Mr. Sandman

Я пью таблетки. Неважно, что происходит. Я всегда пью эти ёбские таблетки. Врачи говорят, что от них лучше, но я считаю, что это совершенно не так. Я не сплю неделями и выгляжу, как мешок с гавном. Но этим гадам в халатах плевать, если лекарство от одной болезни порождает другую болезнь. Болезнь Паркинсона и хроническая инсомния. Хороший набор, не так ли? Но если бы не было таблеток от первого, то не было бы и проблем со вторым. Я не пуп мира, но мне так хочется, чтобы все забили на рак и лечили какие-то другие болезни. Почему, если болезнь популярна, то над ней пашут так, будто она - единственная смертельная болезнь мира. Такая, в неком роде, царица, повелительница всея мира. Но если у тебя не такая известная болезнь (да ещё и до конца не изученная), то тебе прописывают ебаные противосудорожные, лишь бы ты отстал, или назначают повторное обследование, которое стоит несколько кусков долларов. Иногда думаешь, что проще сдохнуть. Захлебнуться слюной, когда у тебя произойдёт наисильнейший приступ. Убить самого себя руки не поднимаются. Нельзя так самому. Всю жизнь жить в дерьме, потом успешно выбраться и закончить всё так легко. Нет, я не для этого всё это тащил на себе. Первые симптомы болезни Паркинсона у меня появились в 15 лет. У меня невольно дрожала рука, но всем было похер. В принципе, матери всегда было на меня похер, а ближе её у меня никого нет и не было. Она - обычная американская потаскуха, с не очень приятным наркоманским лицом, фигурой анорексички и квартирой в жопе Либерти Сити. Отца я не видел ни разу, не знаю ни имени, ни фамилии, и даже представить себе не могу, как он выглядит. Не думаю, что мать хоть что-то хотя бы помнит о нём. Она залетела на очередной вписке наркоманского притона, а аборт было жалко делать. Наверное, тогда у неё ещё не все мозги выветрились. Болезнь развивалась. Медленно, но верно. В 18 я сбежал из дома. Тогда у меня развивалась уже вторая стадия, и я решил обратиться к врачу. К счастью, обследование было бесплатным. У меня дрожали обе руки, нижняя челюсть, и иногда подёргивалось веко. Врачи много говорили, но я не запоминал, потому что не понимал. Трясли надо мной своими бумагами, называли какие-то лекарства, а мне казалось, что они матерятся. "...и многое мне придётся обсудить с твоими родителями". Фраза, которая ввела меня в ступор. Мать вряд ли бы согласилась прийти, особенно после того, как я сбежал из дома. Хотя, сомневаюсь, что она это заметила. Я стал давить на жалость врачам, трясясь, брызжа слюной и рыдая. И на удивление, они сжалились, но в органы опеки не позвонили, что удивило меня с максимальной силой. Какая же у нас, всё-таки, поганая страна. Лекарства стоили бешеных денег, но я всегда знал, к кому обратиться. У меня был шикарный друг Брайс. В детстве я очень часто уходил от мамы на неделю, и Брайс с родителями согревали меня, откармливали, как брошенного котёнка. Они покупали мне кроссовки, экипировку для того, чтобы играть в футбол за школьную команду. Брайс был рад помочь. Давал кучу бабла и разрешил пожить у него, пока всё не устаканится. Я всегда был сыт, доволен, с крышей над головой да ещё и с таблетками от этой болезни. Конечно, я их не пил. Я принимал колёса покруче, отчего меня до сих пор шарашит. Мне пиздец как стыдно за то время. Особенно, когда я не понимал, что Брайс просто-напросто пользуется мной. Всё было так гладко, что думать о каком-либо кнуте после пряника не хотелось. Гладко. Но после одного случая гладко без буквы "Л". Тогда я переехал в какую-то съемную хату, в которой пахло травой, спермой и перегаром. Год я выбивал этот запах. Спал (прикиньте, тогда я ещё спал) с открытыми окнами, каждое утро брызгал освежителем воздуха, дезиком, парфюмом и всем тем, что попадалось под руку. И я стал пить нужные таблетки. Противосудорожные. Сначала я не видел сны, после спал очень плохо, просыпаясь каждые пять минут, а после перестал спать вообще. Развилась третья стадия. И стало тяжело ходить, держать равновесие. Я молился, чтобы это прекратилось как можно скорее. Старался не пить таблетки, но от этого, блять, становилось в сто раз хуже. Тело сводило. Я не контролировал голову, которая тряслась, как игрушка в машине. Такие, знаете, китайские болванчики. Челюсть, руки, ноги, тело априори. Знаете, у всех болезнь Паркинсона появляется в 65-80 лет. Забавно, что старческая болезнь появляется у тебя в 15 лет. На ночь, как молитву, как Отче Наш, я слушаю Syml — Mr. Sandman и тихо подпеваю. О, мистер Дрёма, Подари мне сон. Сделай его самой милой вещью, которую я когда-либо видел. Дай ему две губы, как клевер и розы. И расскажи ему о тяготе одиночества Дрёма, Я так одинок, Никто не набирает мой номер. Прошу, направь на меня свой магический луч. Мистер Дрёма, подари мне сон. Я не пил таблетки сегодня. Похуй, если мне станет плохо. Я хочу уснуть. Хочу видеть сны. Неважно, кошмары, или же радужные сказки. Мне хочется закрыть глаза и увидеть хоть что-нибудь. На часах три часа