***
Я открыла рот, готовая ответить, но тут же замерла, услышав донёсшийся из-за наших с Перси спин чужой голос. «Аннабет». Мы резко развернулись и оказались лицом к лицу с женщиной примерно моего роста. На ней были надеты белая блузка, джинсы и армейские ботинки, чёрные волосы были аккуратно переброшены через одно плечо. Её серые глаза, которые я вижу каждый раз, когда заглядываю в зеркало, смотрели серьёзно, да и сам образ женщины излучал особую проницательность, благодаря которой, даже несмотря на нашу внешнюю схожесть, я тотчас узнала женщину. И, шокированная её присутствием, была не в состоянии выговорить ни слова. Перси первым обрёл дар речи. – Леди Афина, – нервно произнёс он. – Перси. – Холодно отозвалась моя мать, слегка кивнув. – Могу я поговорить с Аннабет наедине? Её тон не требовал возражений, последнее слово было подчёркнуто особой интонацией. Перси моргнул и красноречиво ответил: – Эм, конечно, да, эм… Я, пожалуй, хм… – он посмотрел на меня. – Я буду рядом. Он указал примерно в ту сторону, откуда мы только что пришли. Я отрешённо кивнула в подтверждение, после чего Перси поспешно отступил в указанном направлении. – Леди Афина, – почему-то слабым голосом сказала я после его ухода, – мама. – Здравствуй, Аннабет, – доброжелательный кивок. – Что ты здесь делаешь? – спросила я и тут же об этом пожалела, полагая, что вопрос мог показаться богине грубым. Определённо, я провела с Перси слишком много времени. Афина подняла одну бровь, но в остальном никак не отреагировала на мою реплику. – Я хотела поговорить с тобой. – произнесла она. – Давай прогуляемся. – Мои глаза невольно принялись искать Перси. Он уже успел дойти до одной из скамеек, в большом количестве разбросанных по всему парку, и, если я не ошиблась, бросить на меня встревоженный взгляд, после чего Перси сел в ожидании. – Морской отпрыск всё ещё будет сидеть здесь, когда ты вернёшься, – проинформировала меня Афина, совершенно не впечатлённая. – Да, конечно, – отчасти неловко проговорила я, немедленно оглянувшись назад, и двинулась вслед за матерью, направлявшейся в противоположную от Перси сторону. Раньше в присутствии Афины я никогда не была так зажата, но последний год изменил многое в наших отношениях или, точнее, в их отсутствии. – Ты, наверное, успела заметить, что после окончания войны к тебе вернулась данная мною способность становиться невидимой. – Да, – отозвалась я. После того как моя кепка «Янкиз» впервые не сработала, у меня уже вошло в привычку каждое утро надевать её и проверять на исправность, даже будучи уверенной, что она не сделает меня невидимой. Каждое утро, месяц за месяцем, я расстраивалась, видя, что кепка продолжает оставаться самой обыкновенной. Но однажды, спустя несколько недель после нашего возвращения из Греции, когда я снова её надела, ожидая увидеть такой же результат, как и во все дни до этого, моё сердце подпрыгнуло от удивления и возбуждения: я взглянула вниз и не увидела абсолютно ничего в том месте, где только что находилось моё тело. С тех пор кепка работала безупречно. Афина кивнула головой: – Я хотела поговорить с тобой уже некоторое время, и сделала бы это раньше, если бы не была так занята делами на Олимпе и на земле, восстанавливая их после войны: надо было приложить много усилий, чтобы возместить ущерб, нанесённый Гигантами, с чем мы более или менее справились лишь недавно. Я кивнула в ответ, не зная, что на это сказать. Если честно, я до сих пор была поражена желанием Афины поговорить со мной после почти года молчания, с которым я уже успела свыкнуться. – Я не стану притворяться, что понимаю все тонкости жизни героев, – продолжила моя мама, – я знаю, никому не стало бы лучше, если бы я попробовала. Но также я знаю, Аннабет, что ты за последний год многим пожертвовала – намного большим, чем остальные – ради Олимпийцев. Я понимаю, что это было нелегко для тебя, и то, что я была не в силах тебе помочь, находясь, скажем так, не в здравом уме, нисколько не облегчало ситуацию. – Она помедлила