где впервые просто провели ночь вдвоем, и наконец доехали до того места на трассе, где впервые встретились. Нужда достигнуть горизонта, чтобы понять весь смысл этой поездки, отпала, ведь они и так снова вернулись сюда. Две потерянные души, ищущие истину на этой планете. Они нашли ее друг в друге.