Любимец твоих дьяволов

Чьи-то пальцы коснулись моего лица. Такие тёплые, нежные и почти невесомые прикосновения. Я попыталась приоткрыть глаза, но почувствовала глухую, режущую боль в голове. Вздохнула, нахмурив брови. — Ну же, просыпайся, соня. Этот голос… Такой знакомый… но звучит где-то не здесь. Вдалеке. Тянусь рукой к виску, надавливая на него, как будто это сможет помочь. — Эй, уже почти вечер. Снова нахмуриваю брови. Голос звучит ближе, почти рядом, но я не узнаю его. Я продолжаю кружить-кружить-кружить и, в попытке остановить это, стискиваю голову уже двумя руками. Кажется, во мне что-то взорвалось. Сотни петард вспыхнули одновременно, но я почему-то осталась жива. — Если ты не откроешь глаза, я вызову скорую. Осознание. Я моментально распахиваю глаза и смотрю в потолок. Этот голос — его. «Какого дьявола?». — Я бы сказал тебе доброе утро, но, кажется, стоит сказать добрый вечер. Ухмылка вполоборота. Я ощущаю это физически, зная его повадки и мимику «от» и «до». — Что… что я… Но в горле так сухо. Так неумолимо сухо, что говорить невозможно и больно. Я выдыхаю, накрывая своё лицо ладонью. — Где я? — с трудом вырывается из меня. Он где-то слева. Я поворачиваю голову и, приоткрыв два пальца около глаза, смотрю на него улыбающегося. — Давай позже, окей?! Не хочешь, случайно, пить? Я легко киваю, наблюдая, как он приподнимается, а после исчезает из моего поля зрения. Сжимаю волосы, пытаясь осознать, что вчера произошло и каким чёртом я оказалась здесь. Голову просто разрывает от вопросов, которые проникают в моё сознание один за одним. Тихие шаги совсем рядом. Первая попытка приподняться не обвенчалась успехом. Вторая же получилась лишь из-за его руки, придерживающей меня. Сфокусировать взгляд так сложно, поэтому я просто пью что-то оранжевое и с мякотью. Апельсиновый сок. О боже, это просто волшебство какое-то. От наслаждения глаза снова смыкаются и открываются только тогда, когда я понимаю, что в стакане больше ничего нет. Первое, что я вижу — его улыбка. — Легче? Я мугыкаю не в силах ответить. Мне действительно стало намного легче. Из меня вырывается тягучее «ох». — Не волнуйся, мне с утра тоже было плоховато. — Почему я у тебя? — упорно интересуюсь я. — И где ванная? Мне кажется, я выгляжу так, словно по мне прошёлся торнадо. — Если ты насчёт косметики, то не волнуйся, она смыта, — мягко отвечает он, касаясь моей руки у лица, убирая её. — Как это? Как такое возможно? — Если ты не забыла, то мне как бы тоже иногда наносят тоналку, — закатывая глаза вверх, отвечает он. — Если ты не заметила, то ты и не в платье сейчас. — Что? — расширив глаза, фыркаю я. Опустив глаза вниз, я протяжно ахаю и цепляюсь руками за края футболки, натягивая её вниз. Мои глаза, кажись, сейчас выпадут от удивления и шока. Слишком резко поднимаю взгляд на него, чувствуя, как мои щеки заливает румянец. — Ты меня переодел что ли? — возмутилась я. — Если бы я мог, то я бы сводил тебя и в душ, но увы, ты же просто отрубилась у меня на плече. Я ляснула себя по лбу и закрыла глаза. Сказать, что мне было стыдно, это ничего не сказать. Из меня вырывается лишь «пиздец». Слышу смех Кости, но мне почему-то не становится от этого легче. — Прекрати смеяться, мне и так стыдно. — Всё в порядке. Прости, если смутил