Труба. Другой путь

На обед семья расположилась вокруг кучек плодов посреди самой большой комнаты. Малыши чавкали фруктами, обливаясь соком, взрослые предпочли более твердые, но сытные морские груши, которые мать собирала на мелководье, отец хрустел панцирем краба. Тонкий ус вырос из мягкой поверхности пола и медленно потянулся к фруктам, стараясь не привлекать внимание. Мать легонько шлепнула по нему пальцами, ус убрался и почти сразу появился возле чумазых малышей, принялся елозить по животам, собирая капли сока. Взрывы смеха и писк нарушили торжественную тишину. — Дети, тихо! — нахмурилась мать. — Он щекочется! «Лучше пусть щекочется, чем пристаёт», — подумал Бержка, и через секунду ощутил мягкое поглаживание внутри. Член тут же отреагировал, напрягаясь, пришлось сбежать, пока братья не заметили, что он опять возбуждается. Что у самих вечно колышком стоит, это ничего, а над ним непременно нужно подшучивать. Стервецы. Прихватив пару переспевших фруктов, чмокнул мать в щеку и быстро нырнул в Трубу. Темный отнорок открывался теперь только перед ним, к выработке воздуха это имело косвенное отношение, просто Дому нравилось играть с его телом. Нельзя сказать, что Бержку такое отношение огорчало, но иногда это было не вовремя: за обедом, вечером, когда отец рассказывает истории из жизни, почти каждый раз, когда садился на пол… Не стоять же постоянно! Про ночь никто уже не говорил, спал он только в комнатке с клубящимися стеблями в уютном гамаке, сытый и довольный. В ответ на Бержкину покладистость Дом помогал баюкать и кормить малышей, выращивая для них колыбельки, выделял еду для всех в неудачные дни, вырастил третью комнату, и никогда не оставлял без воздуха, запасая его впрок в огромных прозрачных пузырях, которые можно было разглядеть под полом в особо солнечные дни. Бержка не глядя падает спиной в темноту, где его тут же подхватывают множество тонких «рук». — Не смей приставать ко мне при всех! — в который раз выговаривает он дому, но тот только проказливо скользит по животу упругой плетью и щекочет под яичками. — Мне достался озабоченный Дом. Кому расскажи — не поверят, — вздыхает Бержка и устраивается удобнее. Раздавив в кулаках фруктовую мякоть, обмазывается липкой, ароматной кашицей. Стебли тут же начинают шевелиться, оплетая его щиколотки, разводя ноги, а когда он отбрасывает выжатые шкурки, то и руки. Эту игру придумал сам Бержка, и она ему нравится. Множество мягких отростков скользят по коже, немножко пощипывая отверстиями на концах. От каждого «укуса» расползается пятнышко жара, которые постепенно сливаются, перетекая в пах, заставляя постанывать и елозить, в надежде, что его отпустят и дадут подрочить. Понятно, что отпускать его никто не собирается, а подвешивают за руки и ноги, плюс сегодня еще и за перетянутую мошонку. Особо не подергаешься. Первый, совсем тонкий щуп проникает так глубоко, будто хочет попасть в желудок. Это предохранитель. Он следит, чтобы остальные в процессе не нанесли травму. Теперь Дом аккуратничает с ним еще больше, чем раньше. Голова откидывается назад сама собой, и в рот проникает толстый стебель, двигается глубоко и размеренно, прижимаясь к языку, скользя по нёбу, впрыскивая сладкую влагу. Бержка мычит и быстро глотает, чтобы не захлебнуться. За право первым войти в задницу разыгралась целая битва. Ноги обвили с десяток плетей, каждая норовит выделить побольше слизи и нырнуть внутрь, но погрузившись на палец, выскакивает, выдернутая другими. Бержка ощущает множество проникновений, дразнящих и тянущих уже податливые мышцы. Наконец они договариваются и ныряют скопом, вытягиваясь максимально тонко. Вместе все равно получается много. Бержка стонет и дергается от резкого растяжения. Тут же напоминают о себе привязанные яйца, о головку члена трутся плети, добавляя ощущений. В животе возня и копошение, каждый отросток дергается в своём ритме, это не очень приятно, разве что некоторые потираются о простату. — Мелочь, уйдите, — шипит Бержка, дергая задом. Руки и ноги сводят вместе, по ягодицам прилетает хлесткий удар. — Ай! Анус пульсирует и пытается закрыться, но мешают отростки внутри. — Ой-йой! — прилетает новый удар. Кожа начинает гореть огненными росчерками. Удары сыплются один за другим, даже когда тонкие плети выскальзывают, оставляя беззащитную дырку. Теперь можно поджиматься и дергаться сколько угодно. Когда Бержка готов начать просить пощады, потому что горит уже не только выпоротая задница, но и все внутри, скручиваясь в тугой комок, желающий разрядки, по ягодицам проходятся холодной слизью, а в растянутое отверстие врывается толстый отросток. Он сразу задаёт быстрый темп, задевая отрастающими бугорками набухшую простату, принимает идеальную форму, доставляя максимум удовольствия. Бержка чувствует каждое движение, будто оголенными нервами, весь мир сосредотачивается на скольжении в бешеном ритме, раскаляющем, выворачивающем, заставляющем забыть кто ты и где. Он стонет и хнычет, дергаясь в путах, готовый взорваться от напряжения. Плети на всем теле резко исчезают, остаётся только опора под спиной, он роняет в стороны затекшие руки и ноги, в это же мгновение по уретре скользит тонкий ус и тело содрогается от оргазма, проходящего волной по выгибающемуся до боли позвоночнику, ярко вспыхивающего под закрытыми веками. Когда он придет в сознание, от розг и проникновений не останется и следа, дом позаботится, но пока он потный, раскрытый до предела, мелко подрагивает от уходящего напряжения, а мягкие стебли плетут вокруг кокон, чтобы их хозяин и игрушка мог отдохнуть и восстановиться. Через полчаса, довольный жизнью, Бержка выбирается в Трубу и сразу слышит спор матери и отца, что пора бы старшенькому жениться, а то соседи шепчутся и вообще, неприлично получать столько удовольствия от Дома. — Мам, я на берег! — кричит он в сторону комнат и ползет к выходу. На песчаном пляже в погожие дни всегда многолюдно. Мужская часть разделилась на группы, соответственно возрасту, и перекидывала друг другу большие шарообразные поплавки бурой водоросли. Утром много таких валяется на берегу. Девушки сидят