Коли настане день, Как только наступит день, Закінчиться війна, Окончится война, Там загубив себе, На ней я загубил себя, Побачив аж до дна Заглянув в самую глубь её.
Ты стоишь, светясь таким тихим, но ровным и стойким счастьем, что даже ливень не может смыть его с твоего лица. Ты опустошён и как будто вывернут наизнанку, ты, оставивший всего себя на поле. Окидываешь усталым взглядом ревущие трибуны, и сил хватает только на то, чтобы пропускать через лёгкие воздух. Вымотанный, с мелко подрагивающими от долгого бега икрами, ты ловишь каждой клеточкой кожи дождевые капли и, моргая, до невозможности долго не открываешь глаза. И всё же я никогда не видел тебя настолько счастливым. Гул вокруг переходит в бешеный вой, и на мгновение весь мой мир окрашивается в сине-бело-красные оттенки. Всё вокруг такое яркое и назойливо цветастое, в то время как тебе хочется просто рухнуть на газон, спрятав лицо в ладони, измученно улыбнуться уголками рта, раствориться в каждой капле, стекающей с неба, и понять, что всё уже закончилось. Мы выиграли эту войну, Антуан, ибо это была именно она. Настоящая битва не на жизнь, а на смерть, и мы выстояли её. Теперь можно почувствовать себя чемпионами, но это не приносит должного удовольствия, ибо мы всё ещё слишком вымотаны. Я подбегаю к тебе, обнимая за дрожащие плечи и утыкаюсь лбом в твой висок, чтобы шептать на ухо какую-то бессмыслицу: — Всё будет хорошо, Антуан, не плачь, ну ты чего, Гризу?.. — слова наслаиваются друг на друга и теряются в шуме дождя, который спрятал нас ото всех, и только моё горячее дыхание на твоей шее даёт знать, что мы ещё здесь: живые и непобеждённые. Всё уже хорошо, и именно поэтому твои слёзы сейчас такие солёные. Помнишь, как двадцать лет назад ты просил подписи у действующих чемпионов мира? Так вот, теперь можешь взять автограф у самого себя. Неужели не круто? Ну, Антуан... не плачь так сильно, здесь же люди. Твоё тело почти безвольно обмякает в моих руках, и требуется много сил, чтобы поднять тебя и заглянуть в глубокие как деревенский колодец голубые глаза, в которых точно так же отражается небо, и сотни огней с трибуны напротив рассыпаются фейерверком в расширившихся зрачках. Ресницы склеились, к мокрым щекам липнут мелкие травинки, ты моргаешь часто-часто, но остановить поток солёных ручьёв всё же не в состоянии. Ты мечтал об этом дне всю свою жизнь, так давай же просто исчезнем в нём, пропадём навсегда и никогда, слышишь, никогда не вернёмся. Я хочу остаться здесь, с тобой, среди безумства ночных улиц, и даже если будет стыдно, дождь отпустит нам любые грехи в эту ночь. Моё приглашение для тебя — пара распахнутых рук, объятия которых ты принимаешь как мучимый жаждой путник встречает на своём пути ручей — ты бросаешься мне на грудь, с головой зарываясь в тепло и прижимаясь щекой к тому самому месту на футболке, где вскоре будут красоваться две звезды.Обійми мене, обійми мене, обійми Обними меня, обними меня, обними, Так лагідно і не пускай, Так нежно и не отпускай, Обійми мене, обійми мене, обійми Обними меня, обними меня, обними, Твоя весна прийде нехай. Пускай придёт твоя весна.
Как расцветают по весне ирисы в саду, так и ты сейчас раскрываешься у меня в ладонях, и я боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть твой тихий смех, звенящий колоколами далёкой церкви в воскресное утро. Как первого мая утопает Париж в ландышах, так и я сейчас иду ко дну в твоих руках. Как становится легче на душе от запаха лаванды, так и моё сердце успокаивается, когда я провожу носом по твоему затылку, и бешеные, будто набатные удары сердца сменяются ровным ритмом.I от моя душа И вот моя душа Складає зброю вниз, Складывает оружие вниз, Невже таки вона Неужели всё-таки она Так хоче теплих слів? Так хочет тёплых слов?