тебя. Он прикоснулся к моей руке, но я отдернула её. — Не надо. Я вообще не понимаю, почему ты не отвёз меня домой, а притащил к себе? Зачем смыл макияж и переодел! — Знаешь, пьяной ты мне нравишься, всё-таки, больше, — огрызнулся он. — Ну спасибо. Где ванная? — фыркнула в ответ я. — Выйдешь из комнаты и сразу налево, вторая дверь. Платье там же. Сделав кислую мину, как бы передразнивая его, я поплелась в ванную комнату. Подушечками пальцев я касалась стен его квартиры, мой рот был немного приоткрыт. Сочетание черного и белого, высокие потолки, простор и слишком красиво выкрашены стены. Казалось, будто всё из мрамора. Насладившись душем и приведя хоть как-то в порядок своё лицо, я надела платье. Взглянув на себя в зеркало, выдохнула и вышла из комнаты. — Я сейчас тоже в душ, подожди меня в гостиной. — Зачем мне тебя ждать? Я сама доберусь, куда мне надо! — Если я сказал жди, значит молча пошла и села в ожидании. Ледяная властность в голосе и глухое рычание вызывает в моём теле мурашки. Конечно, мне хотелось возразить, но дверь с грохотом захлопнулась почти перед моим лицом. Я недовольно фыркнула и прошла в гостиную. Плюхнувшись на диван, я чисто механически положила ноги на кофейный столик. — Где мой телефон? — завопила я. — Где-то, — в ответ прокричал он, а затем я услышала шум воды. Скорее всего, мне нужно было оставить этот вопрос в покое и не злиться, но гнев застелил пеленой мой рассудок. — Где мой телефон, блять? — зарычав, я вскочила и, подбежав, начала колотить в дверь, требуя вернуть моё. — Мне нужен мой телефон! Где он? — продолжала кричать я, думая о том, что мне следовало прозвонить как минимум двум людям. Шум воды продолжался также, как я продолжала злиться. «Какое он имеет право прятать мой телефон?! Даже если я и позвала его вчера, то это только для того, чтобы попрощаться со всеми, а не для того, чтобы дать шанс начать всё сначала». Уйдя в свои размышления и в свою злость, я не услышала того, как шум прекратился. Не услышала, как он шагал по холодному кафелю босыми ногами. Не услышала, как щелкнул замок. Я просто настырно и с упорством продолжала колотить в дверь и как же я ахуела, когда она внезапно открылась. Мой кулак влетает прямиком ему в нос. Этого не ожидал ни он, ни я. — Ты совсем ебанулась? — прокричал он, отчего я в немом ужасе прижала руки ко рту. — Прости, боже, просто прости, я случайно, честно, — проскулила я. Он тяжело поднимает свои веки, и я встречаю тот самый дьявольский взгляд. Внутри меня обрывается последняя нить. Я ничего не успеваю сделать, так как за считанные секунды Костя оказывается возле меня, сжимая мои руки до крика и боли, отрывая их от моего лица. Он швыряет меня к душевой кабинке со всей свойственной ему злостью, а затем подбегает и хватает меня за волосы, затаскивая во внутрь мою голову. Я чувствую, как горячая вода обжигает кожу моего лица. Мне бы хотелось сделать хоть что-нибудь. Оттолкнуться, дать отпор, убежать, закричать. Но я лишь глотала слёзы, которые смешивались с водой, обжигая и сжигая меня заживо. И только спустя время из меня вырывается пронзительный крик. Боль становится просто невыносимо мучительной, отчего я с силой зажмуриваю глаза и отдаю себя воспоминаниям о том, как он ласково поправлял выбившуясь прядь моих волос.