группками на больших травяных кочках, и нанизывают бусы из ракушек или плетут венки. Дома не разрешают проносить ничего внутрь. Поэтому бусами украшают деревья, растущие рядом. Приливы срывают украшения, одновременно принося много нового материала, поэтому нанизывание бус — постоянное развлечение. Бержка пристроился к ровесникам, ловить и перекидывать мутный шар, воняющий тиной. Он не любитель таких развлечений, но мать велела найти невесту, и игры на берегу — единственная возможность познакомиться. Большая часть дня уходит на поиски еды, когда все разбредаются далеко по побережью или уходят в ближайшие фруктовые рощи. В это время никто не контактирует с членами чужих семей, не принято. А вот вечером, за пару часов до прилива, уже можно. К Бержке подходит девушка и указывает на поникший член. — Тебя никто не возбуждает? — окидывает взглядом подруг. Он украдкой бросает взгляд на парней. Почти у всех стоит или хотя бы в полуприподнятом состоянии. Это мешает двигаться свободно, приходится придерживать рукой, иначе больно, но чего только не вытерпишь, ради желания покрасоваться. — А должны? Он тут же осекается, конечно должны. Молодого мужчину обязана возбуждать молодая женщина, но Бержка представляет, как выглядит секс с… хотя бы вот этой нахальной черноволосой, и равнодушно отводит взгляд. Ни одна из них не может быть искусней Дома в утолении страсти. — Ты ненормальный! — Возможно. Он разворачивается и шагает по мелководью, иногда останавливаясь и наблюдая, как вода заглаживает его след на песке. Если он не сможет найти пару, то его род исчезнет, также как следы. В каждой семье много детей, но продолжить род могут не все, кто-то окажется бесплодным, остальные уйдут в другие семьи. Он забирается на высокий берег и осматривает окрестности. Дома сверху похожи на бледно-розовые шары, пронизанные сизыми венами, до половины вросшие в песок, так, что виден только купол с отходящей красно-коричневой трубой. Только у их Дома купола три. Пустые Дома, белесые и меньше остальных, видны, насколько хватает взгляда. Семьи не спешат делиться, никто не хочет связываться с новыми Домами, разве что вынужденно. Интересно, как они размножаются? Выпускают споры в прилив? Зачем им жильцы? Почему их Дом стал расти? От ласки или от спермы, которую сосет. Вот бы проверить. Поймав себя на странных мыслях, он сбежал вниз, посмотрел в сторону прибоя и припустил к фруктовым деревьям. Еще успеет набрать несколько плодов для малышей. Ночью, качаясь в гамаке из плетей, Бержка высказал Дому все свои сомнения и тревоги. Тот ласково поглаживал его по щеке, будто утешая. В эту ночь Дом был особенно нежен. Бержка растворялся в легчайших дразнящих прикосновениях, поглаживаниях и скольжении снаружи и внутри. Даже оргазм получился тягуче-долгий, накрывающий снова и снова. — Ты превзошел себя, — поглаживая ближайший стебель, прошептал Бержка и провалился в сон. Поиски девушки были отложены на неопределенный срок. Как-то утром Бержка заметил, что отца нет, хотя Труба еще закрыта. Это было странно и пугающе. Бержка слышал, что бывают те, кто ночует вне Дома, но никогда их не видел. — Мама, а где отец? — С ним все в порядке, — покачивая колыбельку, заверила она. — Как ты можешь быть в этом уверена? — Потому что знаю точно. Прекрати паниковать. Отец пытается договориться с новым Домом. — А этот? — Этот останется тебе. Мы не можем жить здесь вместе. — Раньше могли, а теперь нет. Почему?! Дом помогает тебе, у нас много комнат, и новые вырастут, всем хватит места. Мать замялась, опустила глаза. — Мы с отцом знаем, отчего вырастают новые комнаты. — Вы подсматривали? — Ты так сладко стонешь. Сложно ошибиться. Бержка покраснел до кончиков ушей. — Отец решил попробовать… отнестись к этому по-другому. Он не так молод, как ты, но настроен решительно. — Главное — не бояться. — Для нас это странно. Дом всегда брал нас насильно, мы не знали, что можно иначе. О, а вот и папа вернулся, — улыбнулась она, поднимаясь навстречу. — Как прошла ночь, дорогой? Не прошло и недели, как большое семейство переехало, оставив Бержку одного. Тишина оглушала, пустые комнаты вгоняли в тоску. Приставания Дома не развлекали. Некоторое время Дом пытался его расшевелить, потом отстал. Вместо того чтобы радоваться заслуженной взрослой свободе, Бержка спал сутки напролет, отмахиваясь от приходившей матери. — Все в порядке, что со мной будет. Дом кормит, зачем мне выходить? Как у вас с папой дела? — Мы вырастили вторую комнату, — краснея, как в юные годы, улыбнулась она. Неизвестно, чем бы закончилось уныние Бержки, если бы однажды вечером, уже после закрытия Трубы, он не услышал крики и плеск у самых дверей. — Там кто-то тонет! — крикнул он в пустоту, зная, что Дом слышит и понимает. Из Трубы выполз ус, схватил его за руку и потянул к входу. Едва он оказался у самой мембраны, Труба за спиной начала пульсировать, сжимаясь, отсекая жилые комнаты. Бержка и не знал, что она так умеет. Мембрана затрепетала, Бержка вдохнул поглубже, выход открылся, хлынула вода, и он тут же едва не получил ногой в нос. Тонущего втянуло в Трубу вместе с водой, он молотил руками и ногами, не давая закрыть мембрану, Бержка исхитрился поймать его за талию и притянуть к себе. Мембрана схлопнулась, Дом принялся выкачивать воду с тихим хлюпаньем, спасаемый забился еще сильнее, теряя остатки воздуха. Теснота и темнота мешали разглядеть, кого решил спасти Дом, а он очень старался, воду выкачал за считанные секунды. Бержка утащил внезапно обмякшее тело в комнату, положил на бок и помог избавиться от воды. Девушка, а спасенный оказался худенькой, совершенно непримечательной блондинкой, подняла на него испуганные глаза. — Спасибо. — Не за что, — буркнул Бержка и погладил стену, прося Дом выпустить кормящий стебель. Он не чувствовал себя героем и спасителем. Он вообще не понимал, зачем Дом пустил её. — Я утром уйду, — заверила она. Дом не спешил выполнять просьбу, пришлось остаться сидеть рядом. Внезапно появляющиеся из стены, истекающие соком отростки, могли напугать кого угодно, не говоря уже о недавней утопленнице. — Почему ты оказалась на