Ордер на обыск

Воздух в помещении перевязан волнением и убран в карман. Солнечные отблески, ныряющие в сугробы под окнами, еле пробиваются через засаленное стекло, чтобы разукрасить узорами серые стены. Прямо в затылок тяжело дышит помощник следователя — высокий и безэмоциональный мужчина. По листу бумаги скрипит ручка, чернила в которой доживают свой век. Стоит застарелый запах медикаментов, стоит огромный стеллаж с кучей коробок с подписями и без, и только Шергина едва держится на ногах. Ей хочется пить и сбежать на край света, чтобы не видеть ордер на обыск. Туманов невесомо касается её руки. - Елена Константиновна, — спасительный низкий мужской голос звучит точно из глубины, или она будто слышит его через толщу воды — он нечёткий. Она сначала даже не понимает, что Туманов обращается к ней. Где-то на подкорках сознания пока ещё свежи картинки с его признаниями во взаимной симпатии и улыбками. Она чувствует себя в другой реальности, а потом понимает, что дело не в реальности. Она всё та же, но вот Туманов — другой. Полицейский. Поэтому она быстро поднимает на него беспечный, покрытый тонким слоем инея взгляд, — будьте добры адрес поставщика, — мужчина тяжело сглатывает, когда пара синих глаз Шергиной впивается ему куда-то в подбородок. Тот самый, который ещё вчера с нежностью и трепетом гладили её тонкие пальцы. И он резко вспоминает, что в детстве она играла на фортепиано — сама призналась. Зачем ему этот факт? Да пусть будет, мало ли. Женщина медленно, будто обдумывая каждое движение и боясь проколоться на неправильном, скажем, наклоне головы, поворачивается. За её спиной, за коробками и накладными на препараты лежит клочок картона. Туманову он очень нужен, и блондинка просто не может заставить мужчину ждать. Она берёт визитку и, зажав её между двух пальцев, без слов протягивает Фёдору. Он кивает, не решаясь взглянуть на неё. Нет, не на визитку. А на Елену, которая нарочито громко вздыхает и недовольно цокает, когда слева от них на пол летит коробка. Благо — пустая. Но Туманов даже не шевелится. Он устраивает визитку правильной стороной на планшете для бумаг и вслух читает: - Антон Горячев. ИнМедМега, — губы кривятся, и мужчина несколько раз быстро-быстро моргает, разгоняя воспоминания. Снова обращаясь всем телом на Шергину, он ехидно взмётывает ладонь с шариковой ручкой по уровню её взгляда: — А это не тот молодой человек, который в прошлый наш приход любезничал с девушкой-менеджером? — интонации в вопросе у него странные. Шергина подмечает любое колебание его голосовых связок, отличающееся хотя бы на тон от привычного ей. И ей почему-то сильно не нравится, как он словно пытается её поймать на чём-то, вывести на чистую воду. Наверное, он думает, что она слабохарактерная. Но она одним выдохом разваливает его карточный домик: — Вы знаете, я не обращаю внимания на то, кто с кем любезничает, — на губах Елены появляется улыбка, которая точно бросает Туманову вызов: допрос продолжится или напористости не хватит? Но Шергиной не до игр, не до гляделок с мужчиной и мыслей, куда ещё в их клинике он сунет нос. Сложив руки на груди, женщина тут же резко их одёргивает и с расстановкой спрашивает: — У Вас всё? - Да, — мгновенно реагирует Фёдор, и его губ касается мягкая улыбка, потому что он пока надеется задобрить её и позволить работать оставшийся день со спокойной душой. А не с гримасой недовольства на красивом лице и дрожащими, как при болезни, руками. — На этом всё. А... — он оглядывается вокруг, взгляд почему-то цепляется за коробку с препаратом, о котором он уже спрашивал. Почему? Потому что, наверное, увезти в отдел его всё-таки стоит. — Лекарства мы забираем, — он указывает за её спину, на партию «Лепифина». — Распишитесь! — в очередной раз утыкаясь в накладные, приглушённо добавляет Туманов. Помощник — тот самый высокий и безэмоциональный мужчина — протягивает Шергиной огромную кипу бумаг. И ручку, которой она ставит подпись и, наконец, заканчивает в ней чернила. Последний штрих получается едва заметным, хорошо только на бумаге выдавленным. Но ей сейчас почти всё равно. Туманов снова стоит за её спиной, и от него исходит потрясающее и головокружительное тепло. И аромат одеколона — ещё вчера он пах иначе. Шергина нервно сглатывает, театрально откашливается, чуть ли не глаза закатывает. Полицейский в гражданском, получив все необходимые подписи, подхватывает первую юркнувшую под руку коробку и спешно покидает помещение. Боковым зрением Елена провожает его движения, а вообще — смотрит на Туманова. Уже без стеснения и без волнения. Напряжённая обстановка так же быстро, как устоялась, сходит на нет, так что она имеет полное право улыбнуться. Рядом исчезает полицейский — прямо на её глазах вновь появляется тот, кто вчера запускал пальцы в её волосы. Кто обнимал за талию. Кто целовал шею и ключицы. Мужчина переходит на еле различимый, читаемый по одним лишь губам шёпот: — Ну что, до вечера? Шергина улыбается ещё шире. Внутри, кажется, расцветает клумба ромашек — её любимых. И так хорошо, так спокойно ей становится, что доктор, которая считанные секунды назад вела диалог с Тумановым, тоже исчезает. А перед Тумановым — Елена. Та, которая привязалась к нему, и та, к которой прикипел он. Поэтому Шергина, оставив мысли, что на рабочем месте нельзя, делает пару шагов к нему навстречу и вовлекает в поцелуй. Вот они — такие привычные, такие знакомые ощущения: вкус его губ, тепло его ладоней, его вдохи и выдохи. Ей не хочется заканчивать момент. Хочется дёрнуть канат времени на себя и свернуть в петлю, чтобы прокручивать один только поцелуй снова и снова. У Туманова звонит телефон. Но он, как задумывал, не пугает ни Елену, ни самого Фёдора. Они так же стоят, целуясь, пока надрывается аппарат. Пока по ту сторону Греков от всей души чертыхается. - Ты невероятная! — на секунду отрываясь от её губ, произносит мужчина. И она теперь точно знает, что он любит все грани её личности.