***

Веки словно налились свинцом. Я ощущала, как кто-то держит меня за руку, и первое, что мне пришло в голову: момент в душе. Пытаюсь выдернуть руку, потому что страх хлещет меня по лицу. — Вика? Вик, ты слышишь меня? Доктор, она очнулась. Мне хочется открыть глаза, но я не могу. «Почему? Что не так?». Руки цепляются за простынь, чтобы прибавить мне силы, но глаза всё ещё не открываются. Из меня вырывается душераздирающий крик. — Вика, это я — Артём. Я слышу топот ног, а затем руки сжимают мой кулак. — Успокойся, прошу. В моей груди бьётся паника и ужас, я не могу контролировать своё тело, которое вздрагивает, как при конвульсиях. Я слышу шум воды в ушах, заглущающий мои крики о помощи. Я чувствую руку, сжимающую мои волосы. Я ощущаю боль от жжения. — Вика, пожалуйста. Его руки ложатся мне на плечи, удерживая на койке, пока я из всех сил пытаюсь отбиться. — Медсестра, успокоительное, немедленно. Грубый серьезный голос звучит где-то совсем рядом. Шарканье по полу, звуки разрывающей упаковки, что несомненно вызывает во мне ещё один крик. — Держите её левую руку у локтя. — Нет! — вырывается из меня, отчего я начинаю неистово махать левой рукой. — Почему я не вижу? Почему? На меня ложится чье-то тело и мои силы значительно уменьшаются, пока чьи-то сильные пальцы вжимают мою руку. Игла пронзает мою кожу, а жидкость бежит по крови. Я замираю. — Вика, вы слышите меня? — Да, — с хрипом выговариваю я. — Хорошо. Не паникуйте, прошу. Меня зовут Александр Владимирович. Я — ваш лечащий врач. На ваших глазах, как и по всему лицу, повязка от ожогов. Вам несказанно повезло, потому что могла быть третья степень, но у вас слабая вторая. Каждое утро её будут снимать, но каждый вечер накладывать обратно. А теперь ответьте на один вопрос: как же всё-таки это случилось? В этот же момент я почувствовала, как знакомые пальцы сжали мою руку. «Артём знает?!». Миг сомнения. Мне кажется, что я знаю эти руки, но ведь я не держала его за руку ни разу. — Вчера я кое-что отмечала и явно перебрала. Когда проснулась, решила искупаться, чтобы прийти в себя, поэтому пошла в душ. Но, видимо, в моей крови было слишком много алкоголя, потому что я не удержала равновесие и упала. Больше ничего не помню. — Ну что ж, тогда мне не стоит вызывать полицию и как хорошо, что вас вовремя нашли. Отдыхайте, я вернусь вечером. Дверь захлопнулась. Протяжный выдох последовал сразу же. Если бы я сказала правду, Косте досталось бы. Его и меня затаскали бы по залам суда. — Если ты думаешь, что я пожалела его, то ты ошибаешься. Я пожалела себя. Ходить по судам мне не хочется, особенно, когда у меня в планах уехать отсюда. — Что? Как это? — проговорил Артем и снова сжал мою руку. — Вот так это. Найди мой телефон, позвони Владу и попроси сюда приехать. Скажи, что это срочно. — Вик, прости его. Он не со зла, — промямлил Артем. — Нет, — я перебила его. — И чтобы я его здесь не видела и не слышала. Я сглотнула огромный ком в горле. Слеза болью отдала мне в глаза, а затем со жжением скатилась по щеке. Мне было больно сотни тысяч раз, но сейчас это не сравнится ни с чем. Сломанное ребро, как оказалось, полный пустяк. — Вик, он был не в себе, понимаешь? В последнее время он сам не свой, — громкий выдох справа. Я пытаюсь понять, почему он держит мою левую руку, пока выдох звучал с другой стороны. — У него будто в голове какой-то рычаг, который постоянно переклинивает, если что-то идёт не по плану. Приступы агрессии. Я говорил