***
Арсу не нравится то, что его жизнь ломают всем этим Артоном. Ему не нравятся додуманные факты. Ему это отвратительно. Ему просто нравятся руки Антохи, и они с ним друзья. Что с того? И правда, что с того? Наверное, это все игра какая-то. По-другому не скажешь. Потому что фанаты видят то, чего на самом деле нет, да и не было никогда. В 2017, когда они едут в Рязань, и Шастун из-за огромной сумки, занимающей почти два сидения, тесно прижимается к Попову, Арсению почти дурно. Потому что приятно. Потому что во всей этой игре есть доля правды. Приехав в отель, Арсений, не прощаясь, идёт, чуть ли ни бегом, до своего номера. Обессиленное тело падает на диван. Руки сами собой тянутся к мини-бару. Где-то внутри плещется мартини и давящее непонятное одиночество, а Арсению похуям, если честно. Мозг медленно отключается, мысли становятся словно тяжёлыми и медлительными, и думать не хочется. Но думается. Только о гребаном Шастуне мысли и идут. Какие-то неправильные, чужие. Потому что Антоха давно свой. Потому что они уже не друзья. Давно не друзья. С того момента как Артон появился. Нет. И до этого. Это не симпатия, не дружба. Не… любовь. Это странное чувство назвать никак не получается. Оно как будто в невесомости застряло, в дурацком переходном состоянии. И это изводит. Попов пьяный на диване валяется, а кто-то в дверь стучит. И Арсений, шатаясь, поднимается, даже не гадая кто это может быть, потому что мысли в одну точку упираются. На пороге стоит Шастун. Словно в насмешку, словно издевательство. — У меня вода холодная идёт в ванне, можно у тебя помоюсь? — произносит Антон с какой-то обезоруживающе тихой беззащитной интонацией. — Конечно, — произносит Арсений и пропускает гостя внутрь, закрывая дверь. Первые двенадцать минут они просто сидят напротив друг друга и смотрят. А Попов допивает бутылку. Потом Антон встаёт и молча берет из шкафа белое махровое полотенце, а Арсу все равно. Он просто пялится на Шастуна. Антон медленно начинает снимать кольца с правой руки. И от этого во рту у Арсения скапливается слюна. Потому что в этом моменте столько интимности и непонятного доверия, что кажется такой момент никогда не повторится. Арсений непроизвольно тянется к его левой руке и расстёгивает первый браслет, немного задевая запястья кончиками пальцев. Холодный. Он всегда холодный. Почему? Антон непонимающе смотрит на импровизатора, но позволяет тому продолжать начатое. Арсений будто зачарованный стягивает тяжёлое кольцо с указательного пальца и кладет на прикроватную тумбочку. Антон еле заметно вздрагивает, чувствуя прикосновение теплых пальцев. А Попов продолжает, медленно скользя пальцами по тонкому запястью. Арс думает, что это красиво. Не отрицать же очевидное. Это правда: у Шаста руки красивые. Сердце начинает биться чуть быстрее: все мысли в предвкушении. А какие у него руки без колец и браслетов? Теплые пальцы скользят от указательного к безымянному, распространяя непонятные импульсы по всему телу. Антон думает о том, почему у Арсения всегда такие теплые руки. Арсу надоели маски, их сорвать хочется. В маске больно уже и не хочется давно. Внутри какое-то странное чувство, и правда словно взрывает изнутри, наполняя лёгкие трудным жарким огнем, и от этого дышать не хочется. Попов снимает последний браслет: медленно расстёгивает шлевки и стягивает черные бусины с запястья. Антон выдыхает. Рвано, быстро. И тут же вдыхает новую порцию горячего, слишком горячего воздуха. Арсения от этих вдохов-выдохов ведёт конкретно. Антон облизывает губы и снова выдыхает. Медленно. Черт бы его побрал. — Так я пойду? — спрашивает Шастун и легко улыбается, перекидывая полотенце через плечо. — Да, да, конечно… — с опозданием произносит Арсений, когда Антон уже закрывает дверь в ванную. Попов падает на диван и откупоривает ещё одну бутылку. Руки немного дрожат, но ему плевать. А в голове так чисто, так пусто. И вообще не хочется ни о чем думать. Апатия медленно подбирается ко всему телу, пробираясь под самую кожу, до мурашек. Кажется, минут через пятнадцать Антон выходит из душа. У Арсения во времени дыры, и он ничего уже не понимает. — Так я пойду? — спрашивает Антон у Попова второй раз за день, а