Ты как будто угадываешь мои желания и, вскидывая вверх подбородок, подаёшься вперёд, но теряешь равновесие, падаешь мне на плечо, нелепо взмахнув руками, и разгорячённо шепчешь по-французски: — Tous mes rêves se réalisent. La vie est belle, mon cher,* — а я улыбаюсь в ответ, потому что знаю, что вот оно — счастье, и мы оба его получим. — Telle quelle, — и, немного помедлив, вполголоса добавляю, наклоняя свою голову к твоей так, что наши лбы соприкасаются, и капли пота смешиваются на увлажнённой дождём коже. — Je t'aime, Antoine.** Ты закусываешь нижнюю губу и долго-долго смотришь в даль, туда, где раскалывается на разноцветные флаги небо за моей спиной. Долго думаешь, как будто слышишь признание впервые, и это не может не вызвать усмешку. Нахмуренные брови встречают меня в упор, задаваясь немым вопросом: "Pourquoi ris-tu de rire, enfoire?"*** Кажется, ты абсолютно серьёзен, и мне тоже приходится сделать постную мину, иначе ты никак не поймёшь, что со мной можно говорить на равных. — Je t'aime aussi... Lucas,**** — киваешь ты, как бы невзначай, но по твоим губам пробегает лукавая усмешка, и глаза, что так испытующе смотрят на меня, вдруг вспыхивают озорством. Чертёнок, ты же знаешь, что я терпеть не могу своё французское имя. Мне хочется думать, что каждое твоё слово искренно, что это истина незыблемая и нерушимая, которая не лопнет, как мыльный пузырь, лишь только ты протрезвеешь от минутного восторга. Но я принимаю их полностью, снимая с тебя все обязательства. Я хочу верить тебе, а остальное уже на твоей совести. Победителя никто не спросит, правду он говорит или нет.***** Вид у тебя такой сосредоточенный, и жилка на левом виске нетерпеливо пульсирует, будто готовая взорваться в любой момент. Буравишь меня взглядом, и если не знать, что через три часа ты, в хлам пьянющий, в прямом эфире признаешься в любви Деррику Роузу, можно подумать, что всё абсолютно серьёзно. Но я не ведусь на эти форвардские штучки. Хохоча, прижимаю к груди твою голову — ты послушно наклоняешься, и эти вздохи, которые выходят из твоего рта вместе со смехом, чувствуются даже сквозь одежду. Господи, просто обними меня. Пусть всё катится к чертям именно сейчас. — Serre-moi,****** — пара слов, и я уже чувствую, как твои руки поглаживают спину. Раствориться бы в этом ощущении или принимать его как целебные ванны. Прошу, держи меня так всю жизнь.Обійми мене, обійми мене, обійми Обними меня, обними меня, обними, Так лагідно і не пускай, Так нежно и не отпускай, Обійми мене, обійми мене, обійми Обними меня, обними меня, обними, Твоя весна прийде нехай. Пускай придёт твоя весна.
Я подарю тебе всё своё счастье от этой победы и разделю с тобой сладостные минуты ликования. Твоя весна уже здесь — так упивайся же запахом майского цвета как вином, Антуан! Купайся в лучах славы и пробуй победу на вкус, пока моя душа тает в твоих ласковых объятиях. Я горжусь тобой, и это читается в каждом движении и беглом взгляде, в каждой передаче мяча на поле и в том, как я из раза в раз бегу к тебе после забитого парнем в футболке с седьмым номером мяча. Пойми это, Антуан. Я хочу, чтобы весь мир увидел нас резвящимися в шуме всеобщего ликования, которое сегодня опьяняет похлеще алкоголя. Я никогда не отпущу тебя, и раз уж мы прошли вместе этот огромный тернистый путь, то пройдём и ещё миллион таких же. С тобой я загубил самого себя, ибо не могу больше ступить ни шагу без солнечной улыбки твоих губ. Утонув в небесно-голубых с белесоватыми прожилками облаков глазах, я не представляю себе другой жизни. Дай мне знать, что она не закончится так скоро. Держи меня крепче, Антуан, и я сам всё пойму.