Любимец твоих дьяволов

POV Кос­тя Мне казалось, что всё вокруг меня потухло. Как-будто все страшные предположения НАСА в один момент осуществились и даже все пятна на Солнце исчезли вместе с самим Солнцем. Луна просто перегорела, как обычная лампочка в коридоре. Искусственные спутники повзрывались, погибая в огне, отчего ядовитый воздух с лёгкостью попадал в твои лёгкие, отравляя тебя сильно и больно. Я не знаю как подобрать слова и описать это всё. Я просто чувствую, как внутри меня что-то болит. Очень сильно болит, от чего давишься очередной затяжкой сигареты, чувствуя, как дым мнимо заполняет тебя изнутри, подарив ощущение заполненности, после чего начинается приступ кашля до хрипоты и рвоты. Хотелось выплюнуть лёгкие, вырвать рёбра, чтобы хоть как-то это остановить, но… абсолютно ничего не происходит. Ты просто стоишь и чувствуешь, как заболел чем-то, от чего нет лекарств. Почему у нас нет клиник где это можно излечить? Вот так запросто позвонить медсестре и записаться к доктору, чтобы потом прийти на приём и сказать: «Здравствуйте! Я устал от любви и хотел бы пройти курс лечения». И, при этом, доктор смог бы помочь. Быть может, это были бы антибиотики, или какие-то уколы, а, может, и вовсе, операция, но так было бы проще всем. Такие, как я, смогли бы излечиться. И не нужно было бы признавать, что ты как очередная доза. Что для меня ты как адреналин, который не просто бежит, а мчится по моим венам. Я постоянно ощущаю жажду. Мне хочется тебя. Нет, не для того, чтобы переспать, а для того, чтобы любить. И знаешь, абсолютно всё равно, что однажды не получилось, не срослось. Без тебя ещё хуже. Поэтому ты как речка, в которую всё-таки входишь дважды, понимая, что опять захлебнёшься, но это так чертовски необходимо. Ты — как швы, которые наложили наспех и которые сразу же разошлись, причиняя невыносимую боль. И знаешь, как это всё больно? Как будто невидимый, но ощущаемый канат держит тебя за шею, и любое движение создаёт задышку, но ты всё равно продолжаешь тянутся. Ведь там ты. За другим ведь не потянешься. В очередной раз мы разбиваем все наши чувства вдребезги, а после, не выдержав, начинаем танцевать на всё тех же осколках. А они врезаются в наши ступни, от чего становиться ещё больнее, но не отпускаешь, потому что этот танец только наш. Всё идёт по наклонной, а я в тысячный раз встаю поперёк этого пути. И меня разрывает. Разрывает так сильно, что хочется кричать, но сил нет. Там, внутри меня, что-то щёлкает, просит остановиться, но я не могу. Не могу оставить все эти попытки, потому что закрываю свои грёбанные глаза, которые хочется закрыть и никогда не открывать, потому что иначе они снова увидят тебя — ты повсюду, во снах и наяву. Закусывая внутреннюю часть щеки, ты ощущаешь, как стальной привкус заполняет твою ротовую полость. И что происходит опять? Правильно, ты захлёбываешься, но даже не стараешься вынырнуть. Так и со мной. Даже когда просто иду по улице, мне, почему-то, пахнет летом, твоими духами и остывшей пиццей… Остывшей лишь потому, что мы долго разговаривали, так много и так неустанно, обсуждая всё что только возможно и невозможно. Я смотрел на тебя, вглядываясь в твои глаза и держал за руку, а ты всё улыбалась и говорила, что я глупый. Если бы я только знал, что пройдёт не так уж и много времени, но мне останется лишь воскрешать эти моменты в своей памяти, то я бы чаще смотрел на тебя. Я снова повторяю раз за разом, что ты — речка. А знаешь почему? Потому что у тебя лишь два варианта: поплыть или попросту утопиться. И мне всё никак не выпадает первый. Больно. Даже не осознаю, чем ты меня к себе привязала и почему я не могу это порвать?! — Не думай, — угрюмый голос выводит меня из раздумий, на что руки рефлекторно сжимают чашку. — Как? — томно выдыхаю я, пытаясь прийти в себя. — Обычно, — проговаривает сидящий рядом Артём. — Будь что будет. Она не сможет не прийти. — Почему ты так думаешь? — удивляюсь я, но не подаю виду. — Потому что это её выпускной. И она не простит себе отсутствия, — фыркает Влад, протирая стакан за стаканом. — Ты знаешь что-то, чего не знаю я? — делаю глоток чая, но не отрываю от него сверлящего взгляда. Фу, зачем я вообще пью чай? Ах точно, он же с мелиссой, для успокоения. Фыркаю в чашку. Как это абсурдно. Неужели кто-то и вправду верит, что чай может действительно успокоить бурю внутри человека? — Мне в пятый раз повторить, что я знаю лишь то, что она уехала из-за заказов? — закатывает глаза, устало выдыхая. — Я и понятия не имею, где она. Сказала, что позвонит, как разберётся с делами. — Мне она сказала то же самое, — сказал Артём, потирая висок пальцами. — Такая сложная девушка, что хочется пристрелить её, ну или себя. Я постоянно ощущаю себя надорванным пополам. Ощущаю, как все проходят не сквозь, не внутрь, а по мне. Кто-то ступает тяжелыми ботинками на все мои внутренние органы, оставляя после себя чёрный след от обуви, и боль, которая вряд ли с чем сравнится. — Может, поедем? Всё-таки у тебя выпускной, который ждал не один ты, — улыбается Тёма, положив мне руку на плечо. — Наконец-то на одну мороку меньше. Праздник, — подытожил он. Немного засмеявшись, я легко кивнул. Влад остался в баре, а мы с Артёмом отправились к портному за костюмами. Примеряя костюм, я смотрел на себя в зеркало и не понимал, что за странное чувство блуждало во мне. — Перестань таращиться на самого себя, извращенец, — фыркает Тёма, проходя ко мне в примерочную. — Я задумался, идиот, — кидаю на него недовольный взгляд через плечо. — Ой, как ты мне уже надоел с этой бабой, вот честно, — прыснул он, поправляя воротник рубашки. — Следи за языком, — устало выдохнул я, повторяя за ним. — Этот костюм мне нравится больше. Как тебе? — медленно поворачиваюсь к нему. — Да, цвет бордо явно твой, — подметил Артём, смахивая с меня рукой воображаемую пыль. — Ну что, выдвигаемся к визажисту? — Может, обойдёмся без него? — устало выдохнул я. — Ага, ты с такими кругами под глазами решил засветиться перед камерами? — Ладно-ладно, — я приподнял руки вверх, показывая, что он может делать со мной всё что угодно. Уже после визажиста, я оказался в институте. Избегая камер и надоедливых журналистов проскакиваю незаметно в любимый мною пролёт к крыше, думая, что это в последний раз. Больше мне не придется приходить сюда. И, надеюсь, Артём не убьёт меня за это. Закололо. Заныло. Заболело. Пусть этот институт ничего толком и не значил для меня, но я понимаю, что именно это место связало меня с ней. Как тошно даже от этих мыслей. Во внутреннем кармане пиджака внезапно зазвонил телефон. Недовольно фыркаю, ведь снова забыл поставить его на беззвучный.

