Terra Mortuis

Вступление       Мир, в котором он живет, не похож ни на один из тех, что вы видели.       Вы живете в мире свободы. Он живет за решеткой. Нет, не в тюрьме, но в месте, похожем на неё. Ему нельзя уйти.       Как он оказался в мире молчаливой смерти? - этим вопросом он задавался уже множество раз. У него нет ни смутных образов, ни воспоминаний о том, как это место стало ему домом. Но никто и не ответит ему на этот вопрос. Он окружен людьми, что носят маски, и что ни разу не пробормотали ни единого слова. Их внимательные взоры проникают ему под кожу, стоит лишь их взглядам обратиться к нему.       Он один, и лишь мысли его ему компания. Он знает, что у вас есть вопросы. У него они тоже были. Вопросы, которые он задавал себе, вселенной и Богу там, наверху.       Он живет в комнате на вершине башни. Над ним надевшие маски обитатели его тюрьмы преподносят вселенной подарки и жертвоприношения - кости животных, если быть точным. Когда они дают вселенной саму смерть, что-то в мире рождается. Баланс восстанавливается.       Хоть он никогда не видел, как они приносят в жертву кого-нибудь из себе подобных, где-то в глубине души он боялся, что однажды и его обменяют у вселенной на жизнь. Более того, он не уверен, почему они вообще держат его здесь. Всем, что он помнил, было его любопытство.       Они носили маски из глины, дерева и камня; многие из них являли собой грозных хищников. Увидеть лица людей под этими масками было невозможно. Всегда было что-то пробирающее до костей в народе Демы, в тех людях, с которыми он жил; но он никогда не позволял себе зацикливаться на этом, как и не позволял своему любопытству взять верх. Все же они кормили его. Он помогал вспахивать поля, мыл посуду у ручья, разводил огонь для готовки. Было лишь одно правило: не говорить.       И он не говорил, даже когда оставался один. Он не мог рисковать. Он все же не хотел злить Кионса. Разгневавшие его не возвращались.       Приближается его девятый год здесь, и стены его комнаты покрыты царапинами и отметинами, которые он делал со дня своего прибытия. Горожане захотят отпраздновать. И они проведут своё молчаливое торжество, отмечая еще год под неусыпным надзором вселенной. Еще один год празднества Кионса.       Так что да, могло быть и хуже. Как и у вас, у него есть вопросы. Но в отличие от вас он думает о побеге. In Die Una*       Неуверенный в своем имени, он подписывает письма как Клэнси. Что-то в этом кажется правильным.       Сегодня он вылез из окна комнаты, чтобы посидеть на верхушке башни в том кругу, где расположены алтари. Они все еще покрыты кровью птиц со времен последнего сбора урожая. Вселенная была милостива и послала обильные дожди. Он любил дождь так, будто благодаря ему и сам получал шанс переродиться.       Сегодня день его церемонии. Сегодня ему дадут его собственную маску, и он официально станет частью Демы. В своем письме он выразил волнение и желание вырваться в мир за стенами. Он всегда был благодарен Деме за оказанную щедрость, но сейчас он готов бежать. Ребёнком, - пишет он, удерживая печатную машинку на коленях, - я смотрел на Дему восторженно, сейчас же меня окутывает горечь, поскольку я провожу каждый день, желая хоть мельком увидеть край той стены, что держит нас здесь. Лишь на девятом году я осознал, что Дема не была моим домом.       Его горечь прорастает из любопытства к тем краям, что расстилаются перед ним. Краям, что не принадлежат клану, в котором он состоит, тем краям, на которые не ступала нога простого человека. Его запросто могли повесить за побег из безопасных стен. Судя по записям консула, последнего сбежавшего разорвал на куски один из девяти епископов.       Может он жаждет не физической свободы, а свободы разума. Ведь кто он, как не потерявшийся смертный Клэнси, который пишет письма без адресата? Он принадлежит к этому миру или к вашему?       Кто такой Клэнси?       Может, вы знаете. Может, вы храните секреты.       А может, вы просто все еще спите.       