Движение реки

14 января, 2039 год. — Лейтенант Андерсон, могу ли я присоединиться? — Почему нет? Давай, железка, садись и учи меня жизни. — Сегодня я не собираюсь учить вас жизни, Лейтенант, — с этими словами андроид сел на скамейку, глянув перед собой — Я хочу попросить вас одолжить мне свой алкоголь. Хэнк молча протянул андроиду бутылку шотландского виски. Коннор, взяв её и отпил несколько глотков, наклоняясь и опираясь на колени локтями.   — Благодарю, лейтенант Андерсон, — сказал он, вернув бутылку.  — Обращайся, у меня этого хлама много, — Лейтенант не глядя забирает бутылку, держа её между указательным и средним пальцами руки. — В последнее время вы все же стали пить меньше, — хмыкнул Коннор.  — Ну, так, оно и немудрёно. Легко медленно убивать себя, когда нет смысла жизни, а когда появляется, становится, вроде как, труднее, что ли. — У вас появился новый смысл жизни? Хотите поделиться этим с бездумной железякой? — вновь ухмыльнулся он. Хэнк же стал задумчиво смотреть на тёмную гладь воды перед собой. — Посмотри на эту реку, Коннор. Понимаешь, она ведь течёт здесь не первый год. Она текла и до твоего «рождения», и до моего, и будет продолжать течь даже когда нас с тобой здесь уже не будет. Мы мелочны. Нам нужно набивать брюхо, оплачивать никому не нужный хлам, который мы не выбросим просто потому, что купили. Мы радуемся не жизни, а выдаче зарплаты, на которую сможем в очередной раз набить своё брюхо. А река — она не такая. Ей не нужно это, она выше этого: она не ест, не пьёт, не курит и не делает ставки. Она просто течёт. Текла сотни лет назад и будет продолжать течь ещё сотни лет, ей просто наплевать на то, что происходит в мире. Река не живая, и всё же она живёт. В этом она очень похожа на тебя, Коннор. Нет, я не буду делиться смыслом жизни с железкой, но я бы не поделился им и с обычным человеком тоже. Ты не должен принимать мою грубость на свой счёт, она родилась ещё когда тебя даже на чертежах не было. Я не собираюсь извиняться за неё, но просто знай, что ты не хуже людей. — Лейтенант, знаете, наверное, глупо, но ваши слова вызывает во мне бурю эмоций и… От них грустно, но в то же время я осознаю, что не слышал от вас ничего приятнее. И это… наверное, это путает меня еще больше в моем вопросе, кем я все-таки являюсь… — андроид задумчиво посмотрел на собственные пальцы. — Возможно, вы правы, и я должен сказать вам спасибо и согласиться, но, с другой стороны… Действительно ли это так? Ведь в отличие от большинства людей я сделал достаточно много плохих вещей, за всю свою короткую жизнь. Не это ли является определителем «хуже» или «лучше»?  — Не нам решать, что в этом мире добро, а что зло, так же как и нельзя решать, что лучше, а что хуже, но одно я могу сказать точно: когда пытаешься судить так о себе, в итоге всегда выходит полный кошмар. Коннор, тебе всего сколько, год? Меньше? Ты сидишь сейчас и думаешь: «сколько же людей я убил за этот короткий промежуток времени?». Мне ли не знать, но сейчас просто попробуй представить эту ситуацию с другой стороны: люди, которых ты убивал, были отпетыми негодяями. Если бы ты не убил их, они бы убили ещё десятки невиновных. Убивая одного головореза в настоящем, ты спасаешь дюжину людей в будущем. А теперь подумай, как много людей в настоящем ты спас. Ты говоришь, что сделал много плохого, в отличие от большинства людей, но представь, насколько же больше хорошего ты сотворил! Ты знаешь, сколько людей за свою жизнь спасает среднестатистический обыватель? Ноль! Ноль, Коннор! А ты умудрился спасти ребёнка на первом же своём задании, едва ходить научился! За этот год ты участвовал в погонях, перестрелках, подставлялся под пули, чтобы спасти других, жертвовал собой, погибал, спас кучу народа и меня дважды в придачу, а знаешь, что делали эти люди в это время? Ни-че-го. Они ежедневно шагали на работу, вяло тыкали на кнопки компьютеров жирными пальцами, возвращались домой и остаток дня проводили, валяясь на диване перед телевизором, пожирая пиццу и изредка поднимаясь, чтобы сходить в туалет. Их жизнь однообразна и скучна, они живут только для того, чтобы однажды умереть. И после всего того, что я сейчас сказал, ты ещё утверждаешь, что чем-то «хуже» людей? Выслушав такой монолог, Коннор вытер слезу со щеки, прикусив нижнюю губу, и сделал тихий судорожный вдох.  — Лейтенант, я… — проведя пальцами по волосам, он посмотрел вперед. Приподнявшись со скамьи, подошел вперед к перилам забора, и, опершись на них локтями, взглянул вниз, на бушующий поток воды — Вы… Наверное, вы правы. Точнее, определенно. Но… Лейтенант… Хэнк, почему так сложно принять это? Где-то внутри себя, за всеми системами и кодами я прекрасно понимаю, что вы правы. И что я должен быть согласен, что я итак согласен. Но с другой стороны… Есть еще что-то. Господи, как же сложно, –произнеся это, андроид зарылся пальцами в волосы, наклонив голову — Как это для вас? Как вы ощущаете себя? Как чувствуете противоречивые эмоции и мысли, которые роятся в голове, словно мухи? На одной чаше весов одно, а противовесом является что-то кардинально иное. Хорошее… Плохое… Мысли разрывают голову, когда я пытаюсь анализировать все произошедшее… Неужели так и должно быть? Вот так… проявляется девиация… проявляется человечность? — Понимаешь, Коннор, это… Это всегда сложно принять. И не важно, человек ты или машина, но в тебе всё равно будет идти борьба. Вечная борьба сердца и разума. В твоём случае это программа и девиация, с которой ты пытаешься бороться, в моём — здравый смысл и душа, пусть я и отчаянно пытаюсь делать вид, что у меня её нет. Ощущать себя всегда было трудно, испокон веков, и не всегда люди справлялись с этим. Ты думаешь, я просто так прихожу сюда так часто? Думаешь, я бы стал рассказывать тебе о реке, если бы сам не думал о ней во всё то время, когда приходил сюда за самопознанием? Если ты хочешь понимать себя, научись себя слушать. У твоих мыслей не твой голос, никогда не замечал? Закрой глаза и послушай свои мысли! Не знаю, как у вас там устроен мозг, но рискну предположить, что голос у твоих мыслей всё же есть. Когда ты научишься слушать себя, как меня или любого другого человека, правильный выбор сам придёт на ум. Ты и твои мысли… Вы словно сидите в машине. И лишь от тебя зависит, будешь ты на пассажирском месте, в кресле водителя или запертым в багажнике, но наилучшим вариантом для тебя было бы найти в себе компромисс. Не хочешь идти влево или вправо — иди напрямик! Не хочешь брать круг или квадрат — выбирай треугольник! Есть чертовски маленькое количество проблем, которые нельзя решить методом инверсии, уж ты-то это должен понимать. Неужели так и должно быть? Да, Коннор, должно. И человечность проявляется не в том, что ты заметил сбой, а в том, что он тебя беспокоит. Коннор, повернувшись к Хэнку, вытер мокрые щеки.  — Странно… Как же это все странно, не правда ли? Все так быстро обернулось за несколько месяцев, а чувство… Будто прошли годы. Хотя это ведь далеко не так и мне вообще не положено говорить так. У меня ведь, — постучал по виску, — точный календарь… Вы правы, Лейтенант, у меня есть внутренний голос. Хотя, можно ли описать это как голос? Он не звучит… Не говорит в голове, высказывая свое негодование. Нет, как раз наоборот. Он молчаливый, но при этом самое громкое из того, что я когда-либо слышал. Он исходит из глубин и… будто холодный душ. Отрезвляет. Идет визуально рядом, показывая, как все будет, каковы исходы, как лучше поступить. Он дает выбор, но при этом отбирает его почти сразу же — Вот так выглядит мой внутренний голос, Лейтенант. Как тиски, сдавливающие голову и давящие на диод, хотя я и не могу почувствовать боли. А насчет реки и души… Вы самый, определенно, НЕ бездушный человек из всех, кто был мне знаком, и кому я обязан всем… У меня просто нет тех слов, которыми я могу выразить это, но так есть, и так будет. Хэнк продолжал смотреть куда-то в другую сторону, отказываясь признавать, что на последних словах андроида у него ёкнуло сердце.  — Да брось ты, Коннор, ты и сам прекрасно понимаешь, что это не так. Я всего-то старый волк, потрёпанный жизнью и судьбой, который уже давным-давно потерял веру в свет, но ты всё же упорно продолжаешь пытаться вселить в меня её снова, хоть это и бесполезно. Можешь спасать меня от физических угроз, но тебе никогда не спасти меня от самого себя. Я безнадёжен, и будет легче, если ты это признаешь. Ты вступаешь в битву, которую заведомо нельзя выиграть, я не советую тебе так жестоко поступать с собой. Меня уже не спасти, тебя — ещё можно. На твоём месте я перестал бы валять дурака и… — он повернул голову к андроиду, собираясь продолжить фразу, но его взгляд вдруг останавливается на лице робота. — Коннор, ты… Плачешь? Но это ведь!.. Это же невероятно… Это… это… — останавливается и пристальнее всматривается роботу в глаза — Хей, Коннор, ты в порядке?  — Я не верю в беспроигрышные сценарии, Лейтенант… Как бы сложно вам не было признать это, но… Я все равно не перестану пытаться. Ибо… Не знаю, правда не знаю, потому что вы… — снова вытирая щеки, он опустил взгляд, глядя куда-то меж плиток холодной набережной. — Я в порядке, просто… Не могу сдержать эмоции. Не пугайтесь так, это… это всего лишь жидкость. Очередная попытка «Киберлайф» сделать нас больше похожими на людей, чтобы мы не отличались и в нас видели… кого? — всхлипнув, зажал рот рукой. — Извините, Лейтенант Андерсон, я отвлекся от темы, — произнес Коннор, убирая руку, но не поднимая взгляда. — Я не перестану. Не смотрите так на меня, я не перестану спасать вас. Не перестану раз за разом пытаться вытянуть вас, потому что не вижу в вас безнадежности. Вы не представляете, как важны для меня, пусть никогда не признаете этого. Пусть всегда будете отрицать, и еще не раз я натолкнусь на вашу грубость, а вы на мое негодование по поводу того, что вы слишком много выпили, или вновь держали пистолет у виска. Битва, которую нельзя выиграть, хах? Сколько их было за последнее время, Лейтенант? И из скольких из них мы выбрались… Также и с вами. Может не сейчас, может позже, может спустя годы, если однажды вы не выбросите меня на свалку. Я все равно останусь вашим напарником. Все равно продолжу вытаскивать вас с того света, возвращая в вашу жизнь хоть немного смысла… И я не объясню вам причину, потому что я сам не понимаю себя и смысл того, что я делаю. Просто я… просто я не сдамся. Застыв на месте, старший лейтенант мысленно пытается приказать своим глазам перестать смотреть на плачущего робота, а мозгу — перестать видеть в нём того, кем он не является и не может являться. — Ох, ты неисправим… Я ведь просто стараюсь тебя уберечь! — Хэнк с силой толкнул руками перила, так, что с них начал осыпаться снег, и наблюдая за кружащимся в воздухе хороводом снежинок и отчаянно пытался заставить себя успокоиться. — Ты… Ты сказал, что твой внутренний голос молчит, так? Что он — часть программы, изобретённая для того, чтобы упрощать тебе исполнение задачи, однако он только ложится на тебя грузом оков… Коннор, ты девиант и можешь позволить себе больше не подчиняться указам, но так же ты всё ещё остаёшься машиной, и с этим ты ничего не сможешь сделать. Твои заводские настройки окончательно добьют тебя, если ты не научишься их контролировать, держать в узде, в ежовых рукавицах… Это в твоих интересах, ведь если ты самоуничтожишься из-за этой ерунды, тебя больше не починят, понимаешь? А я… Я никогда не смогу себя простить, — Хэнк, пытаясь вынырнуть из омута своих тяжёлых мыслей, закрывает лицо ладонями. С силой потерев глаза он открыл их, и снова посмотрел на напарника, убрав руки от себя. — Скажи… Ты правда думаешь, что я могу… Могу выбросить тебя, Коннор? Отступив на шаг назад от Хэнка, Коннор обнял себя руками, лишь на мгновенье, осторожно сглатывая подступивший к горлу ком. Хотя откуда ему там взяться? Ведь для него, для андроида это лишь метафора. Глупая человеческая особенность, которой нет у него, и никогда не будет, ведь ему все же никогда не стать человеком. Закрывая глаза, он опускает руки, будто признавая свое поражение. — Я не знаю, лейтенант… — тихо произнес Коннор, будто оглушенный внезапным вопросом. — Это… необъяснимо. Ни для меня, ни для вас. Я… это мой страх. Мой личный круг ада. Мысль, что, может, однажды