Ты можешь умереть — не забывай об этом

      Его белые раздробленные кости насквозь пропитаны чёрной кровью. В округе повис ужасный запах гнили, привкус холодного металла и дешёвых чернил. Тонущие во мраке под каменным потолком-надгробием верхушки деревьев путались в густых сплетениях синих нитей. Наступал вечер. Здесь всегда не хватало солнца. Извечно грязные сумерки.       Эмоция — это аффект, вызванный субъективным мнением. У Инка нет собственных эмоций. Можно сказать, он, отчасти, и скончался от их переизбытка. Давящее на рёбра одиночество и чувство страха нескончаемой, несменяемой пустоты. Инк никогда не претендовал на звание героя или защитника альтернативных вселенных. Более того, он никогда и не смел задумываться о подобном. О существовании таких, как он, и на него похожих тоже. Инк никогда не думал прозывать себя хранителем или создателем — Всё это ему навязали люди. Как и многое другое.       Люди вообще стремились всякий раз передать частичку себя и своих переживаний через образы героев. Инку просто посчастливилось оказаться одним из них. Этаким закадычным блюстителем порядка альтернатив. Несуществующих альтернатив. Несуществующего, по сути, мира. Эррору же предстояло нечто абсолютно противоположное оному: для него уже были прописаны АВ, как существующие. Более того, он являлся частью их бесконечного многообразия. И ему же предстояло обеспечить конец всем этим выдуманным историям не выдуманных писарей.       Бесконечная беготня бесконечного мира. Несуществующего, по своей сути, мира.       Как бы там оно не было, но именно сейчас, на наших глазах висит распятый Инк. Внизу скопилась лужа крови, своей смолью пропитывающая снег. Морозец стоял знатный, но они же, всё-таки, скелеты. Скелеты, в принципе, не могут... много чего они не могут. Но не здесь, не в выдуманном, несуществующем мире создателей. На самых кончиках своих кистей Инк чувствовал пронизывающий фаланги иней, сковывающий движения, сводящий манёвренность на нет.       Денёк выдался на ужас долгий. Кошки-мышки знатно затянулись. И нет, не в синий клубок хаотично запутавшихся нитей, пущенных на протяжении всей глубины леса. Кажется, это и есть тот момент истины, когда Эррор сознаёт, в какую вязкую лужу чернил он вляпался. Понимает, насколько ему не повезло с соперником: Эррор, основанный на сущем коде, и Инк, созданный на пустом месте из фантазии и воображения. Они по своей природе не могут с друг другом соприкасаться. Даже визуально, как предписано каноном.       Но разве может это нам, простым создателям, помешать?

***

      Беспокойный ветер слабо сквозил оборванные лоскутки, некогда служившие дельной вещью для хранителя. Сосны медленно скрипели, скорбя не то по разочарованию разрушителя, не то по скверному состоянию творца. Ясно лишь, что в этой схватке никогда победителя не сыщется. Код, который виден невооружённому глазу, который можно прочитать, — строжайший алгоритм, и чистое воплощение фантазии, неосязаемых мыслей, образов, — импровизация.       Глупости какие-то, как только можно такое воспринять всерьёз?!!       Стояла непробиваемая тишина, казалось, она могла тянуться вечность.        — Э-э,.. Бу! — но Инку явно не нравится пустая бесконечность. Этот оболтус и оболтусом, как таковым, числиться не может. Чего уж говорить о мгновении без дела? О маленьком, крохотном застое в настоящем? Иногда может показаться, что Инк и вовсе боится остаться без занятия для себя. Да и повисший в метре от поверхности, с открытой раной на груди, его живость была достаточно комична. По крайней мере, он так полагал.       В ответ последовал ещё один удар. Очередная кость в горле! А, нет, опять грудная клетка. Алая кость вновь вонзилась в очернённое тело, издав громкий хруст и последующую за ним агонию с кровоподтёками. Или это явление лучше называть чернилопадом? Приглушённый сиплый, рваный вдох — единственное, чем сопровождалась вся картина. Сказать по правде, довольно эстетично, когда утончённые узоры на белых-белых косточках теряются в нахлынувших чернилах. Такой контраст не передать словами: снег средь тёмных стволов, чёрные пятна на белых костях, вокруг серо, но светло; валятся на чистый холст смольные капли, уподобляясь на секунды листьям на тихой водной глади, отражающей укутавшееся облаками небо. Фантастика, как здорово!       Только, кажется, кроме Автора никто из присутствующих не может оценить творящуюся красоту.        — Не может быть... — стоял в смятении, — Что ты за тварь? — в зрачках таился хаос; Отступив на один единственный шаг назад, пребывая в шоке, задался вопросом Эррор. Кстати, он, как всегда, сильно выбивался из красивишного ряда идеальной гармонии и царящего искусства: Яркие цвета яростно пестрили на здешнем выдержанном фоне. Но, думаю, ничего страшного — Эррор ведь у нас итак является ошибкой!        — А мы можем поговорить о чём-нибудь другом? — как ни в чём не бывало, вступался Инк с натянутой улыбкой, по уголкам которой нещадно лилась краска. Это было трудно заметить, но она подтекала с обеих сторон его физиономии: просто заметить на чёрном пятне чёрную ленту крови без лишнего усилия навряд ли кому удастся, — И да, ты мог бы спустить меня, наконец? Здесь, понимаешь ли, не очень-то у...        — Заткнись!        — ...добно, — не успела окончится фраза, как оказалась перебита грубым лаганным возгласом, отдающим явной неприязнью, — Хорошо.        — Молчи!        — Я молчу.       И новый хруст раздался на округу. С приглушённым, выворачивающим наизнанку криком.