Леонар-р-рдо

- Кушай, птенчик, кушай, мой маленький, - ласково ворковал Леонардо, подсыпая золотистых зернышек в кормушку красивой птице. Птица была ярко-зеленого волнистого оперения, с загнутым клювом, разноцветным хвостом и таким же хохолком. Птица безостановочно щебетала, что больше напоминало скрип несмазанной двери. Но это яркое живое пятно во всем творческом беспорядке мастерской наполняло художника вдохновением, чувством уюта. Тем более что эта птица - подарок Эцио на День рождения. Леонардо даже не ожидал, что тот придет его поздравить, что хотя бы вообще придет. Потому что юный Аудиторе отправился в небольшое путешествие со своим дядюшкой в дальние южные земли. Поэтому да Винчи скромненько себя побаловал яблочным пирогом и продолжил выполнение заказов, как вдруг в дверь постучали. Такие знакомые уверенные три стука в дверь. Из гениальной головушки тут же выветрились какие-то там заказы, и он полетел встречать гостя. Гость не менее порывисто обнял именинника, желая столько всего и так быстро, что Леонардо даже половину прослушал. Потом его нагло тягали за уши. Все это, конечно, здорово, но хватка у Эцио железная, и бедные ушки художника еще полдня ныли. А потом он протянул художнику какую-то коробку, покрытую плащом Медичи. Стянув покров, Леонардо увидел клетку, а в ней милое пернатое создание. Таких подарков ему еще никто не делал, обычно это были книги, рукописи и еще много всякой научной макулатуры, но животных не дарил еще никто. Хотелось буквально расцеловать Эцио, кинуться к нему на шею, прижать к себе и благодарить, благодарить, благодарить. А если и этого оказалось бы мало, что ж, художник был готов выполнить любую прихоть горячего брюнета. Хотя убийце вряд ли могла понравиться идея обжиматься с представителями своего пола. Одна Кристина чего стоит, с ней Лео тягаться стыдно. Покормив своего личного Эцио, мастер вернулся к чертежам. О, благословенные куски бумаги, с вами время течет незаметно. Уже давно перевалило за полночь, перед глазами схемы и цифры расплывались, а записи, насмехаясь над юным гением, складывались в ну совсем непристойные слова. Что уже говорить про наброски, которые стали иллюстрировать такое, от чего у да Винчи заалели уши. - Леонар-р-рдо, - собственное имя, произнесенное с таким знакомым акцентом, заставило художника подпрыгнуть на месте и оглянуться на голос. Но в мастерской кроме него никого не было. Леонардо ожидал, что все свечи и огонь в камине затухнут, а листы, с не пойми откуда взявшемся порывом ветра, живописно слетят на пол, но ничего подобного, о чем так красочно расписывают в городских страшилках, не произошло. Свечи все так же трепетали на сквозняке, а цифры насмехались над воспаленным недосыпаниями мозгом. - Леонар-р-рдо! - Dio mio!!! – воскликнул Леонардо и побежал скорее спать, обещая себе никогда более не засиживаться за работой допоздна. ** Будни у Леонардо были все такими же. Такими же переполненными заказами, заваленными на три стола чертежами, замусоренными неудавшимися эскизами, наполненными до краев ожиданием прихода Эцио и, конечно же, абсолютно такими же акцентно-картавыми «Леонарррдо» по вечерам, после которых перепуганный мастер бежал спать. - Кушай, Эцио! Кушай, мой хороший! – ворковал Леонардо над волнистой птицей, подсыпая в кормушку зерен. – Кто у нас самый красивый? А? Кто у нас самый красивый? - Самый кр-р-расивый подар-р-рок, для самого кр-р-расивого Леонар-р-рдо! – вдруг раздалось совсем рядом. Леонардо выронил миску с зерном. Ведь день на дворе, и он хорошо выспался, не могут же галлюцинации его преследовать всегда? - Леонар-р-рдо будет р-р-рад! Р-р-рад подар-р-рку! – с посвистыванием и клекотом доносилось из клетки. Леонардо пораженно смотрел на птичку, которая смотрелась в зеркало и разговаривала сама с собой. Придвинув табурет к столу, на котором стояла клетка, и, устроившись поудобнее, Леонардо стал внимательнее рассматривать птицу. Ярко-зеленая, волнистое оперение, разноцветный хвост и хохолок. И как он сразу не догадался? Это же попугай! Эцио подарил ему попугая! В Европе данные птицы крайне редкие, не удивительно, что мастер не сразу признал его. А вот юный ассасин наверняка даже не знает об особенности попугаев запоминать и повторять часто слышимые фразы. - Леонар-р-рдо будет р-р-рад подар-р-рку! П-р-р-равда? Самому кр-р-расивому Леонар-р-рдо самый кр-р-расивый подар-р-рок! – художник прислонил дрожащие ладони к горящим щекам. Это Эцио повторял? Это Эцио о нем?? - Говори!!! Продолжай говорить, мой маленький Эцио!!! ** Выходные у Леонардо да Винчи начинались с трех знакомых стуков в дверь. Причем двери в эти самые выходные отворялись сами этими же самыми выходными. Потом долгожданные выходные заходили в Мастерскую, нагло отрывая хозяина от всех будних дел и забот, вносили с собой сумбур, хаос и новые страницы кодекса. - Эцио, как я рад тебя видеть! О, ты принес еще одну? – Эцио обнял художника в знак приветствия и протянул новый свиток, а с лица все не сходила довольная улыбка. Разумеется, единственное стабильное место во всей Венеции, где его ждут не ради «Живым или Мертвым». А эту приветственную фразу с теми же интонацией и темпом Эцио каждый раз произносит про себя в такт речи Леонардо. И никогда не сбивается. Эцио счастлив, что Лео понравился его подарок. Видно, что за птицей хорошо ухаживали. И когда только да Винчи все успевает? Присев на табурет возле столика с клеткой, ассасин внимательно следил, как птица чистила клювом перья, как забавно выгибала свою маленькую головку, доставая до самых немыслимых мест. Эцио просунул палец сквозь прутья клетки, за что был тут же наказан хозяином оной. Хозяин клетки еще не скоро отпустил наглую конечность ассасина. Леонардо лишь тихо посмеивался за дурачествами двух его любимых Эцио, время от времени отрываясь от шифров. А Эцио продолжал смотреть, как птичка, взгромоздившись на жердочке, уставилась в собственное отражение, что-то квохча и посвистывая на свой лад. - Какой красивый, - пробормотал Эцио. - Самый кр-р-расивый подар-р-рок для самого кр-р-расивого Леонар-р-рдо! – на всю мастерскую воскликнул попугай. Эцио от неожиданности свалился с табурета. Подняться помог ему Лео, протянув руку. Эцио, смущенный и красный до кончиков ушей, боялся посмотреть на «самого красивого Леонардо». - Говор-р-ри! Пр-родолжай говор-р-рить, мой маленький Эцио! – а рядом со смущенным ассасином скромно топтался смущенный художник.