улице в такое время? — спросил Бержка, чтобы разбавить давящую тишину. — Искала Дом, но они не хотят иметь дело с женщинами. — Тебе просто не повезло. Я знаю Дома, в которых живут только женщины, — он смотрел, как она отжимает волосы, расправляет их пальцами. — Наверное. Обычно я успевала добежать до садов и забраться повыше. — Ты ночевала на деревьях? — Бержка посмотрел на неё с большим интересом. — Я уже целую неделю ищу новый Дом и всегда ночую на деревьях. Ты знаешь, что сады не заливает водой? — Догадываюсь. Иначе все фрукты унесло бы в море. — Ну, да. А еще я видела Дома, которые не заливает вода. — Такого не бывает. Они бы давно высохли и сломались. — Бывает. Те Дома твердые снаружи. — В них должно быть всегда темно, — не поверил Бержка. — У них есть такие прозрачные места, гораздо прозрачнее, чем эти стены, называются «окна». — Неправильные Дома, — фыркнул Бержка. — Ты бродишь, потому что выгнали? Девушка перестала разбирать волосы, опустила голову. — На наш поселок напали слизни, почти все Дома поели. Я еле убежала. — Никого не осталось? — Нет. Я бы тоже не спаслась, если бы не умела плавать. — Ты умеешь плавать? — Да. — О, — Бержка посмотрел на неё с некоторым уважением. Редко кто умел плавать. — Меня Бержка зовут, а тебя? — Мелна. Дом выпустил сразу два отростка рядом с её головой, Мелна вздрогнула и отшатнулась. — Не бойся, он хочет нас покормить. Мелна посмотрела недоверчиво, Бержка схватил ближайший отросток и сильно сжал, показывая, что из отверстия на конце выделяется что-то вроде пюре. — Лучше сосать, больше отдаёт. — И на что похоже? — Сладко. Когда таскал много фруктов, пахло ими, сейчас просто травой. Он присосался, привычно придавливая зубами и потирая языком, не задумываясь, как Дом отреагирует на формальную ласку. Тот воспринял это именно так, как любил, выпустил еще несколько отростков, обвил за талию, не давая встать, и забрался в анус, свивая плеть в тугую спираль. Она задвигалась, притираясь к простате, посылая волны жара и возбуждения. Бержка откинулся на стену, погладил себя, только тогда вспомнил, что он не один. — Уйди в другую комнату, — велел девушке. — Не могу, — испугано ойкнула она. Плети оплели и её, но не приставали, подрагивали отведенными в сторону кончиками. Бержку еще не трахали при ком-то. Вне темной комнаты — довольно часто последнее время, а вот со зрителями… — Я не знаю, чего он добивается, но ты можешь закрыть глаза. И уши. Она зажмурилась, а он подтянул к груди колени и развел насколько мог шире. Дом тут же выпустил целый сноп отростков, которые принялись ласкать, скользить, протискиваться. Бержка стонал и выгибался, слепо размахивая руками, отталкивая лезущие в рот плети. Тогда ему скрутили запястья и закрепили над головой, щиколотки привязали к бедрам, один отросток закрыл глаза. Лишенный возможности двигаться и видеть, Бержка расслабился, полностью отдаваясь ощущениям. Теперь от него ничего не зависело, какой смысл протестовать. Отростки старались изо всех сил, и не хватало самой малости, чтобы упасть за край. Тонкий ус уже занял своё место, готовый принимать сперму, но сегодня и этого оказалось мало. Тело звенело, как перенапряженная струна, плети до боли впивались в кожу, из горла сам собой вырвался хриплый крик и вдруг по члену мазнул горячий, мягкий язык. Бержка удивленно задержал дыхание, напрягая мышцы живота, и кончил с такой силой, что из уретры выбило ус, как пробку из бутылки. Плети зашуршали, скрываясь в полу и стенах, оставляя его расслабленным и опустошенным, только тоненький ус елозил по груди, разыскивая капли спермы. Бержка медленно выпрямил затекшие ноги, наклонился вперед, опираясь на руки, помотал лохматой головой и засмеялся. Сначала тихо, потом все звонче, задорнее. Мелна, давно освободившаяся от пут, смотрела напряженно и подобралась, готовая убежать, будто было куда. Бержка все смеялся, смахивая слезы, она тоже улыбнулась, заражаясь от него весельем. — Я все переживал, что ты обо мне подумаешь, видя, что мы с Домом вытворяем на глазах у посторонних. Думал, тебе будет противно, а ты… — Прости, не удержалась, — она отвела отросшие волосы с его лица, невесомо касаясь пальцами. — Вы так красиво смотритесь вместе. — Красиво? — Ну, да. Если бы ты мог видеть себя оплетенного, то согласился бы. Он протянул руку и обвел контур её лица. В Домах всегда полумрак, а сейчас можно было различить только силуэты на фоне чуть более светлых стен. Даже привыкшие к темноте глаза не выручали, их заменили руки. Они тянулись друг к другу, исследуя тела через легкие прикосновения, замирая и сталкиваясь пальцами. Кожа Мелны была шершавой от воды и солнца, испещренной царапинами, местами грубой. Ощущалось, что она много времени проводила на солнце и в воде, лазила по колючим веткам. Все же она очень смелая, раз решилась жить в садах. Бержка никогда не думал, смог бы он провести ночь вне Дома, без защиты стен. — У тебя такая нежная кожа, и сладкая, — она тронула его плечо кончиком языка, оставляя маленькое мокрое пятнышко. — Это от сока. Дом каждый раз меня намазывает. А зачем ты… ну… — Ты никак не мог кончить. Я помогла, — в голосе Мелны проскользнула улыбка. — Когда ищешь свой Дом, они же тебя пытаются… попробовать на свой манер, поэтому я знаю. — Почему испугалась кормежки? — Меня никогда не кормили, только пытались залезть всюду внутрь, — её передернуло. — Почему у тебя так холодно? — Не знаю. Раньше такого не бывало. Бержка тоже заметил, как покрывается мурашками. Обычно теплые стены стали холодными, как морская вода снаружи. — Может ему трудно переработать воду, которая попала внутрь? Она пододвинулась ближе, Бержка почувствовал тепло, идущее от её тела. Их бедра разделяло расстояние, на один встопорщенный от холода волосок. Если Дом не передумает, к утру они совсем замерзнут. — Двигайся ближе, — со вздохом предложил Бержка. — Кто знает, сколько так будет. Может до утра. Она неловко привалилась сбоку, он обхватил её руками, прижал к себе. Они сидели молча, думая каждый о своём, девушка задремала, уткнувшись носом ему в шею, а Бержка все пытался понять, хотел бы он, чтобы