Если

Я теребила красную нить на своем запястье и ждала вердикта доктора, который просматривал лечебную карту. Он пристально вглядывался в неё, иногда хмурил брови, иногда поправлял толстые очки в роговой оправе, казалось, просто подбирая слова, а может просто и не зная этих слов. Меня раздражали солнечные лучи, падающие на мою кожу, хотелось, чтобы настроение за окном совпадало с внутренним – холодным и мокрым, но, увы, погода не спешила тревожиться и печалиться вместе со мной. Ей было всё равно на проблемы людей, и яркие лучи обжигали утренних прохожих людей за окном. Шум и гам никак не прекращался, а в отделении больницы то и дело пищали, звонили и громко кричали санитарки. Хотелось закрыть уши и больше не слышать ничего. - Итак, - наконец произнёс Валерий Юрьевич, переведя спектр моего внимания на себя. – Думаю, вашему брату пока ничего не угрожает, подержим его в реанимации ещё до вечера и, как только он выйдет из наркоза, положим в общую палату. - Он будет жить? – надрывающимся голосом, спросила я, хотя услышала вполне обнадёживающий ответ. - Душенька, вы меня слушали вообще? - Простите, - немного качнув головой, прошептала я. – Тогда мне можно идти? - Идите, - сложив руки в замок у себя на деревянном столе, уверенным грубоватым голосом пропел лечащий врач. Ватными ногами я вышла из душного кабинета, в прохладный коридор, шум которого, ещё больше сбивал с ног. Все спешили, кричали, перед глазами мелькали белые и зелёные халаты медсестёр, санитаров, докторов. Хотелось сесть, обхватить себя двумя руками и закричать, чтобы это всё прекратилось, чтобы мир остановился на мгновение, а я перевела дыхание. «Стойте! Стойте! Стойте!» - разрываясь, кричал внутренний голос. Но ничего не случилось от этих криков, ничего не случилось, и не должно было случиться, но ведь иногда так хочется, чтобы твою боль внутри кто-то услышал и вылечил, как лечат открытый перелом. Я вышла на улицу и облокотилась на стенку. Прямо напротив меня стояла телефонная будка, к которой нужно было уже подойти и набрать знакомый номер, услышать родной голос, который всегда успокаивал, но что-то было не так… Меня почему-то тошнило от всех действий, которые довелось совершить и ещё предстоит сделать. Делать было нечего, как говорится, мы в ответе за тех… кого мы любим. Один мой любимый мужчина сейчас лежит в реанимации с катетерами в какой-то затхлой больнице одного из районов Московской области. Я даже забыла как называется этот город, помню только, что таксисту заплатила немалую сумму, лишь бы только он довёз меня до места назначения. Я набрала на автомате знакомые цифры, которые дома весь прошлый день щелкала по нескольку раз. Не прошло и трёх гудков, как на том конце трубки знакомый взволнованный голос ответил. - Кать! Это ты? - Да, Макс, это я, - закрыв глаза, представила своего мужа здесь во плоти, но у меня не получилось, ком в горле мешал думать и жить. - Как он? - Нормально. Вечером его переведут в общую палату… Если всё будет хорошо… - сказала я последнее предложение надрывным голосом. - Не переживай, дорогая, всё будет хорошо. Вместе мы справимся, помнишь? - Помню. - Я приеду через два дня, и мы заберем его в самую хорошую больницу, где ему окажут самое лучшее лечение, уж я позабочусь об этом. Просто не забывай, что я всегда рядом, - тёплым голосом произнёс Артём, поддерживая свою никчёмную жену, которая даже не чувствовала облегчения от этих слов, которые помогали из раза в раз. - Да, удачи, я позвоню чуть позже. - Береги себя, - последнее, что мне дано было услышать в трубке, пока она не стукнулась о кнопку отбоя. Я облокотилась о серый автомат с облупленной синей краской и, закрыв глаза, попыталась отключиться. Но это не помогло. Моё сознание не хотело меня покидать и на минуту, а мне нужна была тишина, хотя бы минута тишины без мыслей и эмоций. Я повернулась лицом к входной двери, через которую то и дело сновали быстрые санитары, как муравьи, копошащиеся в своём муравейнике. Больные сидели на лавочке недалеко и затягивались раз за разом спасительной дозой никотина. У одних была перемотана голова, у других – нога, а третьи вообще вышли с капельницей и бандажом на голое тело. «Вот, кому действительно плохо. Их боль – боль настоящая, зримая, ощущаемая. Они страдают и болеют, а тебе лишь нужно убавить звук своих эмоций» - твердило сознание. Я переводила взгляд от одного человека к другому, и так мой взгляд зацепился за человека, где не было ни лавочек, ни больных. Человек стоял и курил, размеренно выпуская в воздух клубки сизого дыма. Казалось, эта степенность и медлительность действий, совершенно не подходила для этого страдающего, всегда кричащего и спешащего места. Но он был здесь: тихий и спокойный, отрешённый от этого мира и смотрящий куда-то вдаль своих мыслей. На мгновение я захотела стать им – незнакомцем у стены, который был далеко от этой суеты, но как только он заметил, что я смотрю на него, неотрывно поглощая его спокойствие, ком в горле стал расти. Он возрос до такой степени за такой маленький промежуток времени, что мне нужно было опуститься на колени и найти подходящее место в траве, чтобы из меня вышло всё, что накопилось за этот день. Все стали больше суетиться, а две санитарки подбежали и стали щебетать обычные фразы о здоровье и о помощи. Когда приступ прошёл, а я обернулась в поисках незнакомца, параллельно отнекиваясь от помощи сестёр, его уже там не было. Спокойствие ушло, как и ком в горле. - Может, Вас