тот лишь пожимает плечами. — Хочешь остаться? — Арс поднимает голову и словно просяще смотрит. И на Антона нахлынывает безумие. — Достал, Арс, — выплёвывает Шастун и садится рядом, отнимая у Попова бутылку. Арсений непонимающе смотрит на обладателя зелёных полутлеющих глаз и сжимает руку в кулак. Антон отпивает отвратительный отельный коньяк из горлышка и скашивает глаза в ответ. — Бля, Арс! Можешь не смотреть так пристально? Я вообще-то поговорить хочу, а не потрахаться с тобой, так что держи свои глаза, голубые невинные, и блять оттого не менее пошлые, при себе! А то я за себя сейчас не в ответе. — Ты чего, Антош? — заботливо спрашивает Попов и кладет Шасту руку на плечо. Антон медленно поворачивает голову к Арсению, и в следующую минуту переворачивает Попова на диван. — Бля, Арс, почему ты всегда такой охуенный? — шепчет Антон где-то на уровне шеи с маленькими родинками по периметру, — Такой заботливый? — Антон медленно вбирает нежную чувствительную кожу в рот. Арсений резко выдыхает скопившийся в лёгких воздух и притягивает Шастуна к себе. — Почему ты такой чистый, открытый и… холодный, Шаст? — шепчет мужчина в ответ. Антон улыбается Попову куда-то в ключицу и запускает холодные руки под футболку. Арс вздрагивает и подаётся вперёд, навстречу холодным пальцам. — Так согрей меня… — выдыхает Антон мужчине в самые губы и целует. Арсений приоткрывает рот, впуская мокрый язык в себя. Маски слетают, становится свободно. Вместе свободно. Пробираясь волнами непонятного спокойствия вовнутрь, где-то на уровне сердца, холод захватывает его всего. А Антон спускается ниже, стягивая с Арса узкие джинсы. — Какой же ты… — тихо выговаривает Шастун, спускаясь поцелуями к животу, — Невероятный… — Блять, Тош… — скулит Попов, запуская руки в светлые волосы, — Антон… Шаст… Прекрати. Я же сейчас кончу, блять, — выдыхает Арсений. А парень, словно издеваясь, захватывает нежную кожу живота в рот и поднимает свои блядские горящие похотью глаза на Попова. Арсений только вымученно стонет. Какой он, блять, красивый. Блять, блять! Сука, Шаст… Мысли отказываются воспринимать хоть что-то, а Шастун, улыбаясь, как чертов дьявол, блин, спускается вниз, оттягивая резинку боксёров вниз. — Шаст… Не надо, — выгибается Попов, противореча своим собственным словам. — Не надо, Арс? А если так… — он с придыханием касается губами возбуждённой головки и начинает медленно посасывать, — Ты и тут охуенный, Арсюш. Ты же у нас гомофоб? Да, милый? — Сука, Антон! — выдыхает мужчина и подаётся вперёд. — Ну же признайся, блять, уже. Тебе же нравится? — Шастун вбирает член целиком, втягивая щеки. — Еб твою, Шаст, нахуй иди, нахуй иди… Сука-а-а… — хрипит Арсений севшим отчего-то голосом и сжимает светлые волосы сильнее. Антон улыбается и облизывает тонкие губы. — Я пойду, Арсюш, пойду. Только ты прости уж… Сегодня я наверное трахну тебя. Особенно если посмотреть на твою задницу, Господи. Совершенство ты моё гребаное. Шастун восхищённо поднимает глаза на мужчину. — Тош, перестань так смотреть… — Ну ты же на меня так смотришь во время выступлений, я же держусь как-то, — хмыкает Антон и подносит два пальца к губам Попова, — Давай, милый, иначе я тебя изнасилую сейчас. Арсений послушно приоткрывает рот, впуская два длинных пальца. Шершавый язык проходится по указательному пальцу, чуть задевая его сгиб. — Бля, Арс… Можешь делать это не так провокационно? — Антон откидывает назад голову, обнажая тонкую шею. Попов улыбается и смыкает губы, всасывая с пошлым чмоканьем оба пальца. Почему-то все мысли в одну точку упираются. А совесть замолкает, сдаваясь под подрагивание светлых ресниц. — Почему у тебя такие пальцы холодные? Мм, Шаст? — мысли, не дававшие покоя столько лет вырываются наружу. Попов медленными движениями переходит с поцелуями на тонкие запястья, любовно вырисовывая языком неизвестные узоры. По тонким рукам к острым ключицами, и на шею, втягивая в рот пульсирующую венку. — Кровь же бьётся… Знаешь, я тебя согрею, Тош. Обязательно согрею. Антон тихо стонет, а Арс резко насаживается на длинные пальцы. — Сука! — выдыхает Арсений и смаргивает выступившие слезы. От переизбытка боли хочется кричать, но зелёные глаза как