ему, что нужно немного подлечиться, проверить нервную систему, но он упирался извечно. Но когда я сегодня пришел к нему и увидел эту картину, он пришел в себя. Вызвал скорую, а затем согласился на лечение. Не вини его. Насколько я знаю, ты первая, кто стал причиной тому, что внутри него рычаг начал давать заднюю. Много ночей напролёт я плакала из-за любви, но сегодня я плачу, потому что не знаю как мне быть с этой любовью. Я глотала солёные слёзы и сжимала единственную руку, которая пришла мне на помощь. Я больше не могу так. Не могу находиться рядом с тем, кто причиняет мне так много адски невыносимой боли. — И только поэтому я делаю ему одолжение и шанс начать всё заново, — сглотнув, я продолжила. — Он не должен знать, где я и что я. Понял меня? Пообещай, что я не увижу его здесь. — Я не могу, — обессилено выдохнул он. — Не могу обещать то, что невозможно. Ты сейчас сжимаешь не мою руку. Эти слова выбивают почву моей реальности. Дверь снова захлопывается, и если я правильно поняла, то за Артемом. С диким ужасом расжимаю руку и прислоняю её к груди, осознавая, что осталась один на один со своим кошмаром. Если бы я могла описать, что чувствую сейчас, то не хватило бы слов всего мира. Эта тишина была самой громкой из всех. — Не прошу простить меня. Я прошу просто понять меня, потому что я не осознавал, что делаю. Не понимал, что держу в руках самого дорогого мне человека. Я знаю, я во многом виноват. Я псих, больной ублюдок, и мне нет прощения, но я готов всё исправить. Слышишь? Я пойду на всё, лишь бы ты осталась рядом. Вика, не уезжай, дай мне шанс. Позволь мне любить тебя. Позволь поправлять выбившуюся прядь за ухо. Позволь быть рядом. Я постараюсь всё исправить. Только не оставляй меня здесь одного. Не оставляй, я не справлюсь в одиночку. Я слушала его, пока внутри меня всё сжималось и невыносимо болело. Я мысленно кричала-кричала-кричала не в силах остановиться. «Кто-нибудь, умоляю, прекратите эту пытку». Сло­ва за­тол­ка­лись в лёг­кие. Да­вили. Ре­зали. Так силь­но, до ярости, ки­пящей и жгу­чей. До ра­зор­ванной, трес­нувшей ко­жи. Я дро­жала, сжи­мая ку­лаки насколько это возможно. Чувс­тво­вала, чувс­тво­вала, слишком много чувствовала. Меня разрывало. Быс­тро, силь­но, неумолимо. «Оста­нови­те кто-нибудь, ну же, прошу». Ощу­щения, буд­то меж­ду рёбер что-то ползло. Что-то скользкое, холодное, липкое, пытающееся вырваться из-за заточения. Страх. Внутри громко треснуло. И я могла бы сделать вид, словно ничего не произошло. Словно так и должно было быть. Но всегда оставались фак­ты. Ту­пые, тяжёлые, слов­но ска­лы. Эти факты рушились в соз­на­нии, про­бивая его. Уничтожая. Слё­зы те­кут по ли­цу. «Гос­по­ди. Это ка­кая-то ошиб­ка, правда? Это оче­ред­ной пло­хой сон!». Но это не так. Далеко не так. Столь­ко не­дос­ка­зан­ности. Столь­ко режущей ти­шины бы­ло меж­ду мной и этим сероглазым мальчишкой. И столь­ко смыс­ла. От которого поч­ти останови­лось сер­дце. Пря­мо сейчас, когда передо мной застыла беспросветная тьма, я понимаю, что могу стать либо свободной, либо взлететь. Че­го сто­ит этот полёт? Все­го лишь од­но­го ша­га. От­пу­щен­ных рук и приобретённых заново крыльев. Но возможно ли такое? И вот меня снова подвели к обрыву, с ко­торого толь­ко что сос­коль­зну­ла моя но­га, сор­вав мел­кие кам­ни и грязь. Всё покатилось… сна­чала поч­ти бес­шумно. Поч­ти не­замет­но. А потом я понимаю, что дважды невозможно взлететь. Просто невозможно. — Дальше ты сам.