«Она со мной. Приготовься».

Тут же вскочив с подоконника, лечу вниз по ступенькам перепрыгивая их одну за другой. Я мысленно поблагодарил Влада за это сообщение, потому что хотел сбежать отсюда как можно дальше. — Костик, — услышал я позади себя и обернулся, сцепив зубы посильнее, — я всё также буду настаивать, чтобы ты сменил партнёршу по танцу. — Нет, — отчеканил я. — Да оглянись же ты, Виктория так и не появилась, а выпускной уже начинается. Я как раз шла искать тебя, — возмутилась преподавательница всплескивая руками. — Не волнуйтесь, я как раз иду её встречать, — и не дождавшись ответа, просто бегу дальше. Распахнув двери на улицу, я остановился, чтобы осмотреться вокруг: некоторые журналисты оживились, заметив меня, но я остановил их движением руки. Я ждал. Я просто хотел увидеть её. И как только подъехала машина Влада, почувствовал, что моё сердце оказалось в области пяток. Я замер и просто наблюдал, как мой друг приоткрывает дверцу, подавая ей руку. Чёрт. Прозрачное платье в узорах с ног до головы, и лишь чёрные шорты с завышенной талией и бюстгальтер не давали выглядеть ей голой. Я онемел, улавливая краем уха лишь щелчки камер. Она уверенно шла вперёд одаривая всех восхитительной улыбкой и робкими взглядами со стороны в сторону, а я снова смотрел, смотрел на эту чёртову идеальную фигуру, на эту чёртову грацию, на тонкие и изящные руки, на этот чёртов глубокий вырез, на эти чертовски манящие глаза, на то, как эти громоздкие серьги красиво ложились на открытые хрупкие плечи, на то как ключицы видны из-под её платья. Это сводило меня с ума. Что это за платье? Почему оно на тебе? — Привет, — тихий дрожащий голос выводит меня из транса. — И тебе, — также тихо, почти шепотом, отвечаю я, теряясь при этом в догадках. — Нам пора, — с трудом выдавливаю я из себя, подавая ей руку и кивая в благодарность Владу. Когда мы вошли в зал, все застыли. Гул голосов стих и остались только глаза, которые сконцентрировались только на нас. — Слишком смелое платье для этого мира, — шепчу, склонившись к её уху и замечая своё чувство, как тело покрывается мурашками. — Слишком стереотипные люди, поэтому, платье здесь не при чём, — недовольно заявляет она, поправляя рукой свою прядь волос. Я с трудом удерживаю своё желание помочь ей. — Лучше пойдём, найдём свои места, — предлагает она, осматривая стулья с номерами позади меня. — Ладно. Весь вечер Вика молча сидела возле меня, изредка одаряя всех улыбкой и хлопая в ладоши по окончанию очередного номера, пока я просто смотрел прямо, чтобы не дать журналистам лишнюю порцию свежего мяса. Это всё длилось до момента, когда ведущие объявили о вальсе. Подавая руку, я немного сильнее сжимаю её ладонь. Поднимаясь на сцену, мне приходится отпустить её руку, но она мягко улыбается мне в ответ, а в её глазах было что-то такое особенное, но я не мог понять, что именно. Секундное приготовление. Зазвучала музыка.