Он пристально смотрит на необъятную картину поросших мхом скал и облачного неба. Вселенная будто скорбит по его утраченной свободе вместе с ним. Как только церемония завершится, он застрянет здесь, будет обречен соответствовать четырем стенам, как все те горожане, с которыми он вырос. Свобода выглядит далекой, но там, в неизведанном, искрится лучик надежды, а вместе с ним во мрак улетает невесомое письмо, уносимое ветром по велению вселенной для того, чтобы достигнуть внешнего мира. Dies Duos**       Он принимает участие в церемонии, не придумав, как её избежать. Они покрывают его шею черным пеплом и дают ему маску ворона. Как иронично то, что ему дали маску животного, с которым он так жаждет улететь.       Он первый имеет маску столь важную. Ворон управляет деревней. Без него не было бы жертв ни Кионсу, ни вселенной.       Консул заливает в огонь керосин, подымая пламя до самих небес, отдавая честь их стойкому и безликому лидеру. Девяти лет было достаточно для Клэнси, чтобы изучить местную форму жестового языка, и консул показывает ему, что он избранный. Ему должны дать заглянуть в будущее, но вместо этого толпа расходится, оставляя его одного с огнем, маской, скрывающей его лицо и пачкающим шею пеплом. Он смотрит в огонь, надеясь на то, что он хоть немного подскажет, что ему предстоит. Может тот покажет ему свободу, которую он никогда не сможет получить.       Той ночью, после комендантского часа он выскальзывает без своей маски и на цыпочках крадется к краю стены. Если его поймают, то накажут сразу за два нарушения, но он не боится. Он хочет знать, что лежит впереди, пока он днями гниет за колоссальными стенами.       Многие люди называют Дему своим домом. Жители деревни не пересекаются с людьми из остальных восьми городов. Эту работу оставили епископам, которым люди должны были подчиняться. Часть его думала, есть ли такие, как он, в других деревнях: потерянные люди, что призраками бродят в поисках свободы.       Во многих смыслах он был похож на остальных: тихий, бесполый, чуждый чувствам или эмоциям. Истории, которые они рассказывают, не были о чуде и веселье, а были лишь полны тусклых символов. Если постараться, он бы мог подумать о жизни, в которой существует романтика и смех. Его родители ведь должны были любить его, да?       Здешние семьи не знали ни любви, ни романтики, ни гостеприимства. Вселенной было угодно подчинение.       И вот он сидит здесь, на траве, под полем звезд, прислонившись спиной к стене. Камни холодные на ощупь, он наклоняет голову назад, его Адамово яблоко подскакивает, а глаза закрываются. Пологие холмы звали его имя. Ему было невыносимо более быть здесь безликим гулем.       Под его руками один из камней выскальзывает. Удивленный, Клэнси отстраняется и, не веря глазам, смотрит, а его сердцебиение ускоряется десятикратно.       В стене была брешь. Он мог это сделать. Он мог спастись.       Шум послышался с другой стороны деревни, и огни факелами прорезали темноту. - Чёрт, - бормочет он впервые за долгие годы. Он перестал замечать, как сливается с массой жителей, пока его хриплый,животноподобный голос не отдался эхом в ушах.       Он осторожно поставил кирпич на место и рванул прочь, петляя между хижинами в сторону дворца, где ранее проводилась его церемония. Он встал на колени перед огнем в надежде смягчить наказание, задобрив Кионса молитвой.       Консульство приближается с факелами и копьями, и маски их от огня дают огромные, пляшущие тени. Он смотрит на них краем глаза и нервно сглатывает. - Нарушение, - показывают они знаками, - Нарушение комендантского часа и демонстрация своего лица.       Клэнси садится на пол и поднимает перед собой дрожащие руки, чтобы показать жест в ответ: - Я пришел помолиться. - Ты разочаровал Кионса. Свяжите его, - консулы хватают его и тащат в сторону башни, где по рукам и ногам привязывают к набитой сеном постели. Его лицо искажается, когда они срывают с него рубашку, чистым полотном открывая кожу для жестокого наказания.       Главный консул смотрит на него из-за своей маски. Он носит облик ягуара, хитрого, но жестокого зверя, одаренного скоростью. Никто не сбегает от Главы. - Я разочарован, - показывает он, - Наказание послужит тебе предупреждением.       От жестоко прикованного к собственной кровати мужчины ответа не последовало.       Несколько мгновений проходят, прежде чем со стороны лестницы раздаются шаги, и входят двое из консулов. Один из них несет железный прут со светящимся от жара оранжевым кольцом на конце. Клэнси должен быть смелым.       