барьер, а от осознания того, чьи это пальцы, чьи это холодные пальцы в его заднице, просто мозг взрывается нахрен. Потому что… Глупые, глупые потому что… Ненужные, такие ненужные сейчас. — Милый мой, Арсюш, ты такой красивый, хочу тебя, Боже… — непрерывно шепчет Шаст тому в губы, зацеловывая каждый миллиметр молочной шеи. Попов медленно насаживается на пальцы, пытаясь расслабиться. Не получается, больно, но он целует. Антон целует. И все проблемы отходят куда-то далеко. Все предубеждения стираются. — Бля, Тош, я же не гей… Просто твои руки, глаза эти блядские… Ммм… — задыхается мужчина, когда длинные пальцы проникают глубже. — Красивый такой, Арс, мой хороший, потерпи, бля, такой узкий, — не переставая, шепчет Антон, целуя острые ключицы, и заменяет пальцы членом. Попов резко выдыхает и стонет. А Антон делает первый толчок. У Арсения воздух из лёгких выходит, до основания. Голова кружится, кислорода не хватает. У Арсения мозг уплывает куда-то. Потому что, бля, больно. Потому что, сука, неприятно. Потому что… — Сука, сука, сука… — шепчет Арсений, насаживаясь уже самостоятельно, потому что блять, Антон какую-то ебаную точку нашел. — Блять, Арсюш, красивый мой, люблю тебя… — выстанывает Антон, когда Попов сам начинает двигаться быстрее. Шаст подхватывает мужчину за бедра и прижимает того к стене, вставая. Так вот для чего нужны тумбочки в отелях… Попов везде идеальный, со своей этой спиной, грудью и руками. «Почему он везде охуенный?» — проносится в голове у Антона перед тем как коснуться твердых сосков. — Быстрей, Шаст, — тихо шепчет Арсений, и парню от этого просто крышу сносит. Сердце хуярит по ребрам, в голове кавардак, кровь в уши бьёт, а мозг воспринимает только тихие стоны своего партнёра. И Антон ускоряется, неотрывно смотря на Арса. А у того шея откинута в таком обезоруживающе доверчивом жесте, что Шаст уже просто не может. Он вбивается в тело и обхватывает член Арса рукой. — Блять, Тош… То-ош… — выстанывает Попов и кончает. И от этого протяжного возгласа у Антона колени подгибаются, и он следует за партнёром, изливаясь прямо в пульсирующую дырочку. — Сука… — обречённо стонет Арсений, — Нет, двойное сука. — Что? — тихо спрашивает Шастун, уткнувшись носом в грудь Попова, прижатого к персиковой стене. — Я понял только что две новые вещи. Во-первых я, кажется, не гомофоб. Ну, не Шастофоб уж точно, — Антон довольно хмыкает, — А во-вторых мы без презиков трахались. И похоже мне… — Чё? — улыбнувшись, спрашивает Шастун, отрываясь от груди и стремительно падая поперек двуспальной кровати. — Понравилось… — смущённо говорит Попов и отводит глаза, улыбаясь уголком рта. — Так что, на второй заход? — сонно спрашивает Шастун куда-то в подушку. — Не, с тебя хватит на сегодня. Да и с меня тоже. Задница болит жутко, — Арсений хитро улыбается и ложится рядом с Антоном, на оставшийся кусочек кровати, незанятый двухметровым телом, — А вот от медленного утреннего секса я бы не отказался. У тебя на восстановление, — Попов смотрит на прикроватные часы, медленно повернув голову, — Три часа. Но Антон уже его не слышит, тихо посапывая. Арсений улыбается и прикрывает Шастуна пледом. Все-таки мартини — вещь неплохая. Попов переплетает свою руку с Антоновой и снова улыбается. У Антона руки теплые. И тут до Попова резко доходит очевидное. У Шаста руки вечно холодные, потому что он свое тепло другим дарит безвозмездно. Ну что же. Теперь пришло его время получать. Это 2018, и теперь загадка четырех лет решена. Теперь у Антона всегда теплые руки.***
— Бля, Серёж, ну че там? — Позов пытается что-то услышать из-за стены, но получается не очень. — То ли дерутся, то ли трахаются, не поймёшь… — задумчиво протягивает Матвиенко, — Но Арс матюкается, как сапожник, а Шаст говорит че-то. — Ладно, если и дерутся, все равно так или и иначе потрахаются. Арс в говно должен был надраться за три часа то. — Поз, а пойдем спать, а? — Сережа многозначительно смотрит на Диму. — Пойдем, пойдем… Слушай, Серёж, почему мы все такие пидоры, а? — Работа у нас тяжёлая, — усмехается Матвиенко и ложится на кровать. Дима ещё пару секунд стоит рядом со стеной, вслушиваясь в звуки, а потом разворачивается, следуя за Сергеем.