Мелна осталась здесь с ним, или нет. К утру стало гораздо теплее, и они проснулись далеко друг от друга, раскинувшись на мягком полу. Дом, на удивление, не лез с приставаниями, хотя последнее время не пропускал утренний стояк. Мелна переплела волосы и поползла к выходу. Бержка погладил Дом по стене, и она показалась не такой упругой, как всегда. Это было странно. Бывало, что Дома болели и умирали, но только если их покидали хозяева. Еще реже, когда вода не спадала слишком долго, а жильцы не умели правильно просить новую порцию воздуха, они просто задыхались. Тогда Дом тоже умирал, отравленный разлагающимися телами, уходил в толщу песка вместе со страшным содержимым. Вчера холод, сегодня вялость… Бержке это категорически не нравилось. Он выбрался наружу, обошел Дом вокруг. «Вены» немного сдулись, но причина не обнаружилась. — Бержка, пойдем, поедим, — она провела рукой по стене, там, где провел он, покусала губу. — Откуда видно дальше всего? — С горбатой горы. Только мы не сможем вернуться до вечера, это очень далеко. — Нам надо подняться туда. — Но… — Переночуем на дереве, никто не достанет. Я много раз так делала. Бержка поёжился, представляя, какая это будет ночь. — Я подумаю, — он принялся отрясать спелые плоды. — Не понимаю, зачем туда идти. — Посмотреть вдаль. Бросать больной Дом он не собирался. На следующий день Дом выглядел еще более вялым, через неделю от него осталась только одна комната, остальные сморщились в неопрятные комки. Бержка пробовал расшевелить вялые отростки, они скользили по рукам, будто просили утешения и помощи, а он ничем не мог помочь. Неприятности навалились на весь поселок. Люди бродили потерянные, заглядывая друг другу в глаза, будто там мог появиться ответ. Несколько мужчин решили посмотреть, какие Дома внизу, не едят ли их паразиты или гниль. Они копали три дня и выяснили, что корни Домов подобны паутине из толстых жестких стеблей и уходят далеко за пределы поселка. — Если будем тянуть дальше, то станет поздно, — сказала Мелна в очередной раз. Бержка злился на неё за глупую настойчивость. Как поход на гору может спасти умирающие Дома?! Скоро ночевать в опавших Домах стало попросту опасно. Они держали воду из последних сил, но когда силы иссякнут, не мог предсказать никто. — Хорошо, пошли. Нам надо найти новый поселок. Едва взошло солнце, они набили две плетенки фруктами и начали восхождение. Скоро ноги покрылись кровоточащими царапинами, кожа горела от солнца, постоянно хотелось пить. Некоторое время утоляли жажду фруктами, пока они не кончились. В небольшой впадине Мелна заметила отблеск воды, прибавила шагу. — Куда ты? — Я вижу хорошую воду! Её можно пить. Бержка никогда не пил воду, она оказалась холодной и странного вкуса, который он не смог описать. В животе тут же забурчало, он с тревогой прислушивался к тому, что творится внутри. — Мы не отравимся? — Нет. Когда я путешествовала, находила такую воду и все еще жива, — она плеснула себе в лицо, а потом опустила в ручей горящие ступни. — Ай! — Больно? — Приятно, — широко улыбнулась она и поболтала ногами, делая брызги. — Попробуй, будет легче. Бержка несколько минут наблюдал, как поблескивающие капли попадают ей на лицо и грудь, срываясь вниз с кончика нежно-розового соска. Захотелось снять эти капли губами, почувствовать вкус воды, пробежавшей по телу. Он даже потянулся вперед, но тут она быстро наклонилась, набрала полные пригоршни воды и плеснула ему в лицо. — Холодная! — возмутился он. — То, что надо в такую жару. Бержка все же опустил ноги в воду, смыл кровь и пыль. — Почему мы не торопимся? — Успеем, — отмахнулась она с таким видом, будто каждый день лазила на гору. Остаток пути прошел веселее, они пели песни, помогая друг другу карабкаться на крутой склон. Дыхание сбивалось, ноги гудели, но всё равно почему-то было очень весело. Бержка думал, что это или от воздуха, такого прозрачного и свежего, или от воды, которая еще булькала в пустом животе. На самый верх забрались, когда солнце начало клониться к закату, заставляя всё отбрасывать длинные тени. Бержка сразу разглядел свой поселок со сдувшимися пустыми Домиками и ввалившимися куполами живых. Правее, за небольшой каменной грядой, был еще один поселок, живой и здоровый, насколько можно было судить с такого расстояния, а вот левее, от Домов остались только неаккуратные кляксы, по которым ползало что-то… — Мелна, что это такое вылезает из песка! — он распахнул глаза, вытягиваясь в струнку, чтобы рассмотреть получше. — Оно же огромное! Почти как Дома. — Это слизни. Мелна села на песок и заплакала. Тихо, без криков и всхлипов. Слезы дорожками катились по щекам, срываясь с подбородка. — Мы все умрем. — С ними ничего нельзя сделать? — он присел рядом и погладил её по голове. — Я не знаю, — заревела она в голос, утыкаясь ему в обгоревшее плечо. Боль отрезвила. Бержка не собирался сдаваться так легко. Он только договорился с Домом, нашел девушку, и разом все потерять? А мать и отец? У них еще семеро детей. Куда они пойдут? Он встал, мягко отстранив Мелну, еще раз огляделся. Слизни копошились, медленно передвигая грузные тела, штук десять, а может больше. Они втыкались мордами в песок вокруг Домов и застывали. Слизней не было только на блестящем белом поле. — Мелна, что это блестит? — он потряс девушку за плечи. Она с трудом поднялась, вытерла глаза кулаком, размазывая пыль по щекам. — Это соляные поля. Слизни обходят их стороной. — Почему? — Не знаю. — Нам нужно пойти туда. Я хочу понять. — Сейчас? — Завтра. Там есть сады, поедим. Мы успеем спуститься до ручья? — Если побежим. И они побежали, спотыкаясь, хватаясь друг за друга и хохоча. — Нас никто не съест? — устраивая ложе из травы, спросил Бержка. — Крабы не забираются так высоко, а других животных я не видела. Ночь выдалась тихой и звездной. Бержка все не мог уснуть без крыши над головой. Он ворочался, думая о слизнях и оставленном доме. Уставшее тело ныло, царапины дергало, у ручья кто-то шуршал и пофыркивал. Осторожно выбравшись из рук Мелны, забрался на камень и замер, пораженный. Море поднялось, накрыв поселки, плескалось неподалеку