и посмотрела на меня. Теперь выражение её серых глаз приобрело некую нежность. – Впрочем, само собой разумеется, ты проявила себя чрезвычайно хорошо, даже несмотря на это. Ты, моя дочь, сделала то, с чем до тебя не смог справиться ни один мой ребёнок, ни один герой вообще. Поиски моей статуи не были бы простыми, какие бы средства ты ни использовала. Я много лет наблюдала, как мои дети умирали, пытаясь её обнаружить, умирали больше, чем я могла бы вспомнить. Я признаю, что моя вера в тебя порой ослабевала, но всё же ты преуспела в том, в чём все остальные потерпели неудачу. И это, без сомнения, немалое достижение. Без твоих усилий, сознания Олимпийцев, включая моё собственное, не восстановились бы, что привело бы к победе Гигантов и их матери и нашему свержению. Так что мы тебе многим обязаны. Я не издала ни звука во время речи моей матери, просто-напросто моргая от изумления. Я сомневалась, что буду в состоянии что-либо произнести, даже если подберу нужные слова. Я никак не могла представить, что когда-либо буду вести подобный разговор с матерью. Посейдон, я знаю, ненадолго посетил Перси после окончания войны и поблагодарил его за всё совершённое в течение поиска. Возможно, даже извинился за случившееся. Я была не в состоянии настолько обманывать себя, чтобы ожидать от матери того же, или же от любого другого бога или богини, если на то пошло. Произошедшее в тронном зале после войны с Кроносом уже вызывало удивление, и всё же, вот она я, наедине разговариваю с Афиной, которая хоть и не извиняется, но определённо показывает, что гордится мною. Если бы я не была так уверена в происходящем, то решила бы, что у меня один из приступов Фрейда. – Большинство героев, я уверена, потратили бы очень много времени, пытаясь приблизиться к твоим достижениям. Ты, моя дочь, не похожа на них, и я заслуженно признаю, что по-настоящему горжусь тобой. Ты сильно превзошла мои ожидания. – Спасибо, – смущённая, я изо всех сил пыталась скрыть от богини своё изумление. – Что касается твоей работы на Олимпе в качестве главного архитектора, к сожалению, Зевс, как всегда будучи нетерпеливым, счёл целесообразным самостоятельно реконструировать остаток горы. Это не было моим решением, и, откровенно говоря, мне нравились изменения, которые ты хотела внести. Но было неподходящее время для споров с ним, и я вряд ли способна сейчас что-либо сделать с этим вопросом. Мне жаль, Аннабет. – Я понимаю, – сказала я, сдерживая щемящее чувство в груди. Я совсем не ожидала от Афины подобных слов. Полагаю, моя работа на Олимпе отошла на второй план, раз я больше не могла находиться в доме богов. Конечно, не стоило предполагать, что Олимпийцы бесконечно будут разбираться с разрушенными покоями. То, что какая-то часть работы там принадлежала мне, что мне вообще предоставили возможность что-либо сделать, было огромной привилегией. И, честно, меня не удивляло, с каким похожим старанием боги сдержали обещание, данное Перси: признать своих детей, принять младших богов и богинь и освободить Калипсо. – Я никак не хотела, чтобы ты упала в эту яму, – добавила Афина уже тише, и у меня появилось чувство, что она лишь только что решила сказать мне об этом. – Наблюдать за этим было ужасно, даже пребывая в моём состоянии. Хоть я и богиня, но я никогда бы не пожелала подобного ни одному из моих детей. Сейчас ты можешь передохнуть и быть твёрдо уверенной в том, что я не позволю Арахне когда-либо ещё увидеть дневной свет. – Она помедлила, а после с явным трудом договорила, – Я благодарна Перси Джексону, что он был с тобой и помог тебе выжить. Из вас двоих получилась хорошая команда, не могу это отрицать. С дикими глазами, я просто кивнула, все мысли об утраченном посте архитектора исчезли. Я осознала, что в этот момент получила едва ли не полноценное благословление на то, чтобы встречаться с Перси. – Не стану тебя больше задерживать, – заключила Афина, останавливаясь на аллее. – Я лишь хочу, чтобы ты знала, моя дочь, я горжусь твоими достижениями и тем, каким героем ты стала. И я надеюсь, ради твоего же блага, что теперь ты сможешь насладиться спокойной жизнью. Ты действительно это заслужила. – Спасибо, мама, – ответила я. Моя мать кивнула в признательность. – Если это всё… – произнесла она так, будто это я обратилась к ней с просьбой о беседе. Я кивнула, после чего, кинув на меня последний взгляд, Афина развернулась и направилась дальше по аллее. Секунду спустя, она пропала. Задумчиво, я смотрела на то место, где она только что находилась, затем отвернулась и пошла по направлению к Перси.***
