Burn

      — «Ты веришь мне, Элизабет?», — с хорошо скрываемой яростью произнесла леди Эшбери, словно тигрица в клетке прохаживаясь от одной стены к другой. За её спиной, подобно пламени волос, горел камин, потрескивая дровами, однако не создавая никакого уюта и не развеивая холода, что воцарился в помещении, — я устала, Джонатан! Я от всего устала…       — Элизабет, послушай! — Джонатан схватил женщину за запястье, но та с нечеловеческой силой вырвала свою руку из плена и грозно нахмурилась.       — Не желаю ничего слышать. Я столько лет отнимала жизни у людей, столько разрушила невинных судеб… И ради чего? Ты просишь помочь тебе, прекрасно зная, что это не в моих силах! Не в чьих силах… — леди Эшбери опустила голову и прикрыла глаза. Она чувствовала эту боль почти физически: боль тех, кто был ею убит, кто был просто пищей… Крысы? Не способны заглушить безумную жажду, отвратительны и грязны. Переливание? Жалкие минуты облегчения. А Джонатан? Глуп, слеп — растерянный юный экон, желающий получить все и сразу… Впрочем, с высоты ее лет любой покажется сущим ребёнком.       — Элизабет, я… — Джонатан с непониманием смотрел на женщину, бегая взглядом зелени глаз по лицу с острыми, но правильными чертами, увенчанному, словно короной, идеально собранной строгой прической. Она была серьезна, даже сурова, недоступна и вместе с тем просто не могла не вызывать немого восхищения, стоило мертвецкой бледности сверкнуть ярким огоньком гнева, радости, воодушевления… Но вампиру хотелось видеть в них нечто совсем иное, о чем он не мог ее спросить.       — Наша встреча была короткой, —вздохнула леди Эшбери, искоса глядя на доктора, желая скрыть проступившие слезы за сталью голоса, — но драматичной. Теперь же мне пора. Она распрямилась и, гордо и печально посмотрев на вампира, сделала шаг назад, в пылающее пекло огня, должного мягко согревать, но силившегося причинить и адскую боль. Ни одного вскрика, боле ни одной слезинки.       Не долго думая, Джонатан бросился вперед и, опустив руку в пламя, схватил Элизабет и резко дернул на себя, вытаскивая ту из огня. Доктор, не удержав равновесия, повалился на спину, увлекая за собой и леди. С минуту она молчала, глядя пустым взглядом на мужчину и тяжело дыша.       «Зачем ты это сделал? — мелькали в голове гневные мысли, — что ещё тебе нужно от меня, Джонатан Эммет Рид?»       С того момента, как леди Эшбери осознала, что в жизни её что-то пошло не так с появлением в ней юного экона, она старалась отбросить всякие мысли о новобращенном. Каждый раз, как перед ней представала гордая стать, бледное лицо, опутанное паутиной синеватых вен, пронзительный пытливый взгляд — она вспыхивала неимоверной злостью на саму себя и свою слабость, пыталась приказать сердцу биться не так часто, а щекам не гореть, пускай из-за некоторых особенностей её как вампира этого никто не видел, и лишь она сама чувствовала неловкое тепло.       Джонатан смотрел на неё в ответ, удерживая над собой за плечо. Осознание того, что он мог потерять ее, единственную, кому он верил сам и просил верить себе, ввергало его в тихое отчаяние. Рука экона скользнула по щеке Элизабет, и та дернулась, словно обожглась, однако продолжила лежать на Джонатане, пронзая того требовательным взглядом. И вдруг, как молния внезапно пронзает небеса, леди Эшбери подалась вперед, и, коснувшись носом скулы доктора, прижалась к его губам своими. Джонатан вздрогнул от неожиданности и машинально сжал хрупкое плечо, отвечая на поцелуй, которого, коли быть честными, он ждал уже очень долго. Элизабет, чувствуя свою власть над ситуацией (или же она была лишь иллюзией?) несильно прикусила нижнюю губу мужчины и поцеловала глубже, и кончики их языков легко соприкоснулись.       — Довольно, — испуганно бросила Элизабет, ощутив нездорово быстрое сердцебиение у себя в груди, отстранившись от Джонатана. Вампир поднялся вслед за женщиной, но та уже ускользнула, нервно прохаживаясь по комнате возле старого дивана.       — Ненавижу… — прошептала она, склонив голову и скрестив руки на груди, так, как подбитая птичка, которая видит опасность, но не может от неё улететь прочь, складывает поломанные крылья и нахохливается. За ее спиной в тот же миг оказался Джонатан, накрывая хрупкую женщину своей тенью, вырастающей из каминного огня. Мужчина, грустно и слегка растерянно глядя на неё (она чувствовала!) положил руки на её плечи и прижал спиной к своей груди.       Она позволила, хотя могла с легкостью вывернуться и сходу лишить экона жизни, но лишь облокотилась на грудь мужчины, наслаждаясь теплом и специфическим запахом, нужным ей не меньше, чем простой воздух, которым она дышала уже долгие столетия. Какой-то совсем юной, свежей и наивной чувствовала себя сейчас строгая леди Эшбери, не позволяющая себе даже такой слабости, как юбка с кринолином, что говорить о ненужном кокетстве, что она презирала все свое сознательное существование.       — Вы затеяли опасную игру, мистер Рид, — произнесла она, собрав всю сталь в голосе и вытянувшись в струну, — и Вам следует тщательно подумать, стоит ли её продолжать, — в голосе проскользнула нелепая угроза. Будто она действительно могла навредить Джонатану, какая глупость.       