от садов, поблескивая в свете лун. Луны — маленькую синюю и большую, белую, покрытую норами кратеров, Бержка тоже никогда не видел и сидел, будто загипнотизированный огромным шаром, заслоняющим небосвод. У ручья все активнее шла жизнь. Большие и маленькие зверьки подбегали, подползали, подлетали, пили воду и бесшумно исчезали в траве. Только однажды мелочь шумно порскнула во все стороны, когда пыхтя и топая, пришел довольно крупный зверь с клыкастой мордой. Бержка сжал в руке камень, который нащупался будто сам собой, готовый защищать Мелну и себя, но зверь напился, поболтал мордой в воде и так же шумно убежал в ночь. Больше их никто не беспокоил до самого утра. Вода начала отступать, Бержке хотелось посмотреть, как открывается поселок, выбираются люди, на секунду прикрыл глаза, а когда открыл, солнце уже поднялось и люди вылезли из вялых домишек, еще сильнее просевших за ночь. — Мелна, просыпайся, нам пора идти, — потряс он её за плечо. — Нам надо дойти до того поселка, где слизни, и понять, почему они едят там, а умираем мы. Вставай! — Ты мне руку оторвешь, — поморщилась девушка, поднимаясь. — Слизни сосут Дома, так же как мы высасываем мякоть из переспевшего фрукта. — Почему наши Дома тоже умирают? Они соединены? — Не знаю. Она поднялась, потянулась, медленно спустилась к ручью, присела, поплескала водой в лицо. Бержка наблюдал, как натягивается кожа на позвонках, движутся лопатки, поблескивают коленки. Мать коренастая, с широкими бедрами и круглым животом, потому что часто беременна, Мелна тонкая, сухая, совсем не такая. Мать никогда не решилась бы ночевать на улице, а Мелна спокойно спала. В животе заурчало, поторапливая добраться до садов. — Я готова, — улыбнулась она, стряхивая ладошками капли с впалого живота и бедер. Чужие сады оказались ничуть не хуже своих. Бержка набрал целую гору фруктов, сел рядом и поедал один за другим, Мелна бродила меж деревьев, подбирая плоды то тут, то там, иногда прыгая вверх, за особо приглянувшимися. Внезапный визг подбросил Бержку на ноги. — Там кто-то есть! — спряталась за него Мелна. Бержка поднял толстую ветку, отломил приличный кусок и пошел туда, куда указывал трясущийся палец девушки. В ветвях, действительно, кто-то был, тонкие исцарапанные лодыжки прижимались к стволу, грязные до черноты ступни почесывались о кору. — Слезай, я тебя вижу и не собираюсь обижать, — постучал по стволу палкой Бержка. Ноги пропали, потом появились вновь, вместе со всем остальным щуплым тельцем. Мальчишка лет восьми спрыгнул на землю, окинул взглядом Бержку, Мелну и свистнул. Из ветвей показались ножки еще меньшего размера. Бержка поймал девчушку лет четырех, еще более чумазую, чем брат. Что они родственники было видно с первого взгляда по одинаковым мордашкам. — Вы нас нашли? — спросила девочка, разглядывая Бержку, у которого сидела на руках. — Да. — И заберете в новый Домик? Бержка переглянулся с Мелной, в глазах девушки стояли слезы. — Заберем. — Наш Домик съели слизни. Они отгрызли ему ножки, и Домик не стал закрываться. — Как же вы спаслись? — Я увел её на деревья, а остальные не пошли. Ночью труба открылась и все утонули. — Очень жаль, — Мелна хотела погладить его по голове, но мальчик вывернулся. — Как ты понял, что Дом не сможет держать Трубу закрытой? — Он сказал. — Как? Дома не говорят. Мальчик запустил пальцы в волосы, разлохматил, сжал голову, резко развернулся и склонил голову к груди, оголяя шею. Бержка присмотрелся и увидел маленькое пятнышко, дырочку, уходящую вглубь кожи к позвоночнику. — Он проникал в тебя? — Да. Так мы можем говорить. Бержка хотел возразить, сказать, что Дома не настолько развиты, чтобы иметь сложные мысли, они только вырабатывают воздух, когда их ласкают. Хотел, но не сказал. Вспоминая, как точно Дом угадывал, чего именно ему хотелось в тот или иной момент, как вовремя подкармливал и поил, пустил Мелну, когда он был одинок. Да, он мог начать приставать при других, но разве это не заводило в считанные секунды? Дом знал, что ему нужно в каждый момент, а он, Бержка, не отреагировал вовремя, не начал искать причины недомогания раньше. А теперь… — Может Дом подсказал тебе, как избавиться от слизней? — Он не знает. Не знал, — поправил себя мальчик и опустил руки, позволяя волосам рассыпаться по плечам. — Значит, узнаем мы, — решительно заявил Бержка. — Да? — Да! — хором крикнули девочка и Мелна. Мальчик резким движением вытер нос и кивнул. — Рассказывайте все, что знаете о слизнях, вы же наблюдаете за ними не первый день. Кстати, меня зовут Бержка, это Мелна, а как зовут вас? — Я Доминик, а сестра — Рута. — Доминик — хозяин Дома? — удивился Бержка такому совпадению. — Наверное, твоя мама тоже говорила с Домом или очень хотела, чтобы так было. — Когда-нибудь я непременно стану хозяином своего Дома, — подтвердил мальчик. — Так и будет. А теперь идем… — Купаться, — сказала Мелна. — Ходить такими грязными не дело. — Там слизни, — сделала страшные глаза Рута и сильнее вцепилась в шею Бержке. — А мы их обойдем. Они быстро ползают? На нас кинутся? — Мы им не интересны, — дернул плечом Доминик. — И днем они прячутся от солнца в песок. — Тем более. — Я не хочу купаться, будет щипать, — заявила Рута, показывая расцарапанный живот. — Это ты об дерево? — Об соль. Бержка посмотрел на Доминика, ожидая разъяснений. — Ночью слизни лезут в сад, просто так, портят фрукты слизью, мы выложили соляную защиту. — Они боятся соли, — подтвердила Рута. — Только она очень колючая. И тяжелая. — А тут далеко до соли? — Нет, если идти по берегу вон туда, — махнул Доминик в нужном направлении. — Мелна, все же их надо хоть немного помыть, а я хочу проверить одну идею. Он побежал, старательно обходя колышущиеся кучи песка, на одном из деревьев заметил корзинки для фруктов, взял пару самых плотных. Соляное поле блестело на солнце острыми гранями кристаллов. Набрав обломков в обе корзинки, пошел обратно. Если они боятся соли, может, она ядовита для них? Если заставить слизня съесть соль, он отравится и умрет. Только, как запихнуть эту глудку в зубастую пасть? До вечера он успел несколько раз сходить