Когда я добралась до скамейки, где в последний раз его видела, Перси там уже не было. Но я заметила его играющим с группой мальчиков, чей диск для фрисби он поймал ранее. Все четверо стояли в углах некого подобия кривого квадрата, кидая жёлтую игрушку друг другу, и казалось, что каждый знает остальных уже целую вечность. Когда Перси меня заметил, он развернулся к мальчикам и крикнул: «Всё, я должен идти. Спасибо за игру!» – и, под их общий разочарованный стон, поспешил ко мне. Его ухмылка исчезла, когда он подошёл ко мне, и я подумала, что, наверное, до сих пор выгляжу немного потрясённой. – Ты в порядке? – спросил Перси. Я кивнула. Слова моей матери до сих пор звучали у меня в голове: «Я благодарна Перси Джексону, что он был с тобой и помог тебе выжить. Из вас двоих получилась хорошая команда, не могу это отрицать…» – Всё отлично, – улыбнулась я. Он усмехнулся: – Класс. Готова идти? – я снова кивнула, и он, развернувшись, помахал ребятам на прощание, которые перестали грустить о его уходе подозрительно быстро и вернулись к совей игре. А мы продолжили нашу прогулку. – Пожалуйста, не говори мне, что ты подошёл к этим мальчикам и попросил поиграть с ними, как какой-то маньяк, – сказала я, беря руку Перси, холодную после игры, в свою собственную. – Нет, – ухмыльнулся он. – Они увидели, что я сижу на скамейке, и захотели узнать, что я делаю. Я ответил им, что жду тебя, и они предложили сыграть с ними, пока ты не вернёшься. Знаешь, они классные ребята. – Я надеюсь, ты сказал им, что не стоит разговаривать с незнакомцами. – Сказал, вообще-то, – самодовольно произнёс Перси, – а потом Джастин, тот самый, который забрал у меня фрисби ещё в самом начале, указал на своих родителей, сидящих где-то в тридцати шагах от нас, и прибавил, что я слишком мал, чтобы красть детей. – Перси рассмеялся. – Очень похоже на то, что ты отвечал незнакомцам в десять лет, – улыбнулась я. – Возможно, – ухмыльнулся он. – Так как прошла твоя беседа с матерью? – Неплохо, – сказала я, – она поблагодарила меня за нахождение Афины Парфенос и возвращение богам их нормального состояния. – Я догадываюсь, почему последнее было важно богине мудрости и стратегии. – Ага. А ещё она упомянула, что Зевс, по-видимому, отменил мою должность генерального архитектора и восстановил Олимп с помощью магии. – Что?! – сердито воскликнул Перси. – Знаю, – вздохнула я, – Но это не удивительно. Сомневаюсь, что богам доставляло удовольствие жить в разрушенных покоях и ждать конца войны, чтобы восстановить их. – Но, Аннабет, они пообещали, что позволят тебе сделать это. Они сделали тебя архитектором Олимпа! – А также они много чего пообещали тебе, но так и не выполнили. Мы ничего не можем с эти сделать. – Я пожала плечами. – Всё в порядке, Перси. Было похоже, что они сохранили то, что я успела сделать до закрытия Олимпа, и это уже большая честь для меня. Сейчас я должна сосредоточиться на других вещах. – Я усмехнулась. – И ты одна из них. Многое изменилось с тех пор, как прошла Война Титанов, и теперь ничто не мешает мне стать настоящим архитектором здесь, в смертном мире. Всё в порядке. Правда. Я больше не позволю своей роковой ошибке забрать мои лучшие годы. На лице Перси расцвела довольная улыбка. – Я люблю тебя, – произнёс он, когда я закончила говорить. – Хорошо, – сказала я, – ведь у меня нет ни малейшего желания отпускать тебя в скором времени. Перси улыбнулся шире и нежно сжал мою руку: – Меня это устраивает.