***
Билокси сменяется Пенсаколой, Пенсакола меняется на Джэксонвилл, как только Уилл становится старше, он едет на север, оставляя отца и дальше беспутно блуждать по всему побережью Мексиканского залива.***
Через пятнадцать лет смерть зовёт его обратно, на юг. Обломки прошедших годов нарастали на кожу слой за слоем, пока дикий подросток не перерос в скрытного юношу, стоически молчаливого у отцовского гроба. Погребение следовало бы отложить — после лета бесконечных дождей мягкая земля превратилась в разрыхленную и болотистую. У Уилла нет денег на склеп. Он покидает похороны, не чувствуя практически ничего; отец был вечно замкнут в себе, и Уилл переживает его утрату так, словно умер совсем чужой человек. Грохочущий ливень становится только сильнее и жёстче, и прогуливаясь по улице в сторону мотеля, Уилл видит, как пенится и разбухает чёрная влажная земля, выплёвывая скрытые в ней секреты. Дождь пробуждает к жизни погребённых, грязь проламывает щели в гробах, и улица словно река, по которой кости мертвецов плывут в готовую поглотить их трясину. Подброшенное эльфами дитя от души пирует представившимся ему зрелищем, но Уилл только сжимает его плотнее в оковах и отбрасывает навязчивое видение. Он обещает себе, что как только закончит с бумагами, больше никогда не вернётся в это место.***
Благими намерениями выстлана дорога в ад, так поговаривал директор одной из многочисленных школ, когда Уилл был ещё старшеклассником. «Дожить до сегодняшнего дня было настоящим адом, — думает он сейчас, — разве может существовать какой-либо ад, когда жизнь закончится».***
Лучшим крещением, чем погружение со скалы в ледяной океан, оказываются чёрные грозовые тучи, весь день нависающие над головой и к вечеру проливающиеся на землю обещанным бурным потопом. Полные, тяжёлые капли ощущаются такими тёплыми и живыми, словно стекающая по коже кровь. Они в самом безопасном месте из известных Уиллу. Он купил хижину несколько лет назад, вскоре после того, как убил Гаррета Хоббса. Небольшой, но ладно сложенный дом с пристанью и ветхим сараем для лодок, спрятанный за многочисленными поворотами дорог, среди переплетающихся ответвлений канала. Уже тогда стало ясно, что однажды ему может понадобиться исчезнуть, от последнего убийства привычная кожа начала шелушиться и слезать. Возможно, хижина никогда и не пригодилась бы, возможно, его разум был крепче, чем считал сам Уилл, но он всё равно оснастил жилище всем необходимым на случай того самого плана Б. Ганнибал не знал о хижине. Не знала и Молли. Его тёмное сердце, спрятанное у заводи реки. Уилл чувствует себя свободным так, как никогда прежде. «Становление» неподходящее слово для всего произошедшего. Происходящего. Уилл никогда не был другим. Ничего не щёлкнуло, не разбилось вдребезги, никаких внезапных прорывов или осознания своей истинной сути, никакой эволюции с низшего до высшего уровня пищевой цепи. Скорее это было конечное отшелушивание всех наложенных прежде слоёв. Всё началось годы назад во время тихих вечерних разговоров в офисе Ганнибала. Они пили вино в кожаных креслах или же бренди у камина, а Уилл медленно и немного застенчиво снимал с себя слой за слоем. Сначала это было легко, словно избавляться от сусального золота**, раскрывая себя ровно настолько, чтобы манить и поддразнивать. С каждым следующим слоем процесс становился всё более болезненным, но от того не менее желанным. Словно началась новая жизнь, а ведь так и было на самом деле. Человек, которым он являлся прежде, хранил в себе меньше шрамов, но гораздо больше секретов, он шёл по жизни со склонённой головой под тяжестью правды, которую он знал о самом себе, и лжи, в которой старался себя убедить. Теперь Уилл — свет, Уилл — воздух. Он давно улетел бы на крыльях ветров, если бы кто-то другой не привязывал его к этому месту. Ганнибал встаёт с постели впервые за эти дни. Дорога до хижины была далека от приятной прогулки, и выздоровление растянулось на недели. Но Ганнибал упрям, как и прежде, и, прихрамывая, он пробирается в дверной проём, чтобы присоединиться к Уиллу на пристани. Не похоже, чтобы дождь собирался утихнуть, но Уилл сидит под струями воды и позволяет им пропитывать себя насквозь. Ганнибал представляет, какой холодной должна быть кожа Уилла на ощупь, но когда он кладёт руку ему на плечо, то чувствует, как горячие волны жизни пульсируют кровью по венам.