ночи, и за окном начинает светлеть. Я верчусь на кровати, без конца поправляю подушку и тяжело дышу. Я уже разучился, как надо спать. Совершенно не помню, каково это. Наконец-то глаза начинают слипаться, как будто мёдом намазанные, и мне становится тяжело дышать от волнения. Даже сквозь лёгкую дремоту я чувствую, как ладони начинают потеть. Лёгкая судорога сковывает моё тело, напоминая о том, что нужно было принять таблетки. "Джастин?". Голос заставляет меня обернуться. Я во сне? Или мне кажется? Передо мной стоит парень, моего возраста на вид. Чем-то похож на Гарри Поттера. Синие глаза, чёрные, как смоль волосы. На лбу пластырь. Интересно, от чего? Кто-то ударил? Со ступенек полетел? Одет как школьник. Чуть мешковатые джинсы, кеды и бордовая худди. Он меня узнал, а я его, кажется, совершенно не помню. Парень подходит ко мне. "Я Клэй". Мне хочется смеяться, потому что его имя — глина, в буквальном смысле. Но я держусь. Надо быть культурнее, Джастин, блять. Его черты лица такие детские. Такие же детские, как и у моего бывшего возлюбленного - Алекса. "А он симпатичен, - прокручиваю я у себя в голове". "Я знаю, спасибо". Мои глаза вылезли из орбит. "Всё, о чём ты думаешь, слышу я". И я начинаю краснеть и ругать себя за то, что шутил в голове про его имя. Голубоглазый тянет меня в свою страну снов, и у меня создаётся ощущение, что я просто курнул хорошей травки. Всё, что я видел за этот промежуток времени без сна, как будто смешалось в одну большую конструкцию, и выглядело это ужасно. Мы оказались на какой-то горе, но по пути я задел какую-то вещь ногой. Подняв её, я увидел себя со стороны. Вместе с Алексом. "Я не дам тебе, блять, умереть" - говорил парень, пытаясь перевернуть меня, что получалось, собственно говоря, очень хуёво, потому что мешал костыль. И мне стало стыдно, что я вколол в себя этот ёбский героин. Никогда не думал, что создаю столько проблем. С обрыва был виден весь Либерти Сити. Мы сели на скамейку. Над городом стояла ночь и, кажется, я где-то такое видел. Весь город светился тысячами огоньков. Как маленькие светлячки, которых так хотелось поймать в баночку и наблюдать за ними. Иногда слышны звуки мотора мотоцикла, который несётся по городу. Меня начинает сильнее сводить судорогой. Но я не вижу этого во сне. Клэй резко наклоняется и целует меня в губы, а я не могу сопротивляться, потому что мне больно, но эта боль так сильно контрастится с приятным ощущением чужих губ на своих. Как давно я не целовался? Год? Два? Все ушли от меня, или я ушёл от них. Я так до сих пор и не разобрался. "Зачем ты меня поцеловал?" "А зачем ты просил у Дрёмы две губы как клевер и розы?" После поцелуя мы просто общались, Клэй говорил о всякой ерунде, а я просто любовался им. Мы общаемся... Сколько? Десять минут? А у меня внутри создаётся ощущение, будто я знаю этого человека всю жизнь. Боль. Боль. Боль. Напоминание о таблетках, но нет. Я больше ни разу не засуну эту чушь к себе в рот. Раньше, когда я писал письмо Санте Клаусу, я писал что-то типа: "Я Джастин Фоули. Мне 6 лет. В этом году я слушался маму, надеюсь, ты тоже хорошо провёл этот год. Подари мне, пожалуйста, железную дорогу". В этом году я писал письмо Санте, но посмеялся сам с себя и повесил его на холодильник. "Я Джастин Фоули. Мне 21, и у меня болезнь Паркинсона. Врач прописал мне какие-то таблетки, от которых я не сплю. А без них судорога сводит всё моё тело, и иногда я не могу дышать. Пожалуйста, верните мне мой сон." Мне казалось, что это так глупо - верить в эту чушь. Санты Клауса не существует. Все сказки нереальны, а жизнь не вечна, как и мои страдания. Так что в ближайшее время у меня было два исхода: либо я подыхаю, либо я наконец-то засыпаю. И тот, и другой варианты были прекрасными. "Я не хочу уходить" шепчу я. Я правда не хочу уходить. Я хочу видеть его рядом с собой. Но тело сводит, и тошнота подступает к горлу. Нужно пить таблетки. "Тогда не просыпайся". Эта фраза означало лишь то, что я должен страдать. Терпеть всю ту боль, которая расходится по моему телу, как трещины по асфальту. Но я терплю. Терплю, когда тошнота почти выходит из меня. Мне противно, но я заглатываю её обратно. Как мазохист, ей Богу. Но я терплю, когда начинаю давится этой же самой тошнотой. Терплю, когда в глазах начинает темнеть и пытаюсь схватиться хоть за какой-то обрывок сна. Терплю, когда дышать становится трудно. Терплю, когда тело вновь сводит дикой судорогой, от которой у меня закатываются глаза, и я, в буквальном смысле, вижу свои мозги. Боль. Боль. Боль. И что-то резко возвращает меня в свою постель. Неужели я проснулся? Чёрт. Я зеваю, встаю и осознаю, что это - не моя кровать. Во-первых, у меня другое постельное бельё, во-вторых, я засыпал один. Означает ли это, что я не проснулся? Да похуй. Пусть горит та квартира, в которой на холодильнике висит записка Санте Клаусу. Пусть горит вместе с этими ебаными таблетками. "Я Джастин Фоули, мне 21 год, и мне подарили вечный сон с очень красивым принцем".