за соляными камнями. — Зачем они тебе? — взвешивая кусок соли в руке спросила она. — Кормить слизней. — И они согласятся есть? — Заставим. Как только спала жара, слизни зашевелились, выбрались из песка и принялись искать, чем бы поживиться. — Они хотят ползти дальше. — Конечно, тут все съели, — Мелна наступила на сухую пленку, оставшуюся от Дома, нога тут же провалилась по колено. — Ай! Бержка помог ей выбраться, раскрошил пленку сильнее, позволяя обрушиться внутрь. Он всегда хотел узнать, что же скрывается под мягким полом. Там обнаружилась довольно глубокая яма, неправильной формы с плотными стенками. У самого пола ряд отверстий, уходящих в толщу песка. Обходя другие такие ямы, он нашел несколько, в которых сидели слизни. Они присасывались к отверстиям и тянули оттуда вязкий сок. Другие слизни почти вертикально закапывались в песок и пульсировали, глотая. — Они их высасывают, — констатировал Бержка, возвращаясь к остальным. — Это я тебе сказала, — напомнила Мелна. — Это как-то влияет на все Дома разом. Будто они связаны. — Они связаны, — подтвердил Доминик. — Значит, надо не дать им сосать дальше, — рубанул воздух Бержка. — И как? — Соль. Должна помочь соль. — Ты все еще собираешься их кормить? Бержка посмотрел в сторону берега. Два слизня с размаху ударялись друг в друга верхней половиной тела, мотая зубастыми пастями, ревя и хлюпая. Кормить эти туши с руки как-то расхотелось. — Нет. — Давайте ложиться спать. Завтра вернемся в поселок и поговорим со старейшинами, может они знают что делать, — подсаживая Руту на дерево, предложила Мелна. Бержка залез повыше и пока его не сморил сон, наблюдал за слизнями. На рассвете разбудил шум. Один из слизней прополз слишком близко к соляному ограждению, и несколько небольших кусков прилипло к телу. Кожа в этом месте моментально лопнула, и полужидкое содержимое вытекало, пенясь. Слизень дергался, все сильнее вываливаясь в соли, которая проедала все новые дыры. Он ревел, но никто не пришел ему на помощь. Бержке даже стало немного жаль его. Медленная, мучительная смерть. — Или они, или мы, — Мелна погладила его по ноге, прижалась щекой. — Надо идти. К вечеру они вернулись в поселок Бержки. Дома еще держались, но стали еще слабее. Пустых совсем не осталось. Его встречали родители с братьями и сестрами, потом подтянулись остальные. Они говорили, пока вода не начала подниматься. Бержка погладил стену своего Дома и ушел ночевать в сад. Если слизни двинутся в эту сторону, а они непременно так сделают, то он должен увидеть. А утром он пошел копать. Крепкая палка и плетеная корзинка стали его орудиями труда. — Что ты делаешь? — спросил отец. — Хочу перерезать корни, не дать слизням сосать наши Дома издалека. Все Дома на побережье соединены жилами, по которым течет их общий сок. Когда слизни высасывают поселок, остальные пытаются им помочь, отдавая свой сок, и гибнут сами. Я откопаю корни и перевяжу их, чтобы сок не уходил. — А когда слизни придут сюда. Что ты будешь делать тогда? — Отбиваться. Я схожу за солью. Соль их убивает. — Все боятся уходить от Домов. Мы никогда не воевали со слизнями, а просто уходили. — Или тонули в умирающих Домах. Я не буду ждать, пока мой Дом высосут, как переспевший плод. Я буду защищать его. Прибежала запыхавшаяся Мелна. — Доминик говорит с твоим домом. Пойдем скорее, он зовет тебя. Бержка бросил палку и побежал следом, отец тоже полез в Трубу своего бывшего дома. Говорящий с Домами был легендой, которую пересказывали детям перед сном. Доминик висел посреди комнаты, опутанный и распятый паутиной щупов, его лицо в полутьме светилось восковой бледностью, слишком яркие губы шевелились. — Доминик, ты слышишь меня? — Да. — Дом совсем плох? — Он растерян, ты бросил его. — Попроси прощения и скажи, что я искал, как ему помочь и нашел. Несколько плетей потянулись к Бержке и он погладил их, прижимая к груди. Дом не сразу согласился бросить умирающих собратьев, это противоречило сотням лет прошлой жизни, когда спасались именно так. Но раньше слизней было гораздо меньше. Вместе с Домом гибли те, кто в нем жил и это было неправильно. Оказалось, что подземные жилы, соединяющие Дома, они могут перекрывать самостоятельно, копать не пришлось. А вот за солью пошло все способное на это население. Но это только утром, а ночью… Бержка перевалился в мягкую темноту, выставив руки вперед, кувыркнулся в змеистую путаницу. Дом быстро восстанавливал упругость и активность, лишив слизней возможности себя высасывать. Фруктовое пюре, которое мяли вчетвером и кормили с рук оголодавшие плети, тоже пошло на пользу. Бержке было стыдно, что он бросил Дом без объяснений, но радостно, что хотя бы часть проблемы решена. Осталось придумать, как защитить поселки, соляной круг не выложишь, ночью смоет вода. Слизни передвигаются по мелководью, преодолевая большие расстояния. От полного уничтожения Дома спасает плодовитость и методичность врага. Пока не высосан до основания один поселок, в другой не переходят. Кладки! Если уничтожить яйца… От размышлений отвлекло острое удовольствие. Один из отростков проник внутрь и настойчиво терся и постукивал по простате. Мягкие удары посылали разряды по всему телу, нагнетающие кровь в член и заставляющие поджать пальцы на ногах. — Я скучал по тебе, — позволяя заворачивать себя в плотный кокон, шептал Бержка в темноту, сжимая кулаки на движущихся плетях. Они льнули, терлись, пощипывали, ласкали и сжимали, обвиваясь, проникая, возбуждаясь и возбуждая. Бержка дурел от силы и многообразия ощущений, стонал и выгибался, растянутый, открытый, зацелованный в нечеловеческой манере. Плети, скользили по губам, языку, нёбу, изливались в рот. Он кончил раз, потом другой, с остервенением насаживаясь и крича, и этого было мало, хотелось еще и еще. После очередного оргазма он просто уснул. Безвольно повис на плетях, постепенно выравнивая дыхание. Дом сплел под ним гамак и пустил свежего воздуха, охраняя самое ценное — покой хозяина. Утром Бержка чувствовал себя полным сил и желания совершать подвиги. — У меня предложение. Зачем нам тащить соль сюда, когда мы можем перебить слизней