Экон, не говоря ни слова, коснулся губами виска замеревшей в лёгком повороте, головы. Элизабет чувствовала, что пылала: ей было почти физически больно от ощущения собственного поражения в борьбе с самой собой и чувства, давно забытого, поселившегося в груди, с кровью растекающегося по венам, затрагивая каждый уголок её тела и заставляя его превращаться в оголённый нерв.       Джонатан медленно спустился ладонями вниз с плеч Элизабет, касаясь кистей и переплетая тонкие прохладные пальцы со своими.       — Я не отпущу тебя, моя леди, — поцелуй сзади в шею — нежный и страстный.       Элизабет сжала руку Джонатана и закусила уголок губы, сдерживая лёгкий стон. Недолго постояв в тягостной задумчивости, она развернулась к мужчине лицом и посмотрела ему в глаза, взяв заросшее густой бородой лицо в свои ладони.       Чуть привстав, леди Эшбери вновь поцеловала экона, не в силах отказать себе в таком удовольствии, рукой незаметно расстёгивая пуговицы на горжете. С ним, чувствуя, что он рядом и готов помочь, поддержать, что бы не случилось, она чувствовала какое-то странно трепетное умиротворение, дрожь от которого усиливалась с каждым разом как её касались сильные руки и выразительные взгляд.       Джонатан же, чувствуя, как безумная страсть накрывает его сильнее, чем когда-либо, перехватил руку Элизабет и, положив себе на плечо, принялся сам расстёгивать на ней куртку. Вскоре её одежда полетела на пол, а сама она уперлась ногами в край дивана. Доктор, разорвав поцелуй, взглянул в лицо женщины — до чего оно сейчас было прекрасно! — и, надавив ей на плечи, уложил на спину, сам нависая над ней. Ловкие женские пальцы проходились по плечам Джонатана, его груди, крепкому торсу, избавляя и его от плена одеяний, желание почувствовать его совсем близко — кожа к коже.       Мужчина, скользнув руками вниз по тонкой талии, сжал её ягодицы, продолжая впиваться в чуть припухшие губы поцелуями. Шаря по всему телу, его пальцы легко коснулись влажного лона.       — Джонатан… Не надо, — прошептала Элизабет, упершись ладонями к плечи мужчины и ещё сомневаясь в правильности того, что она позволила страсти захлестнуть себя с головой. Но Джонатан не слушал, спускаясь поцелуями на её грудь, небольшую и аккуратную, рукой лаская вторую. Казалось, они оба сошли с ума и…       Вампир коснулся губами нежной шеи Элизабет, несдержанно, неосторожно, с жадностью такой, словно… Словно это была безумная жажда крови, когда он не помнил, где явь, где бред, и была лишь одна цель: испить горячей крови, а теперь — желание быть к ней ещё ближе. Овладеть ею. Элизабет тихо застонала, поглаживая широкую спину мужчины, и чуть прогнулась в пояснице, теснее прижимаясь к нему. Джонатан, почувствовав безумный всплеск адреналина, едва слышно зарычал, будто дикий зверь, и вонзил клыки в белую, почти прозрачную кожу. Элизабет вскрикнула и закусила губу, не столько от боли, сколько почувствовав, как по шее стекает горячая кровь, обжигая, словно расплавленный металл.       — Пей, — исступлённо прошептала она, зарывшись пальцами в тёмные короткие волосы, — пей, Джонатан, — Элизабет чувствовала, как в её бедро упирается тёплая налитая кровью плоть, видела, как посинели от возбуждения вены на теле экона, и сама хотела большего, сердце стучало, а внизу живота появилась приятная тянущая боль. На лбу её проступила возбуждённая испарина, а огненные пряди растрепались и налипли на лицо.       Джонатан прошелся языком по алой дорожке от выступающей ключицы до места укуса, опаляя женскую шею горячим дыханием, растягивая удовольствие, и разумом, его ничтожным остатком, беспокоясь о том, что как-то может навредить Элизабет, но желание было куда сильнее. Он жадно припал к сочащейся ране, и, свободной рукой поддерживая леди Эшбери за талию, вошел в ее горячее влажное нутро и глухо застонал, стиснув челюсти, начиная медленно двигаться. Элизабет издала вскрик, переходящий в томный стон, и впилась ногтями в спину экона, коленями стиснув его бёдра. Она прежде не могла допустить для себя и мысли, что тяжесть мужского тела, ощущение в себе распирающего изнутри органа, жар поцелуев могут быть на столько желанны и приятны, а теперь всё бы отдала, лишь бы эти мгновения длились как можно дольше.       Джонатан, едва сдерживая бушующую страсть, чтобы буквально не разорвать в клочья свою пассию, увеличил темп, с каждым новым толчком заставляя её стонать, вскрикивать, выгибаться под ним. Новый укус — и снова до крови, над левой грудью, что так соблазнительно ритмично покачивалась с каждым новым движением. Элизабет терялась в извращённом блаженстве, теснее прижалась к своему мучителю, запрокинув голову и крепче сжав его бедра коленями.       Они горели, сгорали в страсти друг к другу, и натиск этого безумия был столь силён, что они уже не выдерживали, став единым целым. Джонатан, до боли сжав левую грудь Элизабет, вжался в нее, задрожав всем телом, и излился густым семенем, чувствуя, как она содрогается вместе с ним, судорожно цепляясь за его плечи…

***

      …Она лежала у него на груди, нежная, милая, лишенная стальных лат, что она, не снимая, носила всю жизнь.       — Джонатан, — едва слышно позвала она, — я больше не вынесу… Такой жизни, — Элизабет, тихонько всхлипнув, прижалась к бледной груди вампира, слегка поглаживая пальцами его плечо.       — Если там суждено гореть в аду, — Джонатан завёл огненную прядь за покрасневшее от недавних слёз ухо и едва заметно улыбнулся, глядя в её глаза, — мы сгорим там вместе.