Любовь к паранормалии

<Юи, свет моей жизни, огонь моих чресел.Грех мой, душа моя.Ю-и: кончик языка совершает путь в два этажа вниз по небу, чтобы на втором толкнуться о зубы.Юи… Она была <Соней>, по утрам, ростом в пять футов (без двух вершков и в одном носке).Она была Юи-тян в длинных штанах.Она была Юи Комори в АНБУ.Но в моих объятьях она была всегда: Юи. А предшественницы-то у нее были? Как же-были… Больше скажу: и Юи бы не оказалось никакой, если я бы не прогуливался в тот летний вечер. Яркое солнце грело белое личико Юи, давая её коже немного светловатий оттенок.Её немного розоватые губы были влажными от страсных поцелуев её <любимого>, который был <страстным любовником>.Лежа на траве, она разкинула светлые волосы вокруг головы.Она вдыхала запах свежей майской травы, который смешывался с её пудрой-которою она крала у Югаю Узуки-сладковатый, дешевый мусорный душок; он сливался с её собственным бисквитным запахом. -Любимый…-ели промовила Юи, и прикрыла свои алого оттенка глаза-Лю-би-мый-последний раз промовила она, и закрыла глаза. Реальность. -А?! -крикнула Юи, во весь свой голос.Ее длинные волосы были мокрыми и кое-где прилипли к лицу, глаза покраснели от продолжительного напряжения и слез, которые она не заметила-Это был сон?! -Юи быстро встала с скриплящей кровати, она мигом подошла к зеркалу.Она посмотрела на свое отражение.Все было в порядке вот только её <любимого> не было рядом. Все дело в том что её <любимый> умер.Даже в настоящее время Юи помнила его черты.У зрительной памяти есть два похода: при одном, удается искусно воссоздать образ в лаборатории мозга, не раскрывая глаз; при другом же, закрываешь глаза и мгновенно вызываешь на темной внутренней стороне век объективное, оптическое, предельно верное воспроизведение любимых черт: маленький призрак в естественных цветах. Это был красивый мужчина на несколько лет старше Юи.Его родители погибли, так что он был сиротой.Сначала они с Юи разговаривали, так сказать по окружности.Мозги у них были настроены в тон умным подросткам того времени и той среды.Она мечтала быть сестрой милосердия в какой-то голодающей деревне, а он мечтал быть знаменитым шпионом. Внезапно они оказались влюбленными друг в дружку-безумно, неуклюже, бесстыдно, мучительно: я бы добавила-безнадежно, ибо их неистовое стремление ко взаимному обладанию могло бы быть утолено только, если бы каждый из нас в самом деле впитал и усвоил каждую частицу тела и души другого; между тем они даже не могли найти места, где бы совокупиться, как без труда находят дети трущоб.После одного неудавшегося ночного свидания в АНБУ, после этого единственное, что им было разрешено, в смысле встреч, это лежать в досягаемости членов АНБУ, зрительной, если не слуховой, на той часть АНБУ, где было всего больше народу.Там, на мягкой траве, в нескольких шагах от народу, они валялись все утро в оцепенелом исступлении любовной муки и пользоваться всяким благословенным изъяном в ткани времени и пространства, чтобы притронуться друг к дружке.Её рука, сквозь песок, подползала к ему, продвигаясь все ближе и ближе, переставляя узкие бледные пальцы, а затем её перламутровое колено отправлялось в то же длинное, осторожное путешествие: иногда случайный вал, сооружений молодыми подростками, служил для беглого соленого поцелуя. Под каким-то крайне прозрачным предлогом (другого шанса у них предвиделось), они удалились из АНБУ на пляж, где нашли наконец уединеное место, и там, в лиливой тени розовых скал, образовавших нечто вроде пещеры, они наскоро обменялись жадными ласками, единственным сведениям их любви были оброненные кем-то темные очки.Он уже стоял на коленях и уже готовился овладеть Юи, как внезапно двое шиноби-морськой дед и его братец-вышли из воды с возгласами непристойного ободрения, а четыре месяца спустя он умер от тифа в Деревне Скрытого Тумана. Снова и снова Юи перелистывала эти жалкие воспоминания и все допытывалась у самой себя не оттуда ли, не из блеска ли того далекого лета пошла трещина через всю её жизнь.Когда она старалась разобраться в былых желаниях, намерениях, действиях, она поддавалась некоему обратному воображению, питающему аналитическую способность возможностями безграничными, так что всякий представляющийся ей прошлый путь делится без конца на развалины в одуряюще сложной перспективе памяти. Юи знала и то, что его смерть неудовлетворенности того бредового лета и сделалась препятствием для для всякой другой любви в течение её юности.Духовное и телесное сливалось в их любви в такой совершенной мере, какая и не снилась нынешним на все просто смотрящим подростками с их нехитрыми чувствами и штампованными мозгами.Долго после его смерти Юи чувствовала, как его мысли текут сквозь его сквозь её.Задолго до их встречи у них бывали одинаковые сны.Они слышали вехи.Находили черты странного сходства. Однажды поздно вечером им удалось обмануть злостную бдительность членов АНБУ.В рощице нервных, тонколистых мимоз, позади виллы, они нашли себе место на развалинах низкой каменной стены.В темноте сквозь нежные деревца деревца виднелись арабески освещенных окон виллы-которые теперь слегка подправленные цветными чернылами чувствительной памяти, их можно сравнить с игральными картами.Юи вздрагивала и подергивалась, пока он целовал её в уголок полураскрытых губ и в горячую мочку уха.Сидя чуть выше его, она в одинокой своей неге тянулась к его губам, причем голова её склонялась сонным, томным движением, которое было почти страдальческим, а ее голые коленки ловили, сжимали мою кисть, и снова слабели.Её дрожащий рот, кривясь от горечи таинственного зелья, с легким придыханием приближаясь к его лицу.Но одновременно, увы, со стороны дома раздался голос Югао Узуки, звавший Юи.Но эта мимозовая заросль, туман звезд, озноб, огонь, медовая роса, и моя мука остались с Юи, и этот юноша с наслаждением морем ногами и пламеным языком с той поры преследовало Юи неотвязно.