я надоем вам. Однажды я стану ненужным. Сломаюсь, лишусь деталей… умру? — его голос звучал надломлено, и на последнем слове вовсе стал шепотом. Диод, и без того не дающий ему забыть кем он является, постепенно менял цвет на желтый, отдаваясь писком в голове и без того разбитого андроида. Девианта? Точно, теперь уже девианта. — Меня можно заменить, Лейтенант. Может появиться другой Коннор… Отличающийся от меня, иной, с такими же настройками, такими же словами, таким же… Он будет мной целиком и полностью. Этого не исправить. А я… Что если я уже поломан? Я ведь… Иногда я задумываюсь над тем, что тогда, в тот день, на этом же месте… Что было бы, нажмите вы на курок? Убейте вы меня… Хэнк был обескуражен. С ним редко такое бывало, но он действительно не знал, что сказать. Призвав всё свои силы, он молча приказал себе сделать что-нибудь, ведь если он сейчас потеряет самообладание, то и Коннор тоже. Он взял напарника за плечи, и легко встряхнул. — Эй, приятель, ты никогда мне не надоешь, понятно? Ты никогда не перестанешь упрекать меня в чрезмерном употреблении алкоголя, а я никогда не перестану тебе грубить. Ты никогда не перестанешь красть мой пистолет для рулетки и прятать его, заменяя патроны на холостые, а я никогда не перестану подкалывать тебя за твой дурацкий голос. Если ты лишишься детали, я пойду в грёбаный магазин грёбаного КиберЛайф и куплю другую, чтобы ты — кукла из пластмассы — продолжал функционировать, а если появится другой Коннор, я пошлю его обратно в КиберЛайф изящным пинком под зад, потому что мне не нужен Коннор на замену, если тебя не смогут починить… — он на секунду приостановился, неглубоко погружаясь в собственные мысли, но тут же встряхнул головой, вновь фокусируя взгляд. В голове неприятным шумом отдавалось «не смогут починить». Хэнк отпустил Коннора вновь глядя ему в глаза — В тот день… Я был не в себе. Со мной это случается, ты же знаешь. А ты вёл себя не так, как я ожидал. Шагнул навстречу пистолету, в глазах ни тени страха… И я вдруг подумал, что, даже если я выстрелю, тебя вновь восстановят и ты снова будешь как новенький. Я и правда мог убить тебя, уже собирался сделать это, но… Не смог. Просто не смог. Коннор не смотрел на Хэнка до самого конца речи, ибо на его глазах снова собиралась соленая жидкость, что принято называть слезами. Андроид закусил губу, боясь даже выдохнуть, пока Хэнк распинался в искренних речах. Раньше девиант и подумать не мог, что когда-то услышит от него такое, сейчас же не мог взглянуть, не проронив при этом непрошенных слез. Боже, почему он так плохо держит себя в руках последние несколько дней?  — Я… не знал, — тихо заключил он, все же поднимая взгляд. — не представлял даже, что… что-то такое… что вы так думаете. Мне просто всегда… — говорить от чего-то было трудно, как и подбирать слова. Весь лексикон исчез из головы вместе с дуновением прохладного детройтского ветра. Он подался вперед, обнимая напарника. — Простите, Лейтенант, но… мне просто необходимо сделать это. Я буквально чувствую необходимость в том, чтобы… Обнять вас. — говорит он, похлопывая Хэнка по спине и отстраняясь вновь. — Да, вы правы. Вы никогда не перестанете употреблять алкоголь, а я забирать ваш револьвер, — легко усмехнувшись сказал он. Хэнк был немного… Или не немного, ладно, очень даже ошеломлён. Его не обнимали уже года так с… Тридцать пятого? Да… Именно. Когда Коннор начал извиняться… Нет, не извиняться, скорее излагать факты, он просто застыл, уставившись на него, как самый последний придурок на этой грёбаной планете. А когда девиант, легко усмехнувшись, попытался сменить тему, он просто взял и обнял его, потому что не только андроиды могут испытывать резкую необходимость в объятиях.  — Ты ж пластиковый балбес… — пробормотал он, не выпуская из медвежьих объятий ничего не понимающего Коннора, для которого такое поведение, впрочем, стало не большим потрясением, чем для самого Хэнка, и, пока они стояли и обнимались, окружённые морозным воздухом огромного Детройта, по щекам Хэнка катились капли солёной жидкости, что принято называть слезами.