Два человека держали его, пока он содрогается в попытках вырваться, и крик срывается с губ, когда металл касается кожи. Глава зажимает рукой рот бьющегося в агонии мужчины и поднимает к небу свое копьё – простой жест, который знают все жители Демы. - Для Кионса. Tres Dies***       На следующее утро он просыпается, охваченный болью. На его животе опухшими красными буквами было написано «Нарушение». Гнев взбурлил в его венах и заставил дойти до печатной машинки.       Называть Дему домом никогда не было правильным. Для меня Дема была лишь местом, в котором я существую, или «ячейкой», в которую меня поместили.       Я слышал истории о концепции «дома», и от лица автора его описание всегда было теплым. Романтическое обладание тем местом, в котором живешь, вызывало во мне обожание, но я не мог понять его. Это место, моё место, было ограничено от романтики и чуда, о которых говорят старые истории. Мой разум, кажется, теряется в тихой неизвестности. Надежда на открытия породила во мне новую версию меня; я надеюсь, что лучшую версию меня, ту, которая найдет способ испытать то, что находится за гигантскими стенами.       - Клэнси.       Когда он складывает письмо, его руки дрожат, и во время подъема ему приходится зажать его между зубами, чтобы удачно добраться до вершины башни. Какое-то время он просто неотрывно смотрит на пейзаж впереди, тот пейзаж, который держит его свободу закрытой на ключ. Однажды он выберется. Этот выпавший камень – его билет на свободу, и всё, что ему нужно – подходящий момент.       Ещё несколько секунд проходит, прежде чем он наконец отправляет письмо в хаотичный полёт к земле за гранью. Dringenta Octoginta Diebus****       Год прошел с последнего письма и с нарушения правил Демы. Он распланировал побег до мельчайших подробностей и понял, что сбежать незамеченным невозможно. Они всегда смотрят. Внимательнее с тех пор, как он нарушил правила.       Он прячется под маской и продолжает выжидать. Он помогает выращивать крупы, разводит огонь и делает подношения вселенной. Он надеется, что остальные восемь епископов не замечают ту ауру неповиновения, которую он излучает в последнее время.       Той ночью он забрался на вершину башни и смотрел на земли, в которых так отчаянно желал оказаться. Там, с другой стороны, на склонах скал, выстроенные в шеренгу, стояли люди, своего рода повстанцы. Он вздрагивает и подкрадывается на четвереньках к краю крыши.       Тот, кто, как он предположил, являлся лидером, держал в руках два листа бумаги. С такого расстояния он не мог четко определить, что было на этих листах, но огонь в его сердце хотел, чтобы это были его письма. Он надеялся, что остальные уже ждут его прибытия.       Перед тем как он уходит, люди поднимают руки наверх, к небу. Это, вероятно, был своего рода сигнал.       Ещё немного он смотрит на людей и надеется, что они не его воображение. Quadringenta Octoginta Diebus       Следующей ночью он заходит в хижину Консулов после начала комендантского часа и быстро просматривает важные файлы и документы. Он не знает, что ищет, но знает, что ищет что-то.       Его сердце бьется в бешеном ритме, и он постоянно посматривает на окно, высматривая факелы и копья. Наконец его рука натыкается на что-то стоящее, и он достаёт её из ящика стола.       Это компас, и его стрелка указывает на Восток.       Он останавливается, чтобы подумать. Восток это там, где находятся горы мхов и зеленые холмы. Там, где повстанцы выстроились на краю, чтобы передать ему сообщение.       Там, где они вздымали руки.       Наверху. Восток наверху.       Он наспех прячет компас в карман и работает быстрее, выискивая любую информацию о девяти епископах или узах Демы, какую только может найти. Ему бы хотелось, чтобы его руки не дрожали так сильно, но именно это мотивирует его не попасться.       Он останавливается на документе, на котором написано СРОЧНО: НАРУШЕНИЕ и бросает взгляд на окно, просто на всякий случай. Его внимание привлекает свеча из соседней хижины, но стражники ещё не нашли его.       Дема провозглашает свою власть, вступающую в силу сразу же.       