там, где они сейчас? Если напасть внезапно, они не уйдут в море. — Это далеко, придется бросать Дома и детей на несколько дней, — зароптали вокруг. — Старшие дети присмотрят за младшими, беременные женщины тоже останутся, пойдут только мужчины и молодые девушки без семей. — Мы тоже хотим драться! — вскочил один из подростков, которых Бержка причислил к детям. — Вы останетесь защищать женщин и детей. Надо заточить острые колья и выставить со стороны моря. Пока нас нет в поселке, всем ночевать в садах. По толпе прокатилась паника, так никогда не делали. — Нас съедят ночные хищники, — высказала общее опасение одна из женщин. — Я много раз ночевал на дереве и никого крупнее краба в садах не видел. Да и крабы не лезут на деревья, а собирают гнилые фрукты. Они не едят мясо, разве что ущипнут кого-нибудь за пятку. Раздались смешки, мальчишки завозились, пихая друг друга. — Те, кто останутся, пусть наплетут еще корзин, эти мы не принесем обратно, — тихо попросила Мелна. — Почему? — спросила девочка, сидевшая у её ног. — Порвутся, дурья твоя башка, — дал ей подзатыльник брат. Прежде, чем двинуться в путь, все поели и попрощались, будто уходят навсегда. Бержка отвел в сторонку Доминика. — Присмотри за Домами. Узнай, может они тоже могут защищать себя, просто не догадываются или не понимают, что так нужно делать. — Хорошо, — кивнул мальчик, становясь еще суровее и серьёзней, чем обычно. Большая ответственность для столь юного создания. Нельзя допустить, чтобы он вновь пережил ужас потери. Бержка похлопал его по плечу, подхватил связку корзинок и побежал догонять соплеменников, ушедших вперед. К счастью слизни были еще на месте. Они лениво спаривались и откладывали гроздья яиц в ямы, оставшиеся от домов. До заката таскали соль в сад, складывали кучами под деревья. Кто не мог ходить, сели колотить камни в крошку. Ночь провели на деревьях в полудреме, под утро разлеглись в траве. Крабы тоже не спешили лезть за соленую стену. Едва спала вода, Бержка растолкал соплеменников. — Надо быстро перегородить путь в море и в нашу сторону. Выкладывайте камни, несите новые. Если слизни решат сбежать, они непременно коснутся соли и умрут от ран. — Мы с девушками набьем еще мелких обломков, чтобы посыпать яйца, — сказала Мелна. — Мелкую соль можно сыпать прямо на прожорливых тварей! — предложили мужчины. Сказано — сделано. К вечеру пляж напоминал место неравной битвы. Слизни не могли противостоять такому натиску. Они пробовали уползать, нападать, прятаться, но их всюду настигали и уничтожали. К закату все было кончено. — Это не конец, — задумчиво произнес Бержка, когда они устраивались на ночлег. — Почему? — Мелна принесла охапку травы и устраивала им ложе. — Дальше по берегу есть другие высосанные поселки и много кладок. Слизни выведутся, подрастут и опять нападут. — Но мы будем готовы, — уверенно сказала она, укладываясь ему на плечо. — Да, будем, — прижал её к себе Бержка. Возвращение домой было бы триумфальным, если бы не одно но, неподалеку от поселка были замечены следы слизней, а сам поселок встретил их частоколом. Бержка бегом достиг заграждения, пытаясь разглядеть, что случилось с Домами и жителями, схватился за жерди, торчащие из песка и замер. Крепкие, на первый взгляд, колья в рост человека, с идеально заточенными концами, дрогнули и обмякли под пальцами, толстыми змеями втянулись в песок. В образовавшийся проход протискивались бравые вояки, груженные сетками с солью, навстречу им бежали те, кто оставался ждать, а Бержка медленно шел вдоль забора, с удивлением понимая, что возведен он самими Домами. Кое-где жерди были покусаны и густо испачканы засыхающей слизью, подростки, остававшиеся дома, расхаживали с кривыми и сучковатыми кольями, тоже поблескивающими высохшей слизью. — Что тут было?! — он поймал одного из мальчишек за руку. — Мы отбились от слизней! — гордо выпятил он грудь. — Много приползло? — Два. Громадных, как гора! Они ползли есть Миржкин дом, мы отгоняли их кольями, а Доминик попросил все дома сделать забор, только не очень частый, чтобы мы могли тыкать их кольями. — Куда они делись потом? — Одного смыло волнами, другой растаял от солнца вон там, за забором. Бержка побежал к дому, пополз по Трубе, ворвался в комнату. Доминик лежал на полу, еще более бледный, чем обычно. Рута гладила его по волосам, мать растирала руки и ноги, увидев Бержку, чуть улыбнулась, кивнула. — Он спас нас, но кто спасет его? После каждого «разговора» он слабеет. Бержка присел рядом, постучал по полу, под руку тут же выскочил мягкий стебель с едой. — Накорми его, — велел Бержка, сжимая отросток в руке и направляя Доминику в рот. Стебель вывернулся и исчез. — Почему? Почему ты не хочешь дать ему сил?! Над головой Доминика появился черный цветок. — Что это значит? — спросила мать. — Он умрет? — заплакала Рута. Бержка подхватил мальчика на руки и понес в темную комнатку. Остаться ему не дали, вытолкали наружу и закрыли вход. Почему-то он знал, что все будет хорошо, просто надо подождать. — Дом вылечит его, он не злой, он просто слишком послушный. — Как так? — удивилась Мелна. Она уже организовала переноску соли в сады, где её не достанет вода, и патрулирование, потому что Дома убрали заграждение, им тяжело держать его долго, а слизни могли появиться в любой момент. — Он воспринимает нас слишком буквально и подстраивается под то, что чувствует. Те, кто боятся — получают страх, кто ищет самопожертвования — иссыхают. — Кто желает удовольствия, его и получает, — закончила за него Мелна. — Не все Дома такие. Нам повезло. Или не повезло, как посмотреть. Мама, мы еще успеем в сад? Я вспомнил, что давно не ел. Из стены тут же выскочил щуп с едой и несколько тонких и длинных, обвивших ногу. — Думаю, у Дома на тебя другие планы, — рассмеялась мать и поползла к выходу. Бержка сел на пол, присасываясь к мягкой плети. Он согласен поесть тут, ноги так и гудели от ходьбы. Плети замотали его по самую грудь и ритмично сжимались, разминая уставшие мышцы. Приятное расслабление растекалось по телу, глаза закрылись сами собой. Он еще слышал, как Мелна уводит Руту в другую