положить в отдельную палату, чтобы вы отдохнули? – взволнованно щебетала сестра, подавая марлю, чтобы я вытерла рот. - У вас так много свободных мест, что Вы предлагаете мне целую палату? – устало сказала грубым тоном я, а молодая санитарка, опешив, невнятно что-то пробубнила себе под нос. – Вот, и не беспокойтесь. Отделение реанимации находилось в самом дальнем отделении травматологии. Странное расположение и ещё более странные витиеватые коридорчики, освещенные мигающими лампочками, которые слепили глаза проходящих под ними людей, заставляли голову болеть ещё сильнее. Медленными шагами, покачиваясь от усталости и иногда касаясь левым боком стены, я дошла до закрытой двери, сверху которой большими печатными красными буквами ярко светилась надпись «РЕАНИМАЦИЯ». Это слово так сильно рябило в глазах, что ком в горле стал накатывать снова. Поморщившись, за неимением сил больше стоять на двух ногах, сползла по облупившейся стенке в зелёной выцветшей краске. - Всё будет хорошо, Миш. Всё будет хорошо… - скорее для себя твердила я как молитву, сидя под дверьми пустующего коридора реанимации. Не знаю сколько прошло времени: может, час, может, два, а может, целая вечность или один миг. Мне казалось, что я так и продолжала смотреть на мигающую лампу над моей головой и думать ни о чём, пока меня не отвлекли лёгким касанием к моей руке. Я открыла глаза и передо мной начало плыть всё пространство. Видимо, усталость призвала сон, чтобы организм не пробовал умереть хотя бы от перенапряжения. Когда я сконцентрировалась на человеке, который потревожил мой отдых, я узнала того парня, который отрешённо стоял в паре метрах от меня и спокойно курил, несмотря на всеобщую беготню. Он сидел на корточках прямо напротив и пристально разглядывал меня своими любопытными зелёными глазами. - Который час? – без приветствий поинтересовалась я. - Четверть второго, - спокойно ответил парень, наконец, отвлёкшись от моего лица и сев возле противоположной стены на холодный пол. - Я не долго спала, оказывается, - для себя пробубнила я и попыталась сориентироваться, что делать дальше. Нужно было позвонить родителям, еще раз набрать Макса ближе к вечеру и совершенно точно сходить перекусить. Нужно было купить чистые простыни, чтобы когда брата перевели в общую палату он не мучился на тех, которые стелют под каждого больного. Нужно было поговорить с доктором ещё раз и ещё много мелких деталей, которые не терпели отлагательств. - Ночи, - вдруг сказал собеседник. - Что ночи? – не поняв его, переспросила я. - Четверть второго ночи, - саркастически улыбнувшись, заявил мужчина. – Вы проспали около двенадцати часов. - Что? – удивлённо переспросила я, хотя совершенно точно слышала время. – Не может быть! Я не могла так долго… Но как Вы… - Узнал, что Вы так долго спали? – закончил моё предложение мужчина. – Просто проходил мимо и увидел как вы спите, потом проходил вечером и застал ту же картину и вот прошёл сейчас, - пожал он плечами как будто всё было просто и понятно как дважды два. – Хотите кофе? - будто вспомнив что-то важное, спросил у меня собеседник. - Где Вы его нашли? – принимая из его рук кофейный напиток в стеклянной кружке, у которой был немного сколот край, спросила я. - Выпросил у медсестры. Вы даже не представляете, каких усилий мне это стоило, так что соизвольте выпить всё, хотя бы в уважение моим стараниям. - Даже не хочу спрашивать, что Вы сделали, чтобы получить кофе. - Лучше не спрашивайте, - засмеялся он и слегка разрядил обстановку. - А Вы так смешно падали на пол постоянно, что пришлось пододвинуть ближе этот стол, чтобы Вы о него опёрлись головой. А я и не заметила, что рядом со мной стоял теперь металлический стол, на котором должны были располагаться медицинские принадлежности, что я помнила лишь по изображениям памяти. - А ещё Вы храпите. Очень громко. - Что? Неправда! - Правда, правда. Мне казалось, что Вы разбудите даже тараканов на потолке. - Вы смеётесь надо мной! - Конечно, смеюсь. Вы храпите намного громче. Прелесть коридоров этого отделения в том, что по ним редко кто ходит: пара человек за час для этой больницы, захваченной персоналом и больными, это было ещё немного. Мы с новым знакомым просидели так ещё, наверное, пару часов, болтая о всевозможных смешных и грустных вещах, о которых, в принципе, не говорят, когда сидят возле реанимационной. Да, и кто, собственно составляет эти правила? - Это смешно: призвание женщины разве быть поварихой?! - Думаю, что нет, но красива та женщина, которая вкусно готовит. Кстати, а чтобы ты сделала для любимого мужчины? - Хм, дай-ка подумать… наверное, всё, что в моих силах. - Нет, слишком размыто… Ты бы уехала за ним куда-нибудь? - Как жена декабриста? Думаю, что да. Это же романтично! - А если включить здравый смысл? - Наверное, нет. Не люблю перемены. Тем более, если человек любит, разве он уедет? - А разве если человек любит, он не поедет? Мы на миг замолчали и уставились друг на друга, раскачивая стакан из-под кофе в руках на полу. Мы совершали одно и тоже движение вместе, даже не подозревая об этом и не замечая. Было что-то разряжающее и заряжающее в этой обстановке. Как будто мы и не сидели на холодном полу, как будто это вовсе и не больница с обшарпанными стенами и ворчливым персоналом. Как будто там за стеной не было ни мира, ни людей, ничего там не было, кроме этого коридора, блёклого света, который приглушали на ночь, и двух красных ниточек, повязанных на руках разных людей.