«Sanna Nielsen — Undo»

Первые пары шли навстречу друг другу, а после и я начал движение. Шаг за шагом Вика приближается ко мне, после чего мы оба замираем лишь на секунду, чтобы начать новые шаги. Я знаю, что сейчас десятки камер устремлены в нашу сторону и все они хотят за что-то зацепиться, лишь поэтому заставляю себя не думать ни о чём. Мне нужно удерживать свои эмоции. Остановившись спиной к спине, сжимаю кулаки посильнее, чтобы повторить шаг в сторону и назад, двигаясь по квадрату четыре раза, и тут я случайно замечаю, что Вика пытается уловить мой взгляд. Зачем?! И пока я думаю об этом, другие пары уже образовывают круг. Делая к ней твёрдый и немного резкий шаг, я чуть ли не сталкиваюсь с ней, от чего из меня вырывается рваный выдох, но я всё же продолжаю двигаться в нужном темпе вальса. Почти с лёгкостью мы продолжаем вальсировать, после чего, как на репетиции, с наступлением второго куплета, я резко увожу нашу пару во второй образовавшийся круг, где без остановки мы продолжаем танцевать и, когда я слышу затяжную ноту, плавными движениями завожу нас в самый центр. Её рука плавно ложится мне на шею, от чего я чувствую, как её пальцы сжимают мой пиджак. — Не бойся, я рядом, — шепчу я, немного повернув голову к ней и после чего приподнимаю её за талию. Всего лишь строчка, после чего я плавно опускаю её вниз, подмечая, что это платье так красиво парило в воздухе. Не останавливаясь, я делаю шаг на неё, вовлекая в первый круг, после чего во второй. На последней строке, отпускаю её. Это был тот самый момент: доверяешь или нет? Сможешь ли снова почувствовать себя уверенно в моих руках? Выжидающие две секунды, а после, её уверенный первый шаг, второй, разбег, и вот я немного приседаю, чтобы поймать, поднять, закружить. Голова кружится. И спазмы в грудной клетки такие болезненные, напоминают о том, что именно здесь сломалось, но не так срослось. Из последних сил поднимаю её снова и снова, после чего, вместо того, чтобы отпустить её, крепко прижимаю к себе. И если бы грудная клетка могла бы открыться, то моё сердце выпрыгнуло бы ей в руки прямо здесь и сейчас. Я прижимаю её так, словно никогда не получал отказа, словно никогда не проигрывал. Тишина зависла в воздухе, погружаясь в напряжённое смущение. Мне пришлось отстраниться и осматриваться вокруг, где я увидел Артёма обращающего на себя всё внимание камер как только возможно. Это был завершающий этап выпускного. Люди засуетились и разбегались кто куда, и я позволяю себе воспользоваться моментом: схватить Вику за кисть и утащить подальше от камер. — Что ты делаешь? — тихонько возмутилась она, пытаясь вырваться из моей хватки. — Нам нужно поговорить, — осевшим голосом сказал я, продолжая тянуть её к чёрному выходу. Она замолчала — ни слова с возражениями или в поперёк. Стало неловко, но остановить себя просто не мог. Подальше отсюда, где, кажется, и вовсе не осталось воздуха. В полной тишине мы дошли так до самой двери, ручка которой не поддавалась. От злости, начинаю дёргать её ещё больше и грубее, но она не поддаётся — замок закрыт. С рыком ударяю дверь, а затем замираю: Вика обнимает меня со спины. — Послушай… — Нет, — глухо произношу я, разворачиваясь и резко прижимая к стене такое хрупкое тело, — это ты меня послушай, — кончики пальцев жжёт от того, что они касаются её лица, и хочеться кричать ей прямо в лицо, как сильно я нуждаюсь в ней, — прошу, — прислоняюсь ближе, чувствуя на своей шее её дыхание, утыкаюсь носом ей в скулу и поднимаясь всё выше к волосам, — не дай всему закончиться вот так. — Я уезжаю, — сбитое дыхание не даёт мне сосредоточиться на этих словах. — Что? — прошу повторить её снова, вдыхая запах волос, отчего меня дурманит ещё больше. Они пахли лавандой и чем-то ещё сладким, что заставляло всё внутри меня сжиматься сильнее. — Послушай же меня, — тонкие пальцы упираются мне в грудь, — я уезжаю. Боль. — Снова? — сжимаю кулак, упирая его в стену и смотрю ей в глаза, в которых хочется увидеть ответ. — Как надолго в этот раз? На полгода? Год? Она смотрит мне в глаза, медленно хлопая ресницами с растерянностью заглядывает в меня, будто бы что-то разыскивая, а дальше лишь тихое слово, от которого мой мир рухнул: — Навсегда.