комнату, чувствовал, как отростки переплетаются в гамак и, совсем краешком сознания отметив легкий укол в шею, провалился в сон. Снилось что-то запутано-разноцветное. Розовые, желтые, фиолетовые шары соединялись белыми пульсирующими дорожками. Бержка поставил на одну дорожку ногу и два шара, соединенные ею, начали наливаться красным. Бержка скорее убрал ногу и пошел, старательно перешагивая линии. Что-то в расположении шаров показалось знакомым, он обернулся и увидел крупный зеленый шар с чем-то маленьким и черным внутри. Маленькое существо было пронизано зеленым и тоже пульсировало в такт, постепенно светлея. «Это Доминик, ему лучше», — понял Бержка и пошел дальше. Он шагал от одного скопления шаров к другому, с удивлением понимая, что видит поселки, видит, как зарождаются новые Дома, и он может помочь собраться рассеянному свету в кучку или не дать нарождаться множеству слабых Домиков, а собрать их в один сильный. Он увидел Дома на суше, более плотные по цвету, и редкие Домики в горах, такие яркие, что резало глаз. Все они были соединены в единую сеть, и это стало откровением. Нашел он и мертвые поселки, порванные нити, которые слепо метались в поисках друг друга. Попробовал соединить разорванные концы, и они легко слились. Окрыленный успехом, Бержка восстанавливал разрушенное и нашептывал, что нельзя молча умирать, надо защищаться и защищать жильцов. Ему стало интересно, видны ли жители в этом странном цветном мире. Он всмотрелся в один из шаров и увидел несколько ярких искр. Жилой. Одна искорка мигала и горела ярче всех в стороне от других, и Бержка отвернулся, понимая, что там происходит. В памяти всплыли нежные ласки и страсть, которой одаривал его Дом, захотелось ощутить это в реальности. Сейчас. Немедленно. Разноцветная круговерть заставила зажмуриться, и в то же мгновение ощущение тела вернулось, а с ним и нахлынувшее возбуждение. Гамак расплелся, оставив его лежать на полу, отростки клубились вокруг, капая соком и слизью. Бержка встал на колени, уперся руками в стену, и пошире расставил ноги, приглашая. Плети мягко заскользили по коже, одна потерлась меж ягодиц, подкрадываясь к анусу, подрагивая и дразня. Бержка выгнулся сильнее, завел руку, прижимая нерешительный щуп и проталкивая в себя вместе с пальцем. Натренированные мышцы легко разошлись, щуп задвигался, набухая на конце. Бержка развернул палец и добавил второй, чтобы чувствовать движение подушечками. Это было завораживающе приятно. Упиравшаяся в стену рука дрожала от напряжения, но плети не спешили помогать, они все так же скользили не зажимая, сворачивались клубком под яйцами, терлись о промежность, стирая слизь, текущую с члена, шершавой корой. Член прижался к животу и подергивался от каждого прикосновения, желая большего. Сейчас бы отлично подошло какое-нибудь узкое отверстие, чтобы можно было вбиваться в него, поддавая, и раскачиваясь. Он сел на пятки, освобождая руки, и выловил несколько плетей, сворачивая их в большой змеистый клубок, прижал к полу и лег сверху, погружая напряженный член меж трущихся стеблей. Это оказалось так приятно, что нескольких движений хватило, чтобы кончить первый раз. Он лениво раскинулся на полу, отдыхая. Тонкий ус в уретре распух и не спешил вылезать, справедливо полагая, что раз у хозяина все еще стоит, значит, будет второй заход. Появление Мелны было несколько неожиданным, Бержка её не звал и не ждал. Она двигалась как-то странно, рывками, будто её кто-то подталкивал сзади. Так и оказалось. Две толстые плети упирались в спину, заставляя идти. — Я не знаю, что он задумал! — в панике зашептала она, плюхаясь на пол рядом. — Дом хочет, чтобы мы совокупились? Бержка не сказать, чтобы был категорически против, но и желанием не горел. Плети опять ожили, обвивая каждого по отдельности и притягивая друг к другу головами. — Можно тебя поцеловать? — спросил он её в губы. — Можно, — улыбнулась она. Им позволили дотрагиваться только губами, и они ласкали рты друг друга, задыхаясь и с удивлением отдаваясь новым ощущениям. Бержка выпутал одну руку и провел по её щеке, убрал мешающиеся волосы и прижал голову сильнее. Первый её стон ощутил, как свой, губы опалило дыханием, тонкая вибрация передалась от одной к другому. — Ах. Дом умел доставлять наслаждение. Возможно на женщинах получалось лучше, чем на мужчинах или Мелна была чувствительней, но она извивалась в плетях, повисая и расставляя ноги, задыхаясь от удовольствия. Вероятно, ей давно хотелось этого, а Дом любил потакать их желаниям. Он не сразу осознал, что и сам насаживается на толстый отросток, пытаясь поймать её ритм, толкается в понятливо скрученное из плетей отверстие, узкое и скользкое, распаляющее сразу снаружи и внутри. — Попроси его, — горячо зашептала Мелна. — Попроси, чтобы он дал нам быть вместе! — Мы уже вместе, — притягивая её к себе за руку, коснулся её губ. — Наши дети будут другими, не такими, как мы. Они будут во всем совершеннее. Они изменят мир. Будто только и ожидая этих слов, мышцы сжались, чтобы в следующее мгновение запульсировать, заставляя кричать и выплескиваться мучительными толчками. Мелна ахнула и раскинула руки, повисая и расслабляясь. Плети аккуратно опустили их на пол, позволяя прижаться друг к другу. — Так будет каждый раз? — с улыбкой спросила она, удобнее устраиваясь в его объятьях. — С каждым разом будет еще лучше, — заверил Бержка, проваливаясь в сон. Мелна забеременела с первого раза, видимо Дом знал, что делал. Он тщательно следил, чтобы они не соединялись без его участия, а под конец беременности не выпускал Мелну из комнат, кормил только сам, «облизывал» и всячески оберегал. Бержка даже начал ревновать и сбегать ночевать в сады. Дом выловил его прямо на улице, затащил внутрь под удивленные взгляды соплеменников, и так отшлепал, а потом оттрахал, что Бержка два дня ходил осторожно и сидел боком. Зато ревность прошла, как рукой сняло. В положенное время родились двойняшки, мальчик и девочка. На первый взгляд совершенно обычные дети. Только Бержка стал замечать тоненькие отростки, выпускаемые шаловливыми пальчиками. Симбиоз сделал шаг вперед.