Нет. Ему дурно. Это только расширяет полномочия девяти и удлиняет ну цепь повиновения, которой консулы удерживают людей. Становится ужаснее и подчинение, которое он так сильно ненавидит. Программа, требование, религия, стиль жизни, которые вводит Девятка, что так удобно устроилась наверху.       Были ли все эти люди когда-то такими, как он? Чистыми и теплыми, со своими уникальными характерами, но вынужденные томиться за четырьмя стенами и подчиняться девятерым епископам. Дема украла их имена, их личности, их эмоции, их жизни.       Он больше не мог там оставаться. Нет, он хотел того, что Дема отняла у него. Он хотел любви, счастья, света, романтики.       Он хотел той жизни, которую у него украли.       Факелы засверкали за окном. Он быстро спрятал бумаги по карманам вместе с компасом и скрылся в тенях.       То, что я называю приговором, другие называют нормой. Как они смогли так успешно искоренить в нас мечту?       Неужели я один осознаю, что нам лгут? Неужели я один не боюсь того факта, что Девятеро украли наше доверие и затушили огонек надежды, который раньше двигал всё наше естество? - Клэнси       На этом он отпустил в воздух третье письмо. Quadringenta Octoginta Duobus*****       Под постановлением о нарушении он находит ещё одну бумагу, содержание которой мягко говоря….озадачивает. На ней его изображение, точнее изображение более молодой и счастливой его версии, той, которая только прибыла (или которую только что забрали), и снизу написано его имя.       Тайлер.       Все его тело вздрагивает. Конечно. Конечно, это его имя. Теперь он вспомнил. Они украли его личность, но прежде они украли то, что его составляло: его имя.       Под именем были написаны его рост, вес, группа крови и еще множество других вещей, что вместе подтверждало то, что он был украден из другого мира. Того мира, что принадлежит вам.       Возможно, Клэнси принадлежит этому миру. Но не Тайлер.       Он решает написать последнее письмо перед побегом той ночью. Он спланировал абсолютно всё и знал, что ему нужно делать. Называть себя Тайлером в этих стенах было неправильным. Ему нужно повременить, пока он не будет волен снова называть себя своим именем, вернуть свою личность. А пока он останется Клэнси.       Клэнси надеется, что его письма попадают к повстанцам вне Демы. А даже если и нет, то он надеется, что кто-то их получает или получит хотя бы это. Оно будет его наследием.       Прошла вечность, прежде чем настала ночь, и теперь мы готовы. Теперь, когда Клэнси объединился с Тайлером, ему казалось правильным говорить «мы», пока он не спасется.       Мы изучили дежурства и поняли, что никак не можем проскользнуть мимо. Так что вместо того, чтобы пытаться прятаться, мы убедимся, что нас обоих заметили.       Я в ужасе и взволнован одновременно.       Они не контролируют нас. - Клэнси. Dies Ignotum****** __n_ot_myo_nly_fri_en d       Он просыпается посреди каньона, окруженный поросшими мхом скалами, и у него нет ничего, кроме той одежды, что на нем. На какое-то мгновение его охватывает паника, прежде чем он понял, что сделал это.       Он свободен.       Тайлер кричит от радости и счастливо улыбается, а голос его отражается от склонов вокруг него. Он впервые за многие годы смог издать какой-то звук. Он чувствует, как слёзы скапливаются в уголках его глаз, и черт подери, он позволяет себе заплакать, потому что он чертовски счастлив.       Наконец-то.       Наконец-то. - Черт, наконец-то! – кричит он, заливаясь смехом. Он набирает воды в свои сомкнутые ладони и подбрасывает её в воздух, закрывая глаза и чувствуя, как она окропляет его лицо. В этот раз он не ненавидит звуки своего голоса. Он уже не связан тишиной.       Его радость резко прерывается, когда он видит людей в масках, что взобрались на вершины скал. Он предполагает, что это те самые повстанцы, что дали ему направление «восток наверху».       Те, что привели его к свободе.       Но они ничего не говорят. Этот мир тоже окутан тишиной?       Ваш мир окутан тишиной?       Он смотрит с любопытством, сомневаясь, стоит ли ему прерывать тишину. Возможно, они ждут, когда он что-нибудь скажет. - Привет? – его голос сорвался, заставив его поднять руку к горлу и дав воспоминаниям о зверином хрипе новый виток волнений, - Я видел вас из той деревни, - теперь Тайлеру кажется очень трудным повысить голос. Его голосовые связки горят, поэтому он решил пропеть, надеясь, что его так или иначе поймут, - Вы сказали мне, что восток наверху, - он указывает на небо.       