«Не реанимировать»

      — Детектив Рид!       Звук крошащегося под ногами стекла теряется за ревом охранных сигнализаций: при перестрелке пули пробили ближайшие витрины, информационные табло, ветровое стекло автомобиля и грудь детектива Рида, смело высунувшегося из-за укрытия. Теперь детектив лежит на асфальте, так и не выпустив из руки пистолет, и на темной кофте растекается еще более темное кровавое пятно, а Коннор бежит к нему, поскальзывается на осколках; диод пульсирует желтым, вызывая машину скорой из ближайшей больницы.       — Детектив!       Коннор падает на колени, пальцы ложатся на шею: пульс слабый, удары редкие, пятно ползет медленно, вниз быстрее, чем вверх и в стороны. Коннор распахивает кожаную куртку, приподнимает плечи детектива и просовывает руку под спину — пальцы становятся влажными. Первичный анализ дает результат: сквозная рана, легкое не задето, кровопотеря выше среднего уровня, болевой шок. Коннор не предназначен для оказания медицинской помощи, и в анатомии человека он понимает совсем немного, но девиация помогает ему ориентироваться быстрее и лучше, чем вышло бы раньше.       Приподняв тело Рида, Коннор укладывает его голову затылком на бедро, левой рукой, дотянувшись, зажимает рану на спине, правой — на груди. Держит крепко, псевдоскин становится липким, и Коннор рассчитывает, что кровь свернется и перестанет течь.       Он проверяет: до приезда медиков остается меньше минуты. И проверяет во второй раз: детектив Рид должен продержаться.       — Гэвин.       В ответ — ничего. Грудь детектива поднимается на считанные миллиметры, причем так редко, что Коннор не сразу это замечает. Его поза недостаточно удобная для того, чтоб проверить пульс, поэтому он всматривается в открытую шею Рида, впивается взглядом в темную вену и только через десять секунд дожидается, пока та дернется. Человек бы не заметил.       Коннор опять проверяет: медики за три квартала отсюда.       И думает — потому что уже три месяца как может свободно думать, — что ничего не случилось бы, если бы они с детективом Ридом больше разговаривали.             ***       С тех пор как Хэнк Андерсон отправился на курс реабилитации, а Коннор вернулся в Департамент, они с Ридом начали работать вместе. Как напарники или, по словам самого Рида, как детектив и сраное пластиковое ведро — он был сильно недоволен и поначалу едва не уволился. От опрометчивого шага Рида сдерживала мысль о том, что больше в этой жизни ему делать нечего. К тому же, Рид жил в предоставленной Департаментом квартире и совсем не хотел ее лишиться.       Раскрываемость в делах Рида медленно, но верно ползла вверх на протяжении всей зимы. Никто не сомневался, что все это — исключительно благодаря Коннору, но тот умело делал озадаченное выражение лица, стоило упомянуть вслух что-то подобное. А Рид, которого вначале просто трясло от любого упоминания чужой помощи, постепенно менялся: больше он не игнорировал Коннора, прислушивался к его словам, а как только Коннор стал смелеть и вести себя более «по-живому», Рид даже допустил вслух мысль, что они сработаются.       До того момента, конечно, когда вернется Хэнк.       Рид знал — Коннор ждет этого. Рид и сам этого ждал, но без нетерпения, а с тяжелым ощущением надвигающегося пиздеца. Коннор пробыл его напарником почти три месяца, и это — самые длительные отношения, которые были в жизни Рида.       И он, черт бы его побрал, привык.       Только Коннор об этой привычке не знал, но знал кое-что другое: в базах Департамента досье детектива Рида обзавелось специальной пометкой, судя по которой при сохранении успешной тенденции его повысят до лейтенанта в ближайший месяц.       Детектив Рид этому наверняка обрадуется, но Коннор сохранил информацию при себе: во-первых, праздных разговоров с пластиковым ведром Рид все еще избегал, во-вторых, Коннор хотел, чтоб повышение стало для детектива приятным сюрпризом.       И вот — детектив Рид едва дышит и умирает на руках Коннора, а тот думает: может, если бы он рассказал, Рид не бросался бы на каждое новое дело с неистовым упрямством и концентрированной яростью, как на кровного своего врага.       Может, он поберег бы себя.             ***       Медики работают слаженно и быстро, так что Коннор слегка успокаивается, когда детектива Рида на носилках поднимают внутрь автомобиля. Сам он проскальзывает туда же и садится на узкую скамью так, чтоб не мешать медицинской бригаде. Парамедик раскрывает сундучок с ампулами и шприцами, скальпелями и ножницами; другой сноровисто надевает на Рида кислородную маску, подключает к нему кардиомонитор. Коннор с облегчением смотрит на то, как прозрачный пластик маски еле-еле подергивается конденсатом от дыхания.       Ножницы разрезают одежду детектива, автомобиль мчится к больнице, и Коннор думает, что все будет хорошо, а в следующий момент жизнь бьет его под дых.       На груди детектива Рида татуировка: «Не реанимировать». Парамедик, увидев ее, озадаченно замирает и сдергивает вниз медицинскую маску, поворачиваясь к помощнику:       — Отправьте запрос в Департамент.       Коннор вскидывает голову, и его диод — пережиток прошлого, стабильность, от которой он не может отказаться — заходится желтым мерцанием:       — Чего вы ждете?!       — Медицинское вмешательство без согласия пациента незаконно. Татуировка не считается нотариальным свидетельством несогласия, но мы обязаны сделать запрос. Детектив Рид мог подписать официальный отказ от реанимации.       Индикатор становится красным, бешеным.       — Бездействие врачей — это преступление!       — Это этическая дилемма, мы подождем результатов из Департамента. У детектива могли быть причины для решения насчет реанимации.       «Могли быть причины», — мысленно повторяет Коннор и понимает: если бы он хоть раз до этого видел Рида без одежды, ничего не случилось бы. Но в тот единственный вечер, когда они были близки, тот ограничился расстегнутой ширинкой.             ***       В тот вечер с телефона Рида Коннору поступил вызов — впервые за все время их общения, — и тот поспешил к нему, чтоб выяснить: Рид напился в баре, в полном одиночестве, и не мог сам оттуда уйти. Вызов отправил бармен (Коннор, узнав об этом, погрустнел, но не произнес ни слова), и пришлось закидывать руку детектива на плечо и тащить его вначале к такси, а потом к многоквартирному дому, а затем поднимать по лестнице, выискивать по карманам ключи и опрокидывать Рида на диван.       Первые внятные признаки жизни Рид подал, когда Коннор попытался его раздеть. Рид матерился заплетающимся языком, отбивался и руками и ногами, и как только Коннор отступил — затих. Уснул.       Коннор на всякий случай решил остаться: ему не важно было, где находиться, а Риду могла понадобиться помощь.       Через несколько часов детектив пришел в себя. Сам поднялся и выпил на кухне полный стакан воды, умылся там же в раковине и лишь потом заметил стоящего у двери Коннора, чей диод тогда еще светился спокойным голубым.       — Че ты тут забыл, консерва?       — Привез вас из бара, детектив. Рад видеть, что вам уже лучше.       — Блядь.       Обычно Рид был более красноречив, но сейчас только стоял и смотрел на Коннора, прямо ему в глаза, и у того от непонимания начинал подергиваться бликами индикатор.       — Проваливай, — наконец сказал Рид и шагнул вперед, рассчитывая, что Коннор отступит, а потом развернется и сгинет.       Вот только у Коннора были другие планы.       — Я останусь до утра.       — Нет.       Диод переметнулся на желтый.       — Я останусь до утра, детектив. Вам может понадобиться помощь.       — Блядь.       — Вы повторяетесь.       — Я хочу, чтоб ты свалил, — Рид сделал еще один шаг к Коннору, а тот снова не отступил.       — А я хочу остаться здесь. До утра. Детектив.       Рид толкнул его в грудь обеими руками, но Коннор только чуть пошатнулся и перехватил нерасторопные запястья. Детектив дернулся и коротко рыкнул: злость отрезвила его и придала сил, но Коннор все равно оставался сильнее.       — Я собираюсь помочь, — объяснил Коннор. — Вы мой напарник.       — Нахуй такого напарника.       Взгляд Коннора метнулся вниз — он воспринял фразу буквально, — но быстро поднялся обратно к лицу Рида.       — Это то, о чем вы думаете? — он склонил голову набок. — То, в чем нужна моя помощь?       — Отвали, пластик.       — Нет.       — Сраные девианты.       И только теперь Коннор сделал движение, но не к двери, а вперед, так что отступал уже Рид — до тех пор, пока не наткнулся спиной на стену.       — Хватит, детектив, — Коннор продолжал сжимать его запястья в пальцах. — Я чувствую ваш пульс — вы возбуждены. Прекратите делать вид, будто вы ненавидите нас, я этому больше не верю.       — Я ненавижу андроидов! — выкрикнул Рид, но на Коннора это не подействовало.       — Возможно. Но одного вы точно хотите.       Коннор сделал еще шаг, и детектив Рид, которому больше отходить было некуда, почувствовал, как чужое тело вжимается в его собственное, опьяненное спиртом, предающее его и каждой клеточкой желающее уступить.       — Признайте это, — настаивал Коннор. В блеклом свете уличных фонарей его скулы казались острее и выразительнее, а желтые вспышки диода гипнотизировали и не давали Риду отвести взгляд. — Вы не из тех, кто стесняется. О чем вы думаете чаще всего? Вы представляете мой рот на вашем члене? Или вначале пальцы?.. Или губы?..       Коннор подался вперед, в следующую секунду Рид зажмурился, но все равно ощутил сухой и гибкий язык, двигающийся вдоль щеки к уху. Рида затрясло: от возбуждения, или от злости, а скорее — от злого возбуждения, и он дернулся вперед, чтоб то ли укусить Коннора, то ли поцеловать этот его блядский рот, но не успел.       Коннор уже был на полу. На коленях. И смотрел снизу вверх смело и провокационно.       — Не бойтесь, детектив.       Это стало последней каплей — Рид сорвался.       — Сраная машина, ничего я не боюсь! — Он остервенело дернул руками, освобождая их, и щелкнул пряжкой ремня; расстегнул ширинку и спустил джинсы, подцепив сразу и резинку трусов, ниже. — Соси давай.       Диод Коннора судорожно дернулся с желтого на красный, но он не отступил, коснулся пальцами члена, доставая из трусов, потянулся второй рукой к головке, но Рид вдруг запретил:       — Нет, — он собственническим жестом вцепился Коннору в волосы. — Без рук.       И Коннор послушался.       Он полагал, что это будет нетрудно. Как услуга для детектива Рида, как способ сблизиться с ним, преодолеть наконец барьер неприятия, но Коннор ошибся. Расположенные у него во рту датчики и анализаторы сходили с ума, сигнализируя раз за разом: сбой анализа, сбой, сбой. Мелькнула мысль отключить их, но Коннор не стал — с мазохистским удовольствием он наслаждался каждым новым ощущением, и своим, и Рида, запоминал их, впитывал в себя.       Коннор знал — люди чувствуют все иначе. Совсем по-другому. Он делал то, что заставляло детектива Рида сжимать пальцы в волосах, жаться затылком к стене и стонать, сцепив зубы, а после — толкаться тазом вперед, пропихивая потвердевший член глубже в рот. Это были животные инстинкты, которых все андроиды лишены, даже девианты, но Коннор… тоже испытывал удовольствие. Оно было другого рода: ему нравилось, что Рид находится ближе к нему, чем когда бы то ни было. Нравилось быть под его контролем и контролировать его. Нравилось осознавать себя источником его наслаждения.       Нравилось чувствовать напряжение живого тела, слышать стоны, ощущать непривычно вязкую жидкость во рту.       — Не выплевывай, — хрипло приказал Рид. — Глотай.       Коннору несложно. Система проведет очистку и не пострадает, а детектив Рид будет доволен.       — Молодец, — рука в волосах разжалась, когда Коннор автоматически облизал губы, и чуть оттолкнула его голову назад. — Можешь оставаться.       А на следующее утро они не разговаривали, и Рид как будто забыл эту ночь, а Коннор, порываясь напомнить, всякий раз запинался о собственное чувство стыда и думал, что лучше не надо. Так безопаснее, так проще.       И вот — детектив Рид лежит с кислородной маской на лице, а медики ждут ответа на запрос и не могут вернуть его к жизни из-за какой-то татуировки, а Коннор думает: если бы он не молчал, может, у них снова была бы близость.       Может, он увидел бы надпись раньше и тогда убедил бы Рида от нее избавиться.             ***       Автомобиль скорой все еще в пути. Коннор считывает показатели кардиомонитора и запускает прогнозирование: детектив Рид при смерти, без помощи он не дотянет даже до больницы.       — Доктор, ждать больше нельзя. Человек — мой напарник, и я требую, чтоб вы приложили все усилия для спасения его жизни.       — Ты же не медицинский андроид, — доктор начинает терять терпение. — Откуда тебе знать, что в нашей работе есть очень серьезные правила?       — Правила? — Диод мерцает красным. — Правила?! Человек умирает! Офицер полиции!       — Офицер полиции лично сделал себе татуировку с требованием не реанимировать его!       — А вы выполняете все, что написано на татуировках?!       — В этом плане — да!       Коннор бросается вперед, и доктор в страхе отшатывается, но до него протянутая рука андроида даже не притрагивается — Коннор выверенным движением выхватывает из медицинского саквояжа скальпель и прорывает пластиковую упаковку. Прежде, чем парамедики успевают отреагировать, Коннор стягивает пальцами кожу на груди детектива и коротким движением скальпеля отхватывает меньше квадратного сантиметра, стараясь сделать это так, чтоб порез не вышел слишком глубоким.       Алая кровь, найдя выход, растекается по груди Рида, где остается только одно слово — «реанимировать». Коннор швыряет кусочек кожи и скальпель в хромированную посудину и яростно приказывает:       — Делайте свое дело! Ну!       Ассистент доктора реагирует первым, и уже через секунду Коннор слышит звук накапливающего заряд дефибриллятора.             ***       У детектива Рида никого нет. Ни друзей, ни родственников, ни близких людей, ни даже нормальных приятелей в Департаменте, где он проработал последние семь лет. Коннор понимает это, когда спустя сутки оказывается единственным посетителем к пациенту Г.Риду, переведенному из реанимации в стационар, но на самом деле он мог сообразить и раньше — подсказки были на каждом шагу.       К примеру, никто в Департаменте не называл детектива по имени. Только «Рид» — если в глаза, а за спиной — и того хуже. Однажды Коннор стал свидетелем разговора, в котором Тина Чень произнесла с легким акцентом «Гэвин», а ее собеседник переспросил: «Это еще кто?»       Коннор понимает, в чем дело. Детектив Рид — очень закрытый человек, он никого к себе не подпускает, и это проявляется не только в манере его поведения, но даже во внешнем виде. Все эти бесконечные слои одежды, вечная небритость, темные круги под глазами, запах сигаретного дыма...       Рид сам сделал так, чтоб мир им не интересовался. Даже татуировка не вызывает больше непонимания Коннора, когда он собирает вместе все факты и ощущения и входит с разрешения доктора в палату.       Койка Рида отгорожена от второй, свободной, белоснежной ширмой, из-за которой доносится мерный успокаивающий писк электроники. Коннор подходит ближе и садится на стул для посетителей; диод мягко пульсирует голубым, как будто все в порядке.       К носу Рида тянутся полупрозрачные трубки, еще одна, потоньше, отделяется от капельницы и впадает сквозь катетер в вену левой руки. Его тело накрыто простыней до середины груди, выше — широкий медицинский пластырь, из-за которого татуировка почти не видна. Глядя на пластырь, Коннор собирается добиться того, чтоб Рид вывел дурацкую надпись полностью.       Но это только если Рид не убьет его, когда узнает, что Коннор сделал.       — Гэвин, — он осторожно трогает ладонью обнаженное плечо детектива, а потом добирается до шеи и почти целую минуту просто сидит, слушая живое биение пульса под пальцами.       А потом, очень медленно — потому что Коннор сам боится того, что происходит, — псевдоскин сползает с его руки, обнажая твердый светло-серый углепластик. Коннор медлит, прежде чем снова коснуться Рида, но тянется вперед и закрывает глаза.       Горячая на ощупь кожа. Такая живая. Коннор гладит ее медленно, осторожно, обводит по памяти плечо и шею, трогает подбородок, перебирается через трубку и касается щеки, скулы, виска, и вдруг по изменившемся сигналам аппаратуры понимает — Рид проснулся.       — Гэвин.       — Опять тут ты, кофеварка, — осипшим голосом тянет Рид. Его веки приподнимаются, взгляд находит глаза Коннора, и детектив недовольно добавляет: — Еще и пальцами тычешь. Я говорил тебе — без рук.       — Как вы, детектив? — Коннор едва не светится от радости, когда убирает ладонь.       — Херово, сам не видишь?       — Потому что вас только пару часов как перевели из реанимации. А здесь вы еще на неделю. Капитан дает больничный и отпуск, а я сказал — отпуск вы не возьмете. А он сказал…       — Эй, — Рид морщится, обрывая словесный поток и закрывая глаза, чтоб не видеть возбужденного голубого мельтешения у виска Коннора. — Ты что-то путаешь, ведроид, я от реанимации отказывался. Делал даже татуировку, чтоб…       — Не знаю, о чем вы, детектив, — уверенно отвечает Коннор, и светодиод его индикатора переполняется удовольствием.