Ответа все ещё нет. Молчание начинается заполнять все пустоты, из-за неё становится трудно дышать. Она снова начинает окутывать его, чтобы сковать его вновь.       Вдруг один из повстанцев указывает на запад, туда, откуда пришел Тайлер.       Вдалеке виднеется фигура в красном плаще.       Не нужно было слов, чтобы понять, кто это. Кионс. Он идет, чтобы забрать Тайлера обратно.       Тайлер не хочет бороться. Жители деревни не хотят перемен, не хотят противостоять ни силе Девяти, ни узам Демы. Он сам привел к этому. Ну, он и Клэнси.       Он знает, что бороться нет смысла. Он проиграл. Как глупо было с его стороны свято верить в то, что у него был шанс на свободу за стенами?       Красный плащ Кионса развевался на ветру, пока тот слезал с лошади и приближался к Тайлеру. Его настоящее имя теперь кажется неподходящим, ведь епископ собирается вновь отнять у него личность. Из всего, что только могло произойти, Тайлер не ожидал того, что Кионс заговорит с ним вслух. Его глубокий голос резко сломал тишину. - Сын мой, почему ты решил покинуть нас?       Его глаза закрыты, он не мог взглянуть на епископа, стоящего перед ним. Ни один член Демы не видел никого из епископов. Они были Богами.       Кленси просто не мог ничего сказать, вместо этого он говорил жестами, зная, что Бог перед ним поймет. - Вы лжете нам. - Ты не уважаешь меня достаточно, чтобы говорить? - У меня нет уважения к вам, - он открывает глаза. На Кионсе маска, его лицо скрыто.Он продолжает показывать жесты несмотря на то, что его руки дрожат, - Вы крадете нас из наших миров и заставляете преклоняться вам. - Я уважаю тебя, Тайлер. Или мне стоит называть тебя Клэнси? – он протягивает морщинистую серую руку к плечу Клэнси, - Ты не такой, как остальные. У тебя есть потенциал. Возможность однажды заменить кого-то из нас. - Возможность быть Богом? – его голосовые связки неприятно стягивает, стоило ему позволить епископу положить руку себе на плечо, - Что вы говорите? - Я говорю, что у нас была причина тебя выманить. Как ты думаешь, почему иначе местные позволили тебе оставаться с ними так долго? Я милосердный государь, сын мой. Тебе мог попасться правитель многим суровее меня. - На чьей мы земле? - Нико. Я не думаю, что ты бы хотел с ним встретиться. Вернемся же к безопасности стен. Я расскажу, что могу тебе предложить. - Я не хочу возвращаться, - Клэнси отказывается пошевелить даже мускулом. Кионс вздыхает. - Мы не возвращается в деревню, Клэнси. Мы идём в мой дом. Я предлагаю тебе учиться у меня. Ты бы стал прекрасным дополнением к Девятке.       Он проходится взглядом по повстанцам, которые не сдвинулись со своих мест на скалах. Они продолжали наблюдать за сценой, разворачивающейся перед ними. - Хорошо, - соглашается Клэнси. Хоть он и не может видеть, он знает, что Кионс улыбается, удовлетворенный ответом. Его вытянутые руки касаются шеи Клэнси, оставляя на ней черный пепел.       Так он вновь стал рабом Демы.       Епископ оседлал своего коня, а Клэнси следовал за ним – его руки связаны невидимой веревкой. Его свобода исчезла, растворилась как ветер перед силой Девятки и его трусостью. Может у Кионса будет лучше, чем в деревне. Может, ему позволят говорить вслух, иметь адресата или даже отправлять письма, а не, перебрасывая через стену, пускать их в далекие края.       Его помутненный взгляд пересекается со взглядом одного из повстанцев в масках. Он держит одну руку поднятой и сжатой в кулак, чтобы потом вдруг сорвать с себя маску и бросить её в каньон перед ним. - БЕГИ! – кричит он. Остальные следуют за ним, и их маски падают на двоих дождем, пока эхо одного мощного слова поглощает целиком мужчину, который стоял, плененный.       Наконец он понял. Это отвлекающий маневр.       Не раздумывая, Клэнси бежит. Nulla Dies*******       В его памяти снова провалы. Когда он просыпается, вокруг него лишь незнакомые лица.       У его кровати на коленях стоит одетый в яркую желтую куртку мужчина с копной кудрявых волос. Он протягивает Тайлеру подсолнух и пачку бумаг, которые могут быть лишь письмами. - Мы их получили, - говорит незнакомец, - Клэнси, правильно? - Тайлер, вообще-то, - он прочищает горло, принимая сидячее положение, и оглядывается. Они в комнате, похожей на его прошлую, - Вы получили мои письма? - Мы ждали, когда ты придешь, - он улыбается, предлагая Тайлеру взять подсолнух, - Я Джош. Мы такие же, как ты – мы вырвались из крепкой хватки Демы. Здесь ты будешь в безопасности. - Что случилось с Кионсом? – спрашивает Тайлер. Он потирает заднюю сторону своей шеи и чувствует подкрадывающуюся панику, как и пепел, который пристает к пальцам. - Тебе больше не нужно беспокоиться о нем. Сейчас наша единственная проблема – это Нико. Если ты останешься с нами, то вечно будешь в бегах. - Но мы свободны?       Джош кивает. - Никакой Демы. Никаких ограничений. Никакого послушания.       Он смеется. - Я не думал, что есть такие, как я. - Никто из нас не думал, пока мы не узнали правду. Мы подумывали о революции в будущем, но пока это казалось неправильным. До этого момента. - Этого момента? – Тайлер непонимающе мигает. - Ещё многим другим нужна наша помощь, и, я думаю, у тебя есть то, что поможет им выбраться. Ну, что скажешь, Клэнси? – Джош протягивает ему свою руку. Она грубая и покрыта грязью, но Тайлера совсем не смущает немного грязи. - У вас есть бумага? Post Duos Menses********       Я выбрался.       Я чувствую себя невесомым. Я знаю, что это место всегда сдерживало меня, но сейчас я впервые чувствую то единство, в которое я верил.       Я до сих пор вижу его там, вдали, и я бы солгал, если бы сказал, что оно не вертится постоянно у меня на уме. Я бы хотел иметь возможность просто выключить этот страх, но, может, чем дальше я буду отходить, тем меньше этот страх будет влиять на меня. Я чувствую себя преданным тем, что, как я думал, было моим домом. И даже если я вернусь туда, я не смогу смотреть на вещи по-прежнему.       Они спят. Они так уверены в том, что знают правду, и живут день за днем, выполняя бессмысленные поручения. Они забыли, каково это – смотреть наверх и наружу, понимать, что то, что вокруг них не о том, что «здесь».       Оно о том, что «там».       Новый мир окружает меня. Я привык думать о том, что стены огромны – но эти зеленые холмы поглощают меня и ставят в самый центр – Траншея достаточно дивная временами, и нетрудно быстро утомиться. Но она реальная и настоящая, и я бы предпочел выживать в реальности, чем бездумно подчиняться жизни, которую кто-то для меня создал. Я был так долго одержим этим миром, что сейчас он кажется мне бОльшим домом, чем что-либо из того, что я когда-либо ощущал. Каким-то образом в этом зеленом просторе я чувствую себя таким защищенным, как никогда.       Пейзаж кажется бесконечным, и иногда я ловлю себя на том, что часами иду и не замечаю никаких признаков того, что спускаюсь. Но я видел такие цветы и растения, каких никогда не имел возможности видеть. Красота находится в самых неожиданных местах – и моё любопытство продолжает двигать мной.       Я гадаю, кто же ещё здесь есть. Если то, о чем я думал внутри, - правда, то должно быть больше подобных мне, и я обязуюсь их отыскать. Это лишь ещё одна вещь, которая будоражит меня, и которой я боюсь. Она лишь подтверждает что все то, на что я надеялся, было реальным все это время.       Я здесь, и я живой. Иногда это пугает меня, но, постоянно открывая что-то новое, я не остановлюсь. Джош и я направляем остальных от Нико к землям другого епископа в надежде разрушить Дему и открыть правду тем, кто находится под действием заклятия.       Мы скоро встретимся. Прикройте меня.       - Клэнси.       Джош перечитывает письмо в последний раз и удовлетворенно кивает. - Мне нравится. Готов отправить? - Ты думаешь, они последуют?       Джош соединяет их с Тайлером руки и улыбается. - Клэнси – голос революции.       Глубокий вздох. - Да, я готов отправить, - вместе они собирают огромную стопку писем и выбрасывают их в воздух, смотря на то, как ветер уносит их во все девять деревень Демы; они надеются, что письма снимут заклятие с хотя бы одного плененного жителя. - Мы делаем все, что можем, - шепчет Джош на ухо Тайлеру перед тем, как оставить поцелуй на его челюсти. Тайлер